Я достал пластинку полёвки, после кваралитского раствора получившую предрасположенность к магии воды. Мне хотелось узнать, как вообще заллаи получают такие свойства. — Случайная воля богов, не больше, — тёмный не без интереса повертел в руках сероватую пластинку. — Но я покажу тебе небольшую хитрость. Хлар’ан сказал мне подготовить магическую плиту, а сам достал из ящиков коробочку в две ладони длиной и толщиной в три пальца. В ней лежали пять стержней из серебра. Тёмный аккуратно отсоединил от магической плиты подставки для посуды. На ровную поверхность всех трёх нагревающихся кругов он положил три стержня таким образом, чтобы каждый из них проходила через все три круга, но соседнего стержня не касались. Сверху, перпендикулярно, на них легли две оставшиеся палочки, а уже на них тёмный положил пластинку. Он сказал мне активировать все три круга. На серой поверхности пластинки, едва заметно мерцая белёсыми точками, зажглись линии синеватого цвета ровно в тех местах, где был нанесён кваралитский раствор. — Всё дело в правильном расположении стержней. Появившийся синий цвет свидетель предрасположенности к магии воды, красный — огню, зелёный — земле, а белый для воздуха, — эльф отдал мне пластинку, а сам ловкими движениями спрятал серебряные палочки. Положив коробочку недалеко от себя, тёмный легонько, но крайне заманчиво похлопал по ней ладонью. — Только показать маленькую хитрость? — Хлар’ан кивнул. — А предмет торга — это подробно рассказать, научить, и подарить этот комплект? Сколько он ещё таких исследований протянет? — Не меньше шестидесяти раз. — По рукам. Готовь склянку с плотной пробкой. Два раза повторять не пришлось. С улыбкой ростовщика при виде закладной на фамильный особняк, тёмный быстро нашёл небольшую стеклянную баночку. Эльфа скривило от отвращения, когда я открыл мешочек и достал предпоследнее бодрящее зерно. Как можно скорее Хлар’ан спрятал его в банку, силой вдавил крышку в горлышко и начал быстро тереть нос, желая избавиться от засевшего там запаха сухого куриного помёта. — То, что у тебя осталось, — тёмный показал мне на пояс, намекая остатки зёрен, — мы можем об этом поговорить? — У меня осталось оно последним, так что нет. Но можем обсудить, когда я вернусь. Одно такое за два допуска к аукционам. — Многое просишь. Но мы обязательно это обсудим, — Хлар’ан мечтательно глянул на стеклянную баночку с бодрящим яйцом. Хотелось бы узнать, зачем оно алхимику — но неприглядная правда станет немного очевидной, если вспомнить сказанное им в прошлом налиме. Тёмные эльфы как-то используют скверну, а её в бодрящем яйце крайне много. Дальше мы обсудили моё обучение, и я ещё показал готовые печати по четырём призывам. Хлар’ан их проверил и нашёл удовлетворительными, но попросил отложить их дальнейшее изучение к моему возвращению: слишком много всего надо рассказать и сделать, а времени не осталось. Я не возражал. Я даже сам подумывал о том, чтобы всё отложить на потом. Тем более, проще и удобней учить всё и сразу, а не кусками и урывками. Заодно я спросил про различные магические клеи. Некоторые из них готовились из жиров и костей магических животных, некоторые из растений. Были в списке основных компонентов и заллаи, среди них нашёлся оранжевый корень древня, того самого Фласкарского ивового энта скверны. Выжимка из костей, сухожилий, кожи и даже крови драконов как же присутствовала в списке. И без слов понятно, что всё это особо ценится с ещё живых драконов. Предпоследним по качеству, между частями мёртвых и живых драконов, расположилась выжимка из камня души. Как добавил Хлар’ан, если камень будет особо магических свойств, то из выжимки заодно можно сделать и структурные чернила для нанесения личного магического узора. На этом мы закончили наше общение. По крайней мере, в этом году. Тёмный эльф должен прийти в магистрат послезавтра, но говорить мы уже не будем. Да и чего обсуждать уже? Я и так получил многое, и получу ещё больше — чего только стоит полное использование лаборатории, и допуски к аукционам. Вот только меня не радовало услышанное о работе системы, и об этих камнях душ. Приближалось время обеда. Идя