— Это то, что должен знать досконально! Когда я передам тебя церковникам или магам, то тебе устроят проверку и прирежут как необучаемого идиота, если не сможешь рассказать такую элементарную вещь. Ты решил навсегда остаться рабом? У нас разные боги и на твоих мне откровенно плевать, но именно они боги могут освободить тебя от рабства, если докажешь свою полезность. От клятвы души и молчания ты не уйдёшь, но всяко лучше быть свободным, чем таскать ошейник. Неужели ты пожалел этого чистильщика дымоходов? — Ну, это… — Ты серьёзно поверил в жалобный рассказ этого любителя маленьких мальчиков? — В скверну этого пидараса, я… Да я бы всё понял, намекни вы… — Ты дурак, или прикидываешься шутом? С кем я сражался у работорговца, а кого купил просто так? Кого я специально подыскивал с опытом жизни в лесу, а на чьи навыки мне плевать? Про различные свершения и прочее я вообще умолчу. Кого я назвал смышлёным и сообразительным, а теперь смотрю на него как на дебила? Хашир замер, осмысляя услышанное. Я же подсел к костру. Вода в котелке начинала закипать, а рядом лежало всё необходимое для густого наваристого супа. — Получается, меня освободят? — наконец заговорил Хашир немного щегольским голосом. — Если докажешь, что не дурак. И про клятву не забывай. — А чего там эту клятву соблюдать? Это, хозяин… господин… наставник? Как мне теперь к вам обращаться-то? — Как раньше говори, тогда… Нет, давай лучше господин, проблем в городах меньше будет. — Да и то верно. Так это, господин, я чё хотел спросить, это… а по борделям и кабакам-то чё? — я от неожиданности аж прыснул. — Не, ну, важный вопрос-то! Чё там знает в этой скверне, а так хотя бы погреть себя, ага. — Погреть, да? — я залез в мешок и бросил Хаширу большой золотой империи. — Во Фраскиске все дни проведёшь в отеле, чтобы неприятностей избежать, а вот в Магнаре можешь потратить её в борделе. — Спасибо великодушно, господин! Но выпивка? — Хашир, Хашир. Всё же ты несообразительный, да? Я же сказал, что можешь потратить в борделе, а просадишь ты там деньги на шлюх или выпивку, меня вообще не интересует. — Оп-а, господин, вы чего, не серчайте. День сегодня такой, ага, странный весь. Что этот Нарсак мне все мозги своим трёпом забил вчера, что вот Дарик всякую чепуху говорил недавно. Чёт я совсем раскис, но вот-вот креплюсь. Всё, я всё теперь понимаю. — Чего он… — меня прервала закипевшая вода, задорно хлопнув крышкой котелка, булькая и с шипением падая на горящие дрова. — Готовь обед. И, рассказывай, чего он там говорил. — А всякого, господин, — Хашир попробовал золотой на зуб, алчно ухмыльнулся, запрятал монету под рубаху, и прильнул к кастрюле. — Он говорил, что его нанял какой-то князь Бретельский. Да вот я сам ничего не понял, господин, но князь Бретельский его нанял, чтобы он тут пощекотал другого благородного. — Что за чушь ты несёшь, Хашир? Какой ещё пощекотал, какой ещё Бретельский? Ты ещё скажи, что второго благородного зовут граф Бюстгалтерский, он едет в гости к маркизу Панталонскому, чтобы просить руку его дочери виконтессы Стринговской для своего сына шевалье Трусиковского. — Так и говорил, господин, — я в этот момент раскладывал тарелки и чуть не кинул их в Хашира. — Ну, не это всё, вы круто завернули, но из этого граф был. Шалский его зовут, он Трайском владеет. Я бросил тарелки и побежал к связанному бандиту, от испуга вжавшемуся в дерево. С протяжным чавкающим звуком старый носок вышел изо рта Дарика. — Тебя нанял князь Бретелька… тьфу, Бретельский? — Тупорылый ксат, не Бретельский, Беслерский! — Тебя нанял князь Беслерский? — Так я тебе и сказал! — Уже сказал, — я впихнул вонючий носок обратно в пасть бандиту, под его недовольное мычание, и окрикнул Хашира. — Он нужен живым. Допрошу вечером. — Понял, господин. А зачем, вы этого князя знаете? — Меньше знаешь — крепче спишь. А иногда вообще можешь спать. — Понял, — Хашир поднял руки над головой и продолжил помешивать готовящийся суп. Я вернулся к костру и начертил на земле круг с точкой в центре. — Слушай внимательно, это касается сегодняшнего дня, — я показал на круг. — Точка — это тварь, круг — шестьдесят метров, на которые тварь атакует. До сегодняшнего дня я знал по отчётам, как примерно атакует порождение, но вживую не видел. Сегодня увидел. Я планировал использовать доски, но мечи вчерашних гостей подойдут лучше. — Вы говорили, что она хватает за ногу и тащит в нору. Для этого мечи? — Чтобы тварь тебе ногу не откусила, если не успеешь отпрыгнуть, — Хашир хотел что-то сказать, но я жестом его остановил. — Будешь приманкой, по-другому никак, но тебе мало что угрожает. Когда тварь собирается атаковать, то из норы вырывается едва