– Вы замужем, Бирте? Она посмотрела на Хоффмана, потом на Гренса. – Нет. – И вы живете в Копенгагене? – Да. – В таком случае, я поселюсь в вашей квартире. Бирте как будто смутилась, но ненадолго. Достала ключи из сумки, стоявшей на полу рядом с ее компьютером. – Соммерстедгаде, 24. Четвертый этаж. Десять минут от Фискеторвет и примерно столько же от Вестерброгаде. Она протянула Хоффману связку, но не разжала пальцев. – У меня кот, его кормит сосед. Если не хотите видеть соседа в квартире, вам придется делать это самому. Лосось – этого достаточно. Плюс свежая вода, там миска, вы увидите. Ключи мягко легли в его ладонь, после чего Хоффман опустил их в боковой карман брюк. – Итак, я отправляюсь в квартиру Бирте и начинаю подготовку к внедрению. Одновременно Гренс пишет в чат от имени Лацци, а Бирте продолжает идентифицировать участников. Он поднялся и одним движением набросил куртку, висевшую на спинке стула. – Три направления одновременно. Мы используем оставшееся время по максимуму, это наш единственный шанс успеть. И уже на пути к двери: – Мне нужно быть на месте за день до встречи. Если это где-то в Калифорнии, я немедленно бронирую билет, самое позднее завтра, два часа дня. У входной двери Хоффман еще раз обернулся: – Это значит, что в нашем распоряжении ровно сутки. Двадцать четыре часа, считая с этого момента. Вторник 14:01 (осталось 23 часа и 59 минут) Стоило Хоффману выйти из комнаты, как в ней стало на удивление уютно и тихо. Гренс, не меньше датской коллеги захваченный происходящим на мониторе, поставил свой стул в каком-нибудь метре от Бирте. Он больше не боялся сказать глупость, потому что лишние слова, защищающие от застенчивости или прикрывающие разницу в возрасте, окончательно потеряли всякий смысл. Компьютерный эксперт из Копенгагена помогла ему стать частью цифрового мира, где забаррикадировалась компания педофилов, а затем проинструктировала, как следует себя вести, чтобы и дальше оставаться в нем под маской Лацци и как можно более убедительно вести беседы о насилии и манипуляциях. Это и стало основной задачей Гренса на ближайшее время. Открыть дверь достаточно широко, чтобы в нее смог протиснуться Хоффман. Вторник, 14:10 (осталось 23 часа и 50 минут) Обычно Бирте напрягало, когда время поджимает, а кто-то дышит тебе в спину. Но со шведским комиссаром, который работал позади нее за отдельным компьютером, все получалось иначе. Похоже, он был не в курсе самых элементарных неписаных правил общения и не подозревал о существовании светской беседы. Так или иначе, он ее не отвлекал. Не отпускал ненужных комментариев, не клал руку на плечо, чтобы имитировать участие. Идеальный сосед по комнате, хотя, возможно, и не лучший спутник для жизни. Бирте потянулась, помахала руками в воздухе, разминаясь. Ей предстояло идентифицировать еще десятерых в узком кругу. Плюс одиннадцать человек вне его, образующих сеть контактов, напрямую связанных с Хансеном. Таково было ее задание на ближайшие двадцать четыре часа. Кое-какой задел уже имелся. Мейер – немец Ханс Педер Штайн, Ленни – американец Джеймс Л. Джонсон, Шерлок – англичанин Джон Дэвис, Друг – итальянец Антони Т. Феррари. Ну и, конечно Лацци – датчанин Карл Хансен. Идентификация остальных не должна была занять много времени, с учетом уже проведенных исследований и подробной каталогизации. Поэтому, если Гренс и дальше не будет мешать, а сама она не уснет, теоретически у них имеется ненулевой шанс наверстать упущенное. Вторник, 14:43 (осталось 23 часа и 17 минут) В вагоне первого класса Пит Хоффман вытащил рекламную брошюру из кармашка на спинке кресла впереди, оторвал заднюю половину обложки и стал писать. Заглавными буквами, чтобы было понятнее. Разная гангстерская мелочь Картофельная мука Гражданство GPS-птица USB-камера Рубашка с коротким рукавом Глушитель Потом сложил