Неужели… …та, которую власти, по соглашению с ее родителями, решили объявить мертвой? Девочка, которая ходила в один детский сад с Расмусом и судьба которой так тронула Зофию? Девочка, из-за которой Пит Хоффман и оказался здесь? Ему захотелось сесть на кровать, приобнять измученного ребенка, которого он видел впервые в жизни, и расспросить обо всем. Но время для разговоров было явно не самое подходящее. Пит одолел педофилов, теперь ему предстояла неравная борьба со временем. Он был разоблачен. Не этими, конечно, а… лидером, который узнал обо всем, что здесь произошло, как только добрался до монитора, подключенного к спрятанным в комнате камерам. И теперь все улики будут уничтожены, все сообщники предупреждены. – Оставайтесь в этой комнате. Он снова обратился к ней по-английски. Девочка молчала, сжав губы. Нет. Здесь она не останется, пусть даже в ожидании полиции. Пока Пит не перетащит Ленни и Мейера на кухню и не привяжет к перилам лестницы, ведущей на террасу. Он ринулся вперед, но споткнулся. Голова закружилась. – Чем вы меня накачали? Ленни медленно приходил в себя. Пит пнул его ногой в бок: – Слышишь ты, ублюдок? Как долго это еще будет действовать? На шее рыхлого, вероятно, страдавшего одышкой мужчины все еще висела удавка. Поэтому он закашлялся, хватая ртом воздух, когда попытался ответить. Не разобрав ни слова, Пит еще раз удостоверился, что оба его противника связаны достаточно крепко и ремешки впиваются в тело при малейшей попытке движения. Потом еще раз посмотрел на девочек и поспешил к машине. Такие маленькие, почти бесплотные. И так далеко от дома. Часть 6 Как будто в одном зеркале отражалось другое. Тяжелые капли скользили вниз, по внутренней стороне стекла. Эта комната давно перестала дышать. Напряжение, надежды, рвение – все перешло в тепло. Четырнадцать человек – неудивительно, что окна запотели. Эверт Гренс протер верхнюю половину стекла рукавом рубашки. Снаружи датская столица жила обычной утренней жизнью. – Все еще ничего? – Ничего. Бирте вздохнула, как будто рассчитывала на другой ответ. – Мы не можем больше ждать, Гренс. – Я знаю. – Нужно срочно установить контакт. Мы должны узнать имя лидера. – Первым контакт устанавливает Хоффман, так мы, кажется, договаривались. – Но ты говорил, что он лучший. – Он и есть лучший. – Так что же он молчит? Гренсу захотелось взять ее за руку, отвести в сторону, сказать что-нибудь утешительное, но он воздержался. Не хотел подрывать авторитет Бирте как руководителя операции в глазах коллег, съехавшихся сюда из разных уголков земного шара. Поэтому Гренс просто отступил от окна и остановился в нескольких шагах от стола, откуда он, единственный неофициальный участник конференции, мог видеть всех остальных, официальных. В общей сложности тринадцать человек. Прежде всего Бирте, которая дала название всей операции и убедила полицейские ведомства, до того никогда друг с другом не сотрудничавшие, начать большую совместную работу. По одну сторону от Бирте сидел инспектор из Копенгагена, с которым Гренс общался уже в первый день своего пребывания в Лердале и который занимался допросами с датской стороны. Место по другую сторону от Бирте занимал молодой копенгагенский прокурор, предъявивший обвинение супругам Хансенам. Далее по цепочке – представители полиции Германии, Швейцарии, Бельгии, Нидерландов, Великобритании, Италии, приветливый господин из Интерпола и не столь приветливая дама из Вашингтона, генеральный прокурор из Сан-Диего и его соотечественник, какой-то таможенный чин. Наконец, молодая женщина, которая сейчас встала и которая была, если Гренс правильно понял, американской коллегой Бирте из какого-то центра расследований киберпреступлений. Теперь они обе, Бирте и молодая американка, стояли перед большой доской с увеличенными распечатками бесед в чате и, указывая на время и IP-адреса, озвучивали предположения, установленные факты и доказательства, которыми рассчитывали убедить судей и присяжных в том, что случившееся тогда-то и тогда-то действительно является преступлением, подпадающим под такую-то статью. Вокруг, на других стенах, тоже висели доски, но уже с другими распечатками. Новыми результатами расследования, столько раз пересекавшего границы разных стран в течение последних суток. При некотором везении эти сведения могли сыграть решающую роль в предстоящем судебном процессе. Так, на одной из фотографий, где безликий демонстрировал красное платье для Катрине перед отправкой его по почте, на заднем плане маячил черно-белый столбик кровати. Важная деталь в глазах