Сгноить Оникса в тюремной камере, где он будет умирать постепенно, день за днем, час за часом. Это лучшее наказание, чем если бы я просто прострелил ему череп. – Я его подключаю. Трехсторонняя беседа, как вчера. Это заняло некоторое время. Комиссар перебирал пальцами кнопки и ругался. Он снова ткнул не туда и выругался еще крепче. Пока наконец его усилия не увенчались успехом и в трубке послышался новый голос: – Комиссар? Чем это вы там занимаетесь? Он произнес это как нечто само собой разумеющееся и безо всякого напряжения. Немногим дозволялось безнаказанно фамильярничать с Гренсом. – Электроника и тому подобная аппаратура – не мой конек. Поэтому я и побеспокоил тебя, Билли. Пит, ты нас слышишь? – Я здесь. – Отлично. А ты, Билли? – У аппарата. Все с той же естественной уверенностью. – Я что подумал, комиссар. Поскольку эти чертовы снимки – самое ценное, что у них есть, и поэтому ни в коем случае не должны исчезнуть из их жизни, почти наверняка имеется резервная копия. На случай, если однажды вечером он ткнет не на ту кнопку. Не выспится, к примеру, или дрогнет рука, как это случается и с комиссарами полиции, что уж говорить о каком-то педофиле. Ну, или, скажем, пожар. Или оригиналы кто-нибудь выкрадет. Да мало ли что… Он замолчал. Глотнул чего-то. Причмокнул губами. – Я ведь уже понял, как они со всем этим управляются. Чисто технически, я имею в виду. Уровень далеко не суперхакерский, хотя фишка с размагничиванием – это нечто. Думаю, в их случае логично обзавестись копией, причем не на флешке или каком-нибудь внешнем диске, чтобы не оставлять лишних следов. Я имею в виду облако. Тот, кого вы называете лидером, должен хранить всю свою «галерею» на каком-нибудь облачном файле в закодированном виде. – Погоди-ка, – шепотом перебил его Пит. – Мне кажется, я что-то слышу. Рука с телефоном упала. Глухой стук, как будто хлопнули дверцей автомобиля. И не так далеко. Хоффман насторожился, но дальше все было тихо. – Соседи просыпаются. Продолжай. – Итак, облако. Если он хранил копию там, то не мог уничтожить ее таким способом. И снова звуки. На этот раз голоса, в той же стороне, где хлопала автомобильная дверца. – Скажи, что мне делать. Нужно успеть, пока мне никто не мешает. – Его роутер. – И? – Мы можем отыскать резервную копию с помощью роутера. Он – связующее звено между Интернетом и компьютером. В нем есть кое-что, что может указать нам нужное направление, – IP-адрес облачного сервиса. Ты выносишь роутер из дома и отправляешь мне через UPS, FedEx[13] или что-нибудь в этом роде. Сутки, максимум двое, и он у меня. Если не станешь экономить на пересылке, комиссар. Потом вы, как представители власти, связываетесь с сетевым провайдером и получаете резервную копию, а я начинаю ее прорабатывать. Пробую разные шифры, копаюсь и копаюсь, пока наконец не взломаю код. Положитесь на меня, комиссар. Снова автомобильные дверцы, теперь ближе. И голоса. Хоффман подбежал к окну с видом на ворота и улицу. Полицейские. Они вернулись. – Роутер, говоришь? У нас тридцать секунд, потом я должен исчезнуть. – Я разместил бы его на том же этаже, что и компьютер. – И? – Но не в той же комнате. В общем… Что-то протащили по асфальту – так это прозвучало, по крайней мере. Заграждение у входной двери, они его убирают. Они уже здесь. Что, если… – Я знаю, где это может быть. Электрический шкаф. Тот, где Хоффман искал рубильник, чтобы прервать запущенный Ониксом процесс самоуничтожения компьютера. Там было что-то еще, с мигающими зелеными лампочками. Хоффман опрометью бросился в коридор. Так… вот он. Роутер стоял там. Пит собрал кабели и обхватил рукой ничего не весящую пластмассовую коробочку, но поднять не смог. Оникс привинтил роутер к полке двумя гайками. Там может быть копия. Доказательства, Пит. У нас все еще есть шанс. Хоффман рванул, потом еще и еще раз. И принялся расшатывать роутер из стороны в сторону, но тот сидел крепко. Требовался инструмент, чтобы открутить гайки. Либо такая ярость, какую Пит просто боялся выпустить наружу. Между тем звуки приближались. Следователи и криминалисты вовсю гремели ключами. Защелкали замки, захлопали двери. Пит Хоффман бросил роутер и побежал к подвальной лестнице. Луч света скользнул по коридорной стене. Пит успел увидеть тень собственной руки, прежде чем подвальная дверь захлопнулась за его спиной и он начал осторожный спуск по скрипучим ступенькам в направлении окна с выставленным стеклом. Над головой тяжело застучали шаги. Они были в доме. Пит ухватился за оконную раму, потянулся к окну без стекла. И успел по грудь высунуться наружу, прежде чем замер на полудвижении. Возле забора стоял полицейский в форме. Чуть дальше еще один. Они искали следы, не только в доме. Пути к отступлению были отрезаны. Он прижат к стене, как загнанная крыса. Некуда – совсем как когда-то в другом подвале, его собственном. Тогда он ударил, и Гренс повалился навзничь. Но теперь их было слишком много. В доме, куда он вломился и так отделал хозяина. В стране, где работал под чужим именем на полицию другой страны, которая знать его не знает в случае провала. Пит Хоффман, как смог, вставил стекло на место. Во всяком случае, издали не было заметно, что кое-где не хватает замазки и отсутствует часть штифтов, удерживающих стекло в раме. Пробивавшийся в подвал дневной свет был ему в помощь. Детские матрасы и подушки все так же лежали у стены. Оставшуюся часть помещения загромождала разная рухлядь – сломанная мебель, коробки, старая одежда, грудами наваленная вдоль стен. Шаги сверху не смолкали. Следователи бродили по комнатам. А потом открылась подвальная дверь, и лестница снова закряхтела под чьими-то шагами. – Повтори! Английский с легким испанским акцентом. – Повтори, я плохо тебя слышу. Полицейский остановился на лестнице в ожидании ответа человека, который стоял на первом этаже. Пит воспользовался минуткой, чтобы зарыться в груду мебели, и в конце концов оказался на полу, под антикварным деревянным шкафом. – Десять минут. Последняя проверка, окей? «Окей!» – крикнули сверху, и тяжелые шаги продолжили спуск. Хоффман лежал на спине, при каждом выдохе грудью упираясь в дно шкафа. Вошедший в подвал не только тяжело шагал. Он был тяжелым сам по себе, и это становилось все более очевидным по мере его приближения. Нейтрализовать, обезвредить, в худшем случае ранить смельчака-одиночку – решение настолько очевидное, насколько и невозможное. Потому что за одним придут и остальные. И это их город, между тем как Пит ни разу не бывал в окрестностях виллы, где ему предстоит скрываться. Хоффман осторожно повернул голову, прижался щекой к холодной древесине. Металлическая кошачья миска слабо мерцала в проникающем в подвал дневном свете. Перед ней топтались черные ботинки, всего в каком-нибудь шаге от его лица. Пит считал секунды, готовясь к нападению. Он вспомнил