Отойдя от скверны на почтительное расстояние, я быстро объяснил, что за пятнадцать минут в скверне ничего остроухому не будет, ведь тот же конокрад провёл в ней полчаса. Сама полёвка расположилась недалеко от начала скверны, других тварей рядом нет. Окончательно остроухий успокоился и приободрился, когда мы дошли до нужного места и он различил среди деревьев вход в нору. Финалом я постоял у норы немного и спокойно вышел обратно. — Рот прикрой. — А-а-а… Ага… О-о. Вот это… Это что, господин, таких как вас твари не замечают? — Я же говорил, что нашли способ. — Да помню я, но вот видеть. — Ещё и не такое увидишь, когда мы в другие места попадём, — я похлопал ратона по плечу и сказал готовиться, а удивление пусть он оставит на потом. По моему указанию Хашир к правой голени привязал два меча, на внутреннюю и внешнюю стороны, крепко обмотал верёвкой, замотал куском ткани и ещё раз верёвкой. И привязал себя длинной верёвкой к одному из деревьев — это была страховка, как и свиток с «Паутиной» во внутреннем кармане моей куртки. — Помнишь, что я тебе говорил? — Да, господин, помню всё. Идти медленно, выпячивая правую ногу. Вы там у норы будете смотреть, ждать пар, вот. И махнёте мне рукой. Тогда я досчитаю до трёх и должен заметить какую-то вибрацию в норе. А замечу, и сразу «Рывком» вбок отскочить. Господин, я, это, «Концентрацию» знаю, может, мне, того, пользоваться ей? — Естественно, — я с укором посмотрел на остроухого. — Только после того, как я махну рукой, а то потратишь за зря. Я кивнул ратону и направился к норе. Других порождений поблизости не было, это не могло не радовать. В ста с небольшим метрах от норы стоял Хашир и неуверенно переминался с ноги на ногу. — Хашир. Ты боишься? — Да я готов обосраться от страха, господин! Это же вы мне говорите вот так прям идти, в скверну. Даже зелья не дали, или оберега защитного. — Её не выманить, если на тебе будет оберег. А зелье бесполезно, ты в скверне проведёшь не больше двадцати минут. Бояться — это нормально. Я сам их до сих пор побаиваюсь. Если бы не те бандиты, то сейчас ты чувствовал бы себя уверенней. Ты бы лично видел, как тварь убила Нарсака. — Это, что, Дарик мне и здесь поднасрал? Вот он… — Хашир сжал кулаки от гнева. — Господин, можно я его убью? — Сначала я хочу поговорить с ним, а потом… Вечером решим этот вопрос. Но я тебя услышал, если что, запрещать не буду. — Спасибо, господин. Хашир кивнул, но вперёд не пошёл, всё так же неуверенно переминаясь с ноги на ногу у начала скверного места. Я же вновь осмотрел округу. В этом месте, помимо полёвки, обитали ещё три порождения: ветка дерева, но не ветка; змея, но не змея; и Цумногский тушканчик скверны. Было бы замечательно узнать, что творилось в голове у разумного, давшего такое имя прыгающему кенгуру с острыми когтями вместо передних лап — но именно сейчас я надеялся, что эти тушканчики скачут где-то в глубине леса и в нашу сторону не направляются. — Что такое, господин? — испуганно прошептал Хашир. — Смотрю, чтобы твари к нам не шли. Никого поблизости нет, это хорошо, — я пристально посмотрел на эльфа, достав из внутреннего кармана свиток с «Паутиной». — Давай, Хашир, воспользуемся моментом, пока тварей действительно нет рядом. Ну, давай. Хашир глубоко вздохнул, прочитал молитву Тону по имени Гламартон, ещё раз вздохнул — и сделал шаг вперёд. Я присел с левой стороны норы, подняв правую руку со свитком. Хашир шёл медленно, преодолевая в минуту несколько метров, не отрывая ног от набухшей земли. Всё так же каменистая, она не превратилась в жижу или грязь, но местами сильно вспучилась. В вертикально идущей норе тварь подрагивала хитиновыми пластинами. Её верхняя часть, её голова, похожа на крысу или опоссума. Вот только этому грызуну напрочь отрезали нос по самые глаза, запаяли рот, а на горло приделала клюв как у кедровки, схлопнутый крест-накрест. Крысиных лап у твари нет, зато всё её тело покрыто розоватым хитиновым панцирем варёной креветки. Самая первая полукруглая пластина нависает над двумя чёрными глазами без зрачков. Нижняя же часть тела крысы разделена вертикальным зевом с сотнями присосок, отрывающих кусочки плоти и заталкивающих их в мелкие канальцы в центре присоски. Вокруг зёва десяток кротовьих ножек, способных развить неимоверную скорость — но основную скорость твари задают не они. Её основное тело, вместе с внутренностями — спрятанный в земле огромный бурдюк с прозрачными стенками, забитый склизкими внутренностями. Между головой и телом расположен стометровый хвост, из практически четырёх сотен прямоугольных пластин. Под каждой из них проходит пищевод, закрытый с трёх сторон огромной серой мышцей, твёрдой как камень, сгибающей пластинку как бумажный лист. И мало твари натяжения сотен пластин, так сам хвост в норе сложен подобно пружине и сжат до размеров не больше метра. Да и между пластинок находятся каменные мышцы и, через каждые несколько метров, по небольшому уплотнению с парой кротовьих ножек. Всё это превращает голову твари в один большой снаряд. Без предупреждения, лишнего звука, какого-либо пара или чего-то ещё, этот снаряд вырывается из норы мгновенно, стоит расстоянию между жертвой и порождением сократиться до семидесяти метров. Одно мгновение, и из норы торчит лишь хвост, а полёвка смертоносной молнией проносится по земле, цепкими коготками взбирается по ногам и спине разумного, и изогнутым клювом с чавкающим хрустом раскусывает заднюю часть шеи. Тело разумного мешком упадёт на землю. И начинётся борьба. Надо аккуратно, но крайне быстро поддеть хвост полёвки посохом, накрутить в три витка и воткнуть в распухшую от влаги каменистую почву. И ждать. Скоро полёвка начнёт втягивать себя обратно. Она выстреливает практически весь свой хвост, серовато-белёсой змеёй он лежит на земле, и втягиваться начинает с самого последнего сегмента, ближнего к бурдюку. И делает это медленными рывками. Когда у неё не получится втянуться, она попробует чуть податься вперёд, потом опять попробует втянуться. Полёвка всегда втягивается беззвучно, но хитиновый скрежет из норы даст сигнал немедленно отматывать посох от хвоста и бежать к головной части. Она будто замороженная ожиданием, всё так же стоит у трупа. Обычно полёвку добывает группа из одиннадцати разумных, последний из которых — одноразовый раб. Привязанный к столбу, вбитому за границами скверной зоны, в первые секунды его труп станет якорем для полёвки. За это время одни добытчики должны как можно ближе подобраться к голове полёвки, а другие рогатинами прижать хвост-пищевод к земле. Если всё получится, то сражение с тварью будет лёгким — но отцепившаяся от трупа полёвка решит судьбу многих добытчиков. Даже на земле тварь умеет складывать сегменты и пружинить, помогая кротовьими лапками развить скорость полёта ласточки. Порождение будет стараться либо огрызть разумному ногу, либо взмыть по спине и прокусить шею. По плану, пока основная группа добытчиков сражается с тварью, поле боя обходит одинокий разумный с пятиметровой палкой и мечом конце. Он должен приблизиться к норе, предупредить товарищей, дать им время спастись, и отрубить хвост. Произойдёт взрыв. Сильнейшая кислота облаком капель выстрелит вперёд, плавя металл, дерево и землю как огонь резину. Обычно таким крайне опасным способом добывается до пятидесяти пластин, остальные съедает кислота, а за день опытная группа добытчиков может убить до восьми полёвок. Вот только разумных благословят боги, если после всех оклазий останется больше шести пластин — но и четыре заллаи вполне приемлемый результат. Всё же, пластины стоят четверть тысячи, а в особых заданиях-заказах награда может быть больше. Меня обычный способ добычи мало интересовал. Ещё около Кратира я предположил, что тварь должна быть похожа на ивовых фласкарцев, на окопавшуюся стадию древней. Те уходят с места, когда теряют связь с землёй их особые корни апельсинового цвета. С щёлкающим звуком на хитиновых ножках из норы вылезет задняя часть хвоста, похожая на небольшой бледно-жёлтый овал с десятком креветочных ножек и сплющенной задней частью, к которой крепится бурдюк. С хлюпающим звуком бурдюк отцепится от овала, его прозрачная оболочка медленно потемнеет, окрашиваясь зелёным цветом. А хвост без тяжёлой ноши будет сжиматься очень быстро, притом делать это именно с задней части. И чем сильнее он сожмётся, тем меньше пластинок я добуду. Теперь, когда мне не угрожает кислотный взрыв — тварь убить очень просто, тем более она не двигается и ждёт подхода задней части. Ещё в гильдейской книге по порождениям говорилось, что не