заметное облачко пара. Я махну рукой, когда это произойдёт. Через три секунды воздух в норе завибрирует и у тебя будет ровно один шанс, чтобы воспользоваться «Рывком». Что у тебя с ним? — Что именно, господин? Вы спрашиваете, что я раскрыл, когда свершение стало на двадцать пятую ступень? Я не думал тогда сильно, сразу выбрал увеличение. Ну, отдавать меньше дыхания сердца… Оно как, в голосе Гламартона сначала моя Сила крови, потом Дыхание сердца, а потом Энергия души, вот, не знаю, как у… Ну, у ваших… — Так что там с Дыханием сердца? — Ну, так на пять единиц меньше надо, а это такое, бесполезное. Можно и не раскрывать было свершение, но… Ну, как не раскрывать? Оно же, если выбрать расширение, то я теперь на пять метров ухожу, а если не расширять, то будет только четыре. Разница существенная, господин. Да, слух шёл от орков, что там аж на сотой ступени, если все четыре раза не раскрывать, то на преображении свершения можно будет аж на пятнадцать метров уходить, а потом вот от этих пятнадцати метров на следующих двадцати пяти ступенях боги будут одаривать. Но я не орк, три века не живу. — Не понял. О каком преображении свершения ты говоришь? — Ну, это, вот свершение достигло сотой ступени, и боги награждают разумного за его… это, как там церковники говорили… за деяния его, вот! Если всё время расширять «Рывок», то к преображению будет девять метров, на преображении добавят боги ещё три метра и всё. Ну, понятно, что с каждой ступенью Дыхания сердца надо больше платить, но это как бы понятно. Вот если сокращать плату, то на преображении будет шесть метров как все обычные три, ну, по тратам, а у меня вот пять метров как два по три. Уж лучше отпрыгнуть дальше один раз, чем два раза прыгать, вдруг, где камень или что. А не раскрывать свершение я не могу, жизнь требовала, сами понимаете, господин. Боги наградили бы сильно, но я ж не орк или дворф, или длинноухий, долго не проживу. — Боги награждают кротких. — Да вы как церковник сейчас сказали, господин, — Хашир хлопнул себя по бедру. — Вот церковник тогда мне это всё и объяснил. Боги делают нас равными и ждут наших деяний. И по ним награждают. И вот сначала мы все три метра уходим, а на ступени выбор: расширить на две третьих, уменьшить или оставить, получив малую награду. А потом, после возвышения, опять будут предлагать награду на две третьих, только уже по метрам после возвышения. Ну, вот, к двенадцати добавить восемь, ага. Или там три, если не оставить как есть. Ну или десять и пять, если вообще не раскрывал. — У нас нет таких вещей, как возвышения. Нас боги просто награждают, и мы идём не сначала, а на сто первую ступень, сто вторую и так далее. — А, ну так, на то у нас и разные боги, — Хашир пожал плечами и ещё разок помешал суп. Обед был готов. Разлив горячее по тарелкам, мы молча заработали ложками под голодным взором Дарика. Ещё давно сестрёнка говорила, что «Рывок» каждые двадцать пять уровней можно улучшать, вплоть до сотого уровня. Но я-то раньше считал, что сотый уровень последний. Подобное обескураживает, но хотелось бы узнать одну деталь. В книгах умений в гильдии авантюристов всё было расписано до сотого уровня, но люди обычно дольше и не живут. Но как же будет называться умение после преображения? «Рывок №2», или «Рывок. Версия улучшенная»? Или он сейчас называется «Рывок», потом превратится в «Рывок побольше», «Большой Рывок», «Очень большой Рывок» и «Совсем большой Рывок, жесть»? После обеда мы в лагере пробыли недолго. Хашир по моему настоянию принялся ухаживать за лошадьми, ибо вернёмся поздно, а вечером в планах кувшин вина. Я же подошёл к расстеленному на земле плащу одного из бандитов, где Хашир сложил все мало-мальски ценные трофеи. Он собрал даже штаны и спальники, и куртки с шапками, предлагая продать их в городе. Стоило мне присмотреться к шмотью, как я тут же отстранился и брезгливо поморщился — по всей одежде копошились чёрные точки. Всё это завшивленное тряпьё только сжигать. Недалеко от плаща лежал рюкзак с более приемлемыми ценностями, как выразился остроухий. Металлические кружки и ложки, пара серебряных колец и небольшой кошель с монетами. Выходило на пятьдесят монет королевства. Мне во всём этом надобности не было, так что я сказал Хаширу забрать себе. Естественно, подобная мелочь была ему нужна, и остроухий расплылся в довольной улыбке. В мешке было кое-что ещё. Серебряное, прямоугольное и на цепочке, и с белёсыми полосами на всех сторонах предмета. Эту вещь я положил себе в карман. — Что-то магическое, да, господин? — спросил Хашир, когда мы ушли от стоянки. — Скорее всего, нагреватель. — Знаю такие, полезны они. Повезло, денег стоят. — Плевать, всё равно