полицейского, которая поможет установить личность «дарителя». Или на другой фотографии, где аноним прикрывает лицо табличкой «Привет, Катрине!», но за его спиной виднеется выкрашенный в зеленый цвет потолок. Если такой обнаружится в доме кого-нибудь из педофилов, связь между двумя членами банды будет доказана. Или другой снимок – у Гренса закололо в груди, – где девочка с печальными глазами вынимает из своих волос заколку в виде голубой бабочки и цепляет ее на голову кукле – той самой, которую Гренс позже обнаружит в одной датской квартире. Если эту девочку удастся найти в ходе операции, «бабочка» тоже пополнит копилку улик. – Эверт? Просто отойти от стола оказалось недостаточно. – Все еще ничего? Бирте не утратила надежды. – Ничего. Гренс чуть заметно качнул головой. – Пока молчит. Он видел ее отчаяние и понимал ее нетерпение, но сам испытывал несколько иные чувства. Коллеги-полицейские съехались сюда со всего мира и только и ждали, что прорыва в расследовании. Между тем как шведский комиссар полиции не далее как вчера имел продолжительный телефонный разговор с Питом Хоффманом, когда тот направлялся в город под названием Санта-Мария. И Гренс не узнал старого соратника. Никогда еще Пит Хоффман не был так растерян. Его смятение передалось Гренсу, и сейчас, в одной комнате с иностранными коллегами, комиссару было не по себе. Гренса преследовало чувство, будто он что-то делает не так. Надо бы поговорить с Бирте, выложить ей всю правду, но, с другой стороны, насколько разумно сейчас ее нервировать? Бирте сосредоточена на решении других проблем, на большее ее может не хватить. Пока она готовила это совещание, принимала и вводила в курс дела каждого участника, Гренс посвятил себя прослушиванию допросов Карла и Дорте Хансенов и их дочери Катрине – семьи, которую разрушили полицейские, потому что иначе не получалось. Именно тогда Гренс впервые кое-что заметил, и эта мысль поразила его как гром среди ясного неба. Голос Хоффмана – насколько отчетливо звучало в нем, что Пит только играет педофила. Гренс и раньше обращал на это внимание, но никогда еще в «новом голосе» лучшего агента шведской полиции не было столько фальши. Другое дело сам Карл Хансен на записях допросов, где он отрицает все возводимые против него обвинения. Вот там был настоящий педофил. Человек со стороны, прослушав оба варианта, непременно услышал бы диссонирующие нотки в голосе Хоффмана – агент не верил самому себе. Допросы девочки, мамы и отчима подтвердили впечатление от предварительной беседы, которую Гренс слушал уже в первую ночь после задержания Хансенов. Девочка время от времени выдавала разные неприятные детали, сама не осознавая этого. Похоже, она и в самом деле считала, что так живут все. Что мама, требующая отчета за каждую минуту, которую дочь провела не рядом с ней, – это нормально. И этот ухмыляющийся «папа». Гренс не видел Хансена на допросах, но вполне отчетливо представлял себе, как это могло выглядеть, – по сотням других подобных «бесед», проведенных им самим либо в его присутствии. Следователь: У нас есть снимки, ваши и Катрине. Карл Хансен: Есть, правда? Следователь: Да, и… Карл Хансен: Вы там меня видели, точно? Следователь: Мы видели… Карл Хансен: Руку, ногу – вы уверены, что это мои? Или где-то мелькнуло и лицо тоже? Следователь: В общей сложности у нас… Карл Хансен: В общей сложности у вас против меня ничего нет. Вот так, и ни грамма сочувствия. Но Гренса больше всего смущало не это, а реакция матери. Та одержимость, с какой она стремилась знать, о чем дочь думает каждую секунду. Владеть девочкой – полностью и безраздельно. И Дирте Хансен тоже встречала вопросом каждое утверждение следователя. Разве что ее вопросы были иного рода. Как будто, неусыпно наблюдая за дочерью, она рассчитывала взять под контроль и свои мысли и чувства. Эверт Гренс оторвался от документов, которые, в увеличенном формате, почти полностью покрывали все стены в этой комнате. Пришло время и ему выложить свои материалы, тоже увеличенные и до поры сложенные посередине стола в окружении кофейных чашек и полупустых бутылок с минеральной водой. Снимок, отправленный Хоффманом с телефона, – последний привет с Калифорнийского побережья. Фотография мужчины, предположительно лидера педофилов. Вид снизу, под углом. Как будто агент лежал на полу, когда нажимал на кнопку микрокамеры, замаскированной под флешку. Объект не совсем в фокусе и освещение оставляет желать лучшего. При этом, несмотря на сильное увеличение до размеров примерно метр на метр, лицо просматривается достаточно отчетливо.