повреждённая кислотой голова долго оказывает сопротивление, если не разрубить часть перехода из головы в хвост. Я же могу отогнуть пластинки, и на сероватой коже с редкими ворсинками меха найти участок, покрытый ярко-фиолетовой чешуёй. От чёткого удара кинжалом хвост перестанет сжиматься, кротовьи ножки будто ударит током, а чёрные глазки вывалятся из орбит. Я спокойно отогнул самую первую пластинку панциря и аккуратно начал водить под ней кинжалом, разрезая крепящие панцирь связки. От прошлой полёвки их не осталось, но они прочные и очень лёгкие, вполне ходовой товар. Из них получают выдерживающие удар секиры наплечники, и подложку под подвижные части мельниц и телег, ибо они уж очень медленно протираются. С головы больше ничего не добывают, так что куски панциря я вынес на обычную землю, и принялся отделять пластинки от хвоста. Они вообще снимаются голыми руками, надо только чуть надавить да оттереть потом слизь с внутренней стороны. В прошлый раз я не знал, как правильно действовать, и добыл только две сотни пластин — сейчас же их оказалось на пятьдесят больше. Вот только одной скверне известно, что делать с оставшимся бурдюком. Его оболочка затвердела, уподобившись камню, но внутри всё ещё что-то колыхалось. Прошлый бурдюк после оклазии исчез, а этот я подумывал разорвать на части: осталось небольшое отверстие в том месте, где он крепился к плоской части овала хвоста. Не хотелось рисковать посохом или собственными пальцами. Лучше рискнуть мечами, привязанными к ноге бандита. Снять их, но сперва заняться пластинками. Раздался странный шелест, когда я подошёл к трупу Хашира. Под раскушенной наполовину шеей каменистая земля почернела от крови, но шелестело как раз из-под головы, уткнувшейся лицом в почву. — За… — раздался тихий стон. — Да ладно, жив?– можно было бы долго удивляться, но система промолчала, когда полёвка сделала нежный «кусь» разбойнику. Я нагнулся и прислушался к едва уловимому голосу Хашира. — За что? Я прислонил остриё кинжала к спине остроухого, напротив сердца. — Не за что. Внимание, Ваше личное имущество уничтожено Внимание, раб Хашир погиб Свободных ячеек рабов: 4 из 4 Я хоть и не понимал, как появляется нежить, но рисковать не хотел. Оттащил труп разбойника за пределы скверны. И приступил к обработке пластин. Кваралитский раствор на заллаю можно нанести двумя способами: в форме своего личного магического рисунка, или упрощённо. В первом случае, если я правильно понял объяснения Густаха и Кузауна, у подготовленной заллаи течение маны будет направлено именно в ту сторону, в которую указывает паттерн рисунка. Но так наносить слишком долго, да и нужны мне просто готовые заллаи. На прошлой полёвке я использовал раствор из бронзовой массы, приготовленный из обычных ингредиентов. Бронзовый раствор из качественных материалов и золотой я наносил сейчас примерно так же, как тёмный эльф в лаборатории изготовил серебряную нагревательную блямбу. Круговым движением по всей длине и ширине нанести по неразрывной линии, чтобы в центре широких сторон получился крест, а узкую часть просто покрыть раствором. Слегка густая жидкость цианового цвета моментально прикипала к заллае, высыхая в секунду. И начиналось то, что я давно хотел увидеть. От земли и от пожухлой прошлогодней травы под стаявшим снегом, даже иногда от самого воздуха отходили белёсые ниточки, плавные и ровные, исчезая с лёгкой рябью пространства. От неподготовленных заллай, как и от подготовленных, как и от всего скверного — белёсые ниточки отходили изломанные и искривлённые, но исчезали с обычной рябью. Но около заллай с нанесённым раствором рябь всасывалась в циановые линии. На расстоянии в сантиметров тридцать от пластинок с бронзовым раствором, и сантиметров двадцать с золотым. Никуда не пропал тускло мерцающий овал, охватывающий голову, живот и грудь трупа разбойника. Свечение волнами отходило в руки и ноги, белёсые ниточки отрывались от тела. Возможно, это свечение связано не только с магией, но и с лог-файлом. Ведь если я в своей истинной форме попробую кровь любого существа в первые сутки после его смерти, то узнаю о нём многое. Можно было бы и сейчас попробовать кровь Хашира или любого другого разбойника — но кто знает, какую заразу можно от них подцепить. С позеленевшим бурдюком всё