выкидывать. Иначе придётся объяснить, откуда он у меня. А, значит, рассказать о встрече с Дариком и прочее. Лишние проблемы. Лучше подарю скверне, чтобы смиловалась над нами. Мой ответ Хаширу не понравился: он задумчиво уставился себе под ноги, поправив на плече связку из двух мечей. Но долго идти молча остроухий не мог. — А вопрос так-то можно, господин? Это про Нарсака, — я кивнул. — А вы, ну, я не хочу сказать, что вы неправы, но… — Помнишь, я говорил, что мне один авантюрист рассказывал про разрушенную миносами деревню? Он был из той деревни, и про других выживших не говорил. Долгие секунды Хашир шёл молча, прежде чем громко вдохнуть воздух. — Вот же тварина зачухонная! Стало быть, он с тем пацаном баловался на конюшне⁈ Вот он… А я-то поверил, уж было жалеть его начал. Так оно, получается, господин, что Нарсак действительно присовывал тому пацану. Долго, значит, баловался, а потом пацан сообразил, что можно заработать на учёбу в какой гильдии, или что ещё. Понятно, как закончился первый же шантаж. Но я, вот по душам, вот понимаю Нарсака. Да, господин, вот понимаю. Да он всяко жил бобылём у себя в деревне, а иногда нужно же тепло близкое ощутить, вот и подыскал себе дружка, — Хашир рассмеялся собственной шутке. — Так и я иногда, но не с мальчиками, нет, но вот меня же в ватаге Дарика Балагуром прозвали. Вот иной раз влетали в деревню какую, так я первый балаган устраивать по домам, где бабы прятались. Ох и закрутили мы в одной деревне, помню… Не стесняясь всяких подробностей, Хашир принялся рассказывать о своих, как он считал, героических, бесстрашных, весёлых и забавных похождениях. Я делал вид, что слушаю его, и даже иногда вставлял какое-то веское замечание или вопрос — но в основном нещадно давил в себе рвотные позывы. У километрового преддверья скверны былая уверенность остроухого испарились. Его острое лицо стало ещё острее, взгляд похолодел, а каждый шаг пружинил в коленях. Недалеко от скрюченных скверной деревьев Хашир остановился, показав на труп около деревьев. — Господин, я, это… — Боишься? Правильно. Если не бояться скверну, то можно умереть. Я знаю это наверняка. Но если волнуешься, что тварь может тебя утащить в нору, но у меня на такой случай кое-что припасено. Я достал припасённый свиток и активировал печать, указав на ратона. Его ноги белыми нитями «Паутины» пришило к земле. Хашир вскрикнул от неожиданности и упал на задницу, пытаясь вырваться из внезапно появившихся пут. Лишь секунды спустя он прекратил вырываться и нервно засмеялся, причитая, что с таким хозяином он от нервов сдохнет быстрее. Я же кинул задумчивый взгляд на выдавленные ногтем полосочки в углах листа, покрытого изломанными линиями. Заклинание могло не сработать, или свиток мог взорваться, или что-то ещё — но это уже было неважно. Рядом со скверной рощей лежали пластинки полёвки. Четыре рядом, и одна поодаль. — Эту не трогай, — сказал я Хаширу, когда он потянул руки к отдельно лежащей пластинке. — Мы как раз ради вот таких сюда и пришли. — А так чем они отличаются? — присев около четырёх пластинок, Хашир взял одну и повертел в руках. Длиной и шириной в десять на пятнадцать сантиметров, и толщиной в неимоверные три миллиметра, они своим бледно-серым цветом напоминали пластик. Я попросил остроухого попробовать сломать пластинку, но сколько бы тот ни пыжился, но так и не смог её даже погнуть. — А с виду хрупкие, и вообще ничего не весят. Я аккуратно поднял отдельную пластинку, завернул в специально припасённую чистую ткань, и перевязал верёвкой с одним узелком. — Вот эта отдельная — она доказательство наших способностей. Нужна ещё одна такая. Ты держишь в руках не подготовленные пластины, за четверть тысячи имперских золотых. — Четверть? — Хашир вытянул руку с пластинкой, будто спасаясь от смертельного яда. Я достал из сумки небольшую банку со структурным раствором и мельком объяснил его предназначение. А про себя отметил, что его лучше называть не структурным, а кваралитским. Так проще, да и предназначения у них немного разные. — Это, господин, а всё же я спросить что хочу, — Хашир показал на труп Нарсака с перекушенной задней частью шеи. — Вы же говорили, что тварь за ногу хватает, а этот говномес вон как помер. — К ней надо идти, а не ползти, — я показал на кусок верёвки, всё ещё привязанный к ноге конокрада. — Наш любитель мальчиков привязал к ноге топор и пополз к норе, мол, она остро реагирует на металл, поэтому пробежит по нему и схватит топор. — Понял. А твари-то другие на нас не кинуться? Мы ж вон как близко подошли. И что с нами будет, скверна же? — А вот это я тебе не успел объяснить. В километре от нас есть хорошее место, там и начнём.