по улочке академического городка и полностью закопавшись в свои мысли — я едва не налетел на повозку. Толкавшие её два невольника поспешили поклониться, извиняясь за то, что посмели подвергнуть опасности моё здоровье — вот только вина за столкновение была на мне, ибо я только и делал, что задумчиво рассматривал мощёные камнем дорожки. Парни потянули повозку дальше. Её задний борт оказался открыт. Внутри лежало тело, накрытое длинной серой тканью и с торчащими ступнями. Похоже, этой ночью количество фаронов опять приблизилось к шестнадцати. Когда я подходил к бараку — то думал о камнях душ, работе системы, новой информации и вообще о том, что сегодняшний день оказался вполне неплох. Но когда я подошёл ближе — понял, что сегодняшний день ни сулит мне ничего хорошего. Около дверей стоял матон с вертикальным шрамом на губах. — Магистрат приказывает явиться во Всеобщую Церковь. Ты должен обсудить долг со своим держателем долга, и получить причитающийся выигрыш после дуэли. — А церковь здесь при чём? — Мне не известно. Магистрат вчера вечером закончил инспекцию его имущества. Возможно, что-то из вещей проигравшего было получено из рук служителей церкви. Клаус ушёл, оставив меня с двумя вещами: требованием явиться в церковь после обеденной службы, и желанием кричать, пытаясь унять скверное предчувствие. Оно не пропало, пока я обедал, отдыхал в комнате, или когда добрался во второе кольцо академии. Наоборот, гнилое чувство в груди лишь усилилось от вида каменного здания с длинными витражными окнами, практически от земли до самой крыши причудливого амбарного вида. Прихожане успели разойтись, но старый служитель церкви и его ученик всё стояли около массивного кристалла. Они молча наблюдали, как я медленно взошёл на подиум и положил руку на гладкую поверхность. Процедуру в этот раз проводил Хубар. Когда всё закончилось, он молча проводил меня в подвальные помещения церкви. Я то же молчал, желая как можно быстрее разобраться с делами и уйти в барак. Заговорил Хубар только когда мы зашли в отдельную комнату, где до этого я принял задание на исследование скверного места. В помещении нас дожидался нутон лет двадцати в церковной робе и красной накидке. — Всеобщая церковь благодарит сулина Лик’Тулкиса за успешное проведение столь рискованной нуррасии Антанской макиры. Прошу, давайте закончим главное. Хубар держался чинно, несвойственно самому себе. Показав на стол, где было расставлено всё необходимое для закрытия задания. Вскоре кристалл на подставке моргнул синим цветом, вместе с оповещением системы. Ещё одна тяжёлая ноша свалилась с моих плеч. — Да благословят Всебоги нас за наши деяния, — торжественно произнёс Хубар, вытащив из-под кристалла небольшую карточку, только что покрывшуюся надписями. — Да направят нас на верный путь слова Всебогов. — Прежде чем мы перейдём к рассмотрению результатов нуррасии, сперва нужно передать твой долг, — Хубар показал на парня, тот коротко мне кивнул. — Меня вызывают обратно в собор Магласии. Я, так-то, всё ещё послушник всеобщего собора южного материка, а в академической церкви проходил практику. — Надеюсь, она завершилась успешно? — я не скрывал сарказм в голосе. — Да. Благодаря твоим стараниям, — Хубар мне добродушно улыбнулся, но в его голосе крошками стекла звучала насмешка. Мой долг в двести пять тысяч золотых империи был переписан на нового церковника. Хубар представил нас, но я даже не удосужился запомнить имя нового служителя — зато прекрасно запомнил, что в церкви он пропишется на ближайшие пять лет. Проблем с оплатой долга не возникнет, а ничего другого в его персоне меня не интересовало. Мы с Хубаром молча проводили нового церковника. Так же молча проследили, как он закрыл за собой дверь. И так же молча уставились друг на друга. После всего случившегося на арене нас сам случай обязывает сидеть с закрытыми ртами и ждать, когда оппонент заговорит первым — но именно сейчас я понимал, что белобрысый будет молчать даже в том случае, если я встану и уйду из церкви. — Стало быть, мы с тобой больше не увидимся? — Ты расстроен? — церковник осуждающе чуть прищурил глаза. — Ты не поверишь, но — да. Когда я вернусь, а тебя не будет в академии — ты даже не можешь вообразить, насколько твоё отсутствие облегчит мою жизнь. Я даже не знаю, что мне делать. — Не думаю, что ты будешь грустить, когда вернёшься… — нутон перестал скрывать чувства, маска наигранного благочестия спала, лицо исказила гримаса отвращения, а в глазах вспыхнул огонь презрения, —… погань. — Что ты сказал? — я медленно потянулся к кинжалу на поясе. Хубар это заметил, но лишь усмехнулся. — Я сказал именно то, чем ты являешься. Ответь, Ликус, насколько твои хозяева спланировали всё происходящее? — У меня нет хозяев. — Кому ты врёшь? Эти твои драконы послали тебя в академию, ведь только здесь ты мог защитить свою опороченную сущность. — Услышать бы тебе со стороны бред, который ты несёшь, Хубар. — Бред? — церковник оскалился. — Бред — это всё произошедшее недавно, Ликус. Только здесь, в академии, ты мог узнать границы сидящей в тебе порчи, и не бояться, что об этом узнают на всех свободных материках. Правила академии даже нас с наставником обязали принести клятву души. Мы даже не можем сообщить в соборы, что титул сулина носит подобная тебе погань. Кто ты, если можешь преспокойно есть то, что нормальных разумных развратит в ближайшие сутки или часы, или даже минуты? Кто ты, Ликус, ответь? — Тот, кто сейчас заберёт причитающийся ему приз после дуэли, уйдёт из церкви, и больше с тобой не увидится. И грустить по этому поводу он не будет, Хубар. Он даже не опечалится, если на пути в собор ты угодишь в засаду разбойников. — О нет, такого не случится. Даже они имеют толику благочестия не рисковать жизнями служителей церкви. И владеют достаточным благоразумием, не атаковать стражей и паладинов церкви. Что нельзя сказать о ксатах. Сам знаешь, договор действует только внутри городских стен и в поселениях. За ними вы равны остальным, Ликус. — За всех ксатов говорить не буду, но мне неприятно, когда меня сравнивают с моральными отбросами, — я окинул церковника изучающим взглядом, с головы до ног и обратно. — А сейчас речи нет даже о ничтожных моральных рамках, Хубар. — Да? — белобрысый прыснул, и коротко просмеялся. Церковник достал из шкафа деревянную шкатулку, поставив её на столе перед собой. Длиною в две ладони, а шириной и высотой в одну, её лакированная поверхность порождала скверное предчувствие. — О морали говорит ксат, надо же. Один из тех, кто увозит детей к себе на остров. Ты, Ликус, говорил сейчас о морали, но именно церковь порицает использование этих камней, хоть и создаёт их, — церковник постучал пальцем около коробки. — Мы поступаем так, потому что обязаны нести слово Всебогов разумным, трактовать, обучать, наставлять, оберегать их. И на это всё нужны деньги. Но вы, ксаты, зачем их покупаете у нас? И плевать на вас, но на твоих плечах параная академии, Ликус. Вы, маги, за такие камни готовы продать даже друга, лишь бы иметь один из лучших ингредиентов. И всё для того, чтобы быть чуточку сильнее остальных. Это сейчас маг говорил о морали? Вздор! Хубар подоткнул ко мне шкатулку. И процедил сквозь зубы: — Не смей говорить о морали. Я смотрел на Хубара исподлобья, сопротивляясь порыву плюнуть ему в рожу. Но ещё больше я сопротивлялся наисквернейшему чувству, сдавившему грудь от вида лакированной шкатулки. Я аккуратно откинул крышку. И на секунду забыл как дышать. Шкатулка изнутри была обшита кристально белой тканью, её мягкой подушкой набивала овечья шерсть. Под крышкой была приколота небольшая бумага с надписями. А на мягкой подложке лежал кристалл правильной ромбовидной формы, как из скреплённых в основаниях двух четырёхгранных пирамидок. Его поверхность блестела глянцем, внутри будто клубился серый туман, а сам кристалл ярко светился синим цветом. — Что это? — спросил я у Хубара, но ответ слышать не хотел. — Это? — церковник, недоумевая, чуть наклонил голову вбок. — Это — Носок. Валдис Намат. — Это был он? — этот вопрос я произнёс вслух случайно. — Видел отвоз трупа? Да, это был он. Мы недавно закончили и сразу послали в магистрат. Оттуда уже вызвали тебя и забрали тело, — Хубар показал пальцем на кристалл. — Это единственное, что магистрат