получилось грустно: я не смог засунуть меч в небольшое отверстие. Стенки не расширялись, они сами стали будто каменными. Я подумывал разбить бурдюк, но инстинкт самосохранения отговорил меня от такой глупости. Через два часа началась оклазия. Бурдюк пропал. Собиравшиеся исчезнуть пластинки распадались на атомы и исчезали, даже обработанные кваралитским раствором. Но вокруг одной из них на секунды пространство задрожало мелкой рябью и резко втянулось в пластинку. Именно она осталась. На самой первой заллае я использовал бронзовый раствор с обычными ингредиентами, потратив на её получение литр раствора, новая — то же от бронзового, но с ингредиентами качественными. От золотого ничего не осталось, но было бы глупо рассчитывать на удачу. Что до обычных пластин, то в прошлый раз их осталось четыре из ста, а в этот раз пять из сто пятидесяти. Думаю, мой шанс на пластинки равен один к двадцати пяти, когда у простых разумных один к пятидесяти, или даже к ста. Про влияние кваралитского раствора говорить пока рано, но и это я выясню. Собрав все пластинки в рюкзак — я направился к стоянке, но ненадолго опять остановился у трупа разбойника. Я ничего не чувствовал, кроме неестественной усталости. Всё же, есть что-то полезное в моей ситуации. Для разумных существование ксата, с символами академии и церкви на паранае, сродни нетающей глыбе льда посреди пустыни. Лошади на стоянке фыркали и ждали положенного им зерна и воды, кострище ждало дров и огня, телега срочно требовала разложить и собрать вещи, а пойманный бандит ужом извивался у дерева и что-то пытался мне сказать. — Слушай, Дарик, не мычи! Давай ты не будешь меня отвлекать, а я тебя за это покормлю? Разбойник в ответ забрыкался с утроенной силой. Я на всякий случай осмотрелся, но «Чувство магии» не находило ни мерцающих овалов, ни далёкого присутствия разумных. — Ну и чего тебе? — с чпокающим звуком старый носок вырвался изо рта бандита. — Госока гуската нара! Куатая нуарая, ангара фатр! — А более сдержанные выражения ты знаешь, или только ругаться умеешь? — Да пошёл ты, подстилка дракона! — Ну, тогда я пойду, — силой вставив кляп обратно, я заторопился заняться вечерними делами. Сперва я вернул в кошель большую золотую монету. Одежда рабов покупалась с расчётом на её потерю, но вот спальники можно продать, так что их я сложил в телегу. Оставались лошади. Я до этого только наблюдал, как их запрягали и распрягали, и как кормили и ухаживали. Но деваться некуда. Я не спеша подошёл к животинкам и погладил их шеи и гривы. Они обиженно фыркнули и своими большими носами обнюхали меня на предмет лакомств, а не найдя — фыркнули в два раза громче и показательно отвернулись, намекая, что без ужина наш разговор не состоится. Вскоре лошадки задорно хрумкали зерном и попивали воду, днём вытопленную Хаширом. Уже через полчаса в кострище горел небольшой огонёк, облизывая сухие веточки. Рядом на двух палках весели мои ботинки, недалеко ожидал котелок с ужином, а поодаль лежали грязные шмотки, которые я хотел всенепременнейше сжечь. Мне становилось дурно от одной мысли, что придётся спать недалеко от этого рассадника блох. Закончив вечерние дела и подготовив всё к ужину — я подошёл к Дарику. И вновь вытащил кляп из его рта. — Давай без криков, я устал за последние дни. — Чё, кончил Балагура? Так ему и надо. Нехай врываться в дома и баб резать, а не насиловать их. Чё, сука, уставился на меня, падла? Ты себя-то видел, ублюдок… — За языком следи. — За собой следи, выродок шлюхи! Я закрыл бандиту рот ладонью и сжал руку. Вдох, выдох, ещё разок. Гнев отступил. — Лучше тебе, и вправду, помолчать немного, — я впихнул кляп в пасть Дарику, попутно сломав тому один из передних зубов. Остроухий выкатил глаза и замычал со страшной силой. И в тот самый момент, когда я только отошёл от бандита, собираясь приготовить ужин — со стороны дороги послышалось фырканье лошадей. За деревьями замаячили две звёздочки. Они быстро приближались. Вскоре одна превратилась в едва святящийся тусклый, но большой овал, а вторая в овал небольшой, но мерцающий ярко. На плаще всадника и куртке блекло-жёлтого цвета тёмно-фиолетовыми нитками было вышито дерево с густой кроной. — Я солдат из личной гвардии графа Шалского, послан проверить стоянку. Что здесь происходит?