– Он учится делать то, чего никогда не делал прежде, потому что всю жизнь провел в одной комнате. В комнате без лестницы. Я смотрю на парнишку: он опять стучит по стеклу и заливается смехом. Я пытаюсь вспомнить, пытаюсь представить… – Он умеет, – говорит Алекс, как бы прочитав мои мысли. – Я видела несколько раз. – И у него сразу получилось? Алекс кивает: – Без труда. Он уже точно поднимался по лестнице. * * * Куинн паркует свою «Ауди» у старого тюремного квартала, который теперь переделали в роскошный отель с мощеным двориком, где полно баров и пиццерий. Болтая и улыбаясь, люди пьют кофе и нежатся на солнце. – Менеджера попросили задержать ее до нашего приезда, – говорит сержант и глушит двигатель. – Чертовски повезло, что Вудс услышал, как патрульный сообщает по рации о магазинной краже. – Фортуна решила подбросить Куинну спасительную карту, и Гислингхэм чувствует себя немного обиженным. Может, хотел еще повыслуживаться перед старшим по званию? Сержант пожимает плечами: – Он знал, что я пытаюсь найти ее; вот, наверное, и вспомнил имя. – И это точно та самая Пиппа Уокер? – Не сомневаюсь. Она стащила дорогущий дизайнерский помпон. Я видел ее сумку, она вся в этих штуках. – Помпон? Что это еще, черт возьми, такое? – бормочет Гислингхэм, пробираясь вслед за Куинном к перекрестку Карфакс сквозь огромные толпы людей, которые не видят, куда идут, и детей, которые не соблюдают правила и внезапно выскакивают под ноги, сквозь толпы покупателей, зевак и заблудившихся. Магазин высокой моды конечно же находится на Хай-стрит[23]. В витрине на хромированных кубах красуются драгоценности, туфли, сумки, солнечные очки. Когда они заходят, Куинн показывает на одну из полок. – А, так вот что называется помпоном? Откуда ж мне знать… Менеджер явно поджидала их у двери и теперь быстро отводит в сторону от тощей парочки пожилых американцев, разглядывающих головные платки с леопардовым принтом. – И где она? – спрашивает Куинн, оглядываясь. – Я попросила ее подождать в кабинете, – говорит управляющая тихим голосом. – Только она, знаете ли, начала громко себя вести. «Ну еще бы», – мысленно отвечает Гислингхэм. – Покажете нам? – просит взволнованный Куинн. Управляющая ведет их к дальнему помещению, которое кажется темным и тесным после просторного и сияющего белизной торгового зала. Сдвигает в сторону коробку с рекламными листовками и открывает дверь в кабинет. Внутри никого нет. Лишь пластиковый стул, компьютер и забитые документами полки. – Говорите, держали ее здесь? И где она, черт возьми? – Она не могла выйти через переднюю дверь, я бы ее увидела, – отвечает менеджер, побледнев. – А Хлоя тут все утро занималась инвентаризацией… Ну, точнее, должна была… Под звук смывающегося туалета открывается другая дверь. Оттуда выходит женщина и, заметив остальных, краснеет. – Хлоя, ты же обещала присматривать за мисс Уокер, – отчитывает свою сотрудницу менеджер. – Она ведь в кабинете? – взволнованно спрашивает Хлоя, держа руку на животе. – Я отлучилась всего на минутку – так долго терпела, но у беременных всегда… Куинн вскидывает руки над головой. – Черт! Видимо, она услышала нас. – Тут есть другой выход? – спрашивает Гислингхэм. – Задняя дверь ведет к Крытому рынку, – показывает управляющая, – но там у нас только мусорные баки… Она не успевает договорить, как Куинн с Гислингхэмом уже бросаются в указанном направлении. Выскочив на рынок, Гарет начинает заглядывать во все лавки подряд: закусочная, тайская еда на вынос, бутик, пекарня… И везде почему-то полно девушек с такими же длинными светлыми волосами и модным мелированием. Что голоса, что одежда у всех одинаковые. Они обращают на него свои испуганные, раздраженные и ошеломленные лица. Одна даже улыбается. Оказавшись