сказал передать тебе. Они сегодня закончили осмотр вещей Касуя и убедились, что все его конспекты, книги и прочее полученное в академии, пойдёт вразрез с условиями твоего обучения. Их передавать тебе нельзя. Но это предать можно. — Валдис Намат? Кристалл души из Носка? Вы для этого нацепили на него рабство души? — я разгорячился и практически ткнул пальцем в кристалл. Хубар тут же дёрнулся и остановил меня. — Аккуратней, Ликус. Не мне тебе объяснять, что из-за твоей… особенности, тебе с такими вещами обращаться следует как с хрупким хрусталём. — Больные ублюдки. Что это такое? — О, Ликус, прошу, оставь циркачам напускную праведность! — Хубар грозно показал на шкатулку. — Ты, ксат, знаешь о них всё, но я, будущий трихтих и рутифактор, обязан повторить правила каждому, кто получит камень души. На листке написан его номер, чья душа заключена в камне, и кто его владелец. Там твоё имя. Все камни подотчётны, о его существовании знают во всех церквях и соборах на двух континентах. Срок годности — пятьдесят лет, первые десять лет душа не будет источаться. Продажа кристалла проходит только через церковь, его оценка тоже только в церквях. Соберёшься его выкинуть, в чём я не уверен — отнесёшь в церковь, его уничтожать при тебе. Но ты маг, ты воспользуешься им, я знаю это. Воспользуешься, и тогда принесёшь лист и шкатулку в церковь. Если решишь сохранить его, то через пятьдесят лет верни в церковь, — Хубар закрыл шкатулку и придвинул её ко мне, вместе с листочком о том, что мой долг переписан на другого церковника. — А теперь забирай всё это и проваливай. И не смей больше осквернять своим присутствием святые стены церкви. Я встал, и вновь окинул Хубара изучающим взглядом. — Что позволено одним, не позволено другим? — Проваливай, — нутон распахнул дверь и резким кивком пригласил меня на выход. Я противится не стал. Белобрысый повёл меня к запасному выходу, расположенному около лестницы в подвальные помещения. Рядом с обшитой железом дверью я замер, строго посмотрев на Хубара. — Откуда, Хубар? — спросил я, подразумевая произошедшее на арене. — Неважно, — процедил церковник в ответ. — Кто ты, Ликус? Только погань ест погань, не боясь смерти. Разумные умирают от них, но не ты. — Не надо врать, Хубар. Разумные как бешеные крысы используют заллаи где только можно и нельзя, строят дома, доспехи, оружие. Даже зелья изготавливают из них, а потом пьют. Те же миклы, они вообще основа для зелий лечений. — Подобные им проходят очищение в лабораториях, влияние скверны изничтожается. Неужели ты спал на уроках алхимического зельеварения? — Даже Малитарское зелье, защищающее от скверны? Оно же выжимка из частей монстров, это же концентрированная скверна! — И оно тоже очищается, но уже в церкви, — церковник открыл дверь и жестом показал уходить. — Я буду молить Всебогов, чтобы мы с тобой больше не увиделись. Прощай, Ликус. Удачи тебе, и постарайся помереть в канаве. — Прощай, Хубар. Тебе тоже удачи, и будь так любезен подавиться собственным дерьмом. Мы обменялись презрительными взглядами, потом с наигранной вежливостью друг другу улыбнулись, и кивнули на прощанье. Хубар резко закрыл дверь. Я остался один, сбросив с плеч очередной груз неопределённости. Если магистрат действительно заставил церковников молчать, то я просто обязан их поблагодарить. Не обязательно вслух, можно мысленно, но всё же — это очень кстати. Титул сулина поможет уберечь сестрёнку и маму, как и титул магоса, ведь академия уж точно не заинтересована разглашать мою тайну. И шантажировать она всяко не станет, иначе её репутация будет уничтожена как нечестивцев, давших приют и защиту чему-то крайне мерзкому. Я перевёл взгляд на шкатулку, крепко удерживаемую в руках, и вздрогнул. На судьбу Носка мне было откровенно плевать, но вот что из него вытащили какую-то душу — это за гранью понимания. Как минимум в том, что душа вообще существует. Возможно, речь идёт именно о тех овалах, светящихся в телах разумных и животных, и исчезающих через сутки после смерти? Скорее всего, что так и есть, но проверить можно только если поднять навык «Чувство магии». Это я сделаю всенепременнейше.