листок, развернул снова и дополнил список: Тунец И сунул в боковой карман охотничьего жилета. Последнее, возможно, не имело решающего значения для успешности миссии агента, но было важно для одинокой Бирте, которой, похоже, неуклонное соблюдение повседневного распорядка помогало держаться на плаву. И в этом она тоже походила на Гренса. Пит огляделся, убедился, что его никто не подслушивает, и сделал три звонка. Первый – в маленькое ателье в Сёдере, в Стокгольме, где сонная Хёгалидсгатан пересекает шумную Лонгхольмсгатан. Там работала одна гримерша, лучшая из всех, кого знал Пит, которая большую часть рабочего времени занималась тем, что готовила актеров к киносъемкам. Второй – в затхлое подвальное помещение с маленькими окнами на Истедгаде, в центре Копенгагена, на подпольный склад, с хозяином которого у Пита сложились доверительные отношения. Третий и последний звонок был людям, по которым Хоффман начинал скучать, едва успев с ними расстаться, и которые на этот раз, похоже, даже не заметили его ухода, – детям. С каждым днем мальчики становились все более самостоятельными, чем напоминали, что их детство не вечно и скоро им самим предстоит создать собственные семьи. Когда поезд из Нюкёбинг-Фальстера прибыл на центральный вокзал датской столицы, Пит первым делом зашел в продуктовый магазин и только оттуда, с полным пакетом консервных банок, направился по адресу, который Бирте просила не записывать. Белый кот с голубыми глазами, поужинав тунцом, принялся гонять по квартире мячик. Положив свои скудные пожитки на то, что предположительно было кроватью Бирте, Пит понял, что не ошибся в своих предположениях. Здесь все дышало тем же духом одиночества, что и в квартире Гренса на Свеавеген, – одиночества как осознанного выбора. Тех, кому выбора не представилось. Направляясь на первую встречу, в подвальное помещение в центре Копенгагена, Пит поймал себя на том, что напевает что-то легкомысленное, несмотря на серьезность ситуации. В Копенгагене он всегда чувствовал себя как дома, даже если жизнь летела под откос. Люди, здания, воздух – все здесь было как-то понятнее и проще, чем в нескольких километрах отсюда, по другую сторону пролива. Вода из холодильника в бумажном стаканчике в одной руке и завернутый в салфетку бутерброд с паштетом и луком в другой, – он пересек мощенную круглым камнем площадь Хальмторвет и на Истедгаде набрал код на домофоне. Бесконечно долгое ожидание, и наконец дверь открылась. Спуск по лестнице сквозь густой табачный туман – как будто весь сигаретный дым, которого больше не было в копенгагенских кафе, собрался здесь. В просторном помещении у стены маячила фигура Сонни, хозяина криминального склада в этом городе. – Пит Кослов-Хоффман, какими судьбами! Сонни раскрыл гостю широкие объятия – один из отличительных признаков гангстеров такого масштаба – и тут же перешел на шведский без акцента. Если бы Сонни не предпочел стезю гангстера, мог бы заработать не меньше на своих лингвистических талантах. Но объятия его были искренни, а запах табака в помещении мешался с винными парами. – То есть ты действительно завязал? – Все так, бесповоротно и окончательно. – И тем не менее тебе нужна моя помощь? В Стокгольме его звали Лоренц, и он возил весь свой офис в багажнике автомобиля. В Боготе он был Сезаром и сидел в стеклянной будке в торговом центре «СуперДели». В Тунисе Сонни был известен под именем Роб и его можно было найти в Гранд-кафе, за одним из столиков под желтым зонтом. Здесь Сонни был хозяином склада, перевалочного пункта, где обретались товары и разные гангстерские вещи, которые потом меняли владельцев. – В последний раз, исключительный случай. – Конечно, конечно… Последний раз, так говорят в тюрьме Вестре. – Я серьезно. – Все серьезно, Пит. Сигариллы, он всегда их курил. Поджигал одну, держа в зубах еще две. – Срочно?