на открытом пространстве в центре, Куинн видит, как Гислингхэм бежит к нему с противоположной стороны. Теперь они вдвоем разглядывают расходящиеся во всех направлениях улочки Крытого рынка. Вокруг багетные мастера, кондитеры, сапожники… Снаружи у цветочного магазина теснятся растения в горшках, плакаты на доске объявлений рекламируют концерты, выставки и спектакли в университетских двориках. Все равно что искать крысу в огромном лабиринте. – Видишь ее? – Неа, – отвечает Крис, всматриваясь в толпу. – Мы не в силах сами тут все обыскать, она может быть где угодно. – Будь ты на ее месте, куда бы спрятался? – тяжело дыша, спрашивает Куинн. – Может, где-нибудь повыше? – предполагает Гислингхэм. – Уже лучше. Как там называется эта кофейня? – «У Джорджины», но ее хрен найдешь в этом… – Сюда, – перебивает Куинн и бежит. Завернув за угол, он вскакивает на деревянную лестницу и стремительно поднимается наверх, где едва не сбивает официантку с подносом кофе. Многие посетители поворачивают голову, однако Пиппы среди них нет. Извинившись, Гарет идет вниз, уже медленнее. Куда, блин, подевался Гислингхэм? И тут у сержанта звонит телефон. – Нашел, – говорит Крис. – Маркет-стрит. Давай быстрее. Куинн выходит из рынка на улицу и сразу понимает, куда пошла Пиппа и почему. – Она внутри? – Зашла пару минут назад. – Гислингхэм кивает. – Другого выхода здесь точно нет, так что остается лишь ждать. – К черту ждать, идем. – Это ведь женский… Однако Куинн уже протискивается мимо терпеливо стоящих в очереди женщин, показывая свое удостоверение. – Полиция, пропустите. В сторонку. Обиженно бормоча, женщины расступаются. Куинн начинает стучать по дверям кабинок. – Полиция, выходите. Из одной кабинки, опустив голову и стараясь не поймать взгляд сержанта, выбегает азиатка с ребенком. Из следующей выходит с трудом передвигающаяся старушка. Затем – крепкая на вид женщина в твидовом костюме, которая во всеуслышание обещает «сообщить об этом вашему начальству». Закрытой остается лишь одна дальняя дверца, к ней Куинн и подходит. – Мисс Уокер, – громко говорит он, – нам надо поговорить. Откройте дверь, иначе я ее выбью. Трудно сказать, от чего у Куинна так бешено колотится сердце: то ли после бега, то ли от прилива адреналина. В наступившей тишине слышно, как в кабинке сдвигается засов. * * * В детстве я обожал картинки Эшера. Знаете, такие черно-белые, с разными геометрическими фигурами. Всяких интересных сайтов тогда не было, но я очень любил оптические иллюзии – и в особенности иллюзии Эшера, – поэтому для развлечения мне хватало и бумаги. Одно изображение, «День и ночь», даже висело у меня на стене. Вы наверняка его видели: это картинка, на которой невозможно понять, летят ли белые птицы на фоне темного неба или черные птицы на фоне белого неба. Такое же чувство у меня возникает, когда я захожу в оперативный штаб. Тут главное не то, на что ты смотришь, а с какого ракурса. От него все и зависит. Увидев выражение моего лица, члены команды замолкают. Я рассказываю им то, что сообщила мне супруга. Они долго переваривают информацию, потом тишину прерывает Гау. – Вполне вероятно, Харпер выпускал и ребенка. – Он снимает очки и достает носовой платок. – Девушка могла об этом договориться. – Но?.. – По его лицу я вижу, что после этих слов следует большое «но». – Помните, она сказала, что ничуть не стыдится своего компромисса с Харпером? Язык тела подтверждал ее слова. Значит, ее беспокоит что-то другое. И вот я спрашиваю себя: как же объяснить тот факт, что ребенок явно не провел всю свою короткую жизнь запертым в подвале, когда госпожа Нил уверяет нас в обратном? Лично я, – Гау надевает очки обратно и смотрит в мою сторону, – склоняюсь к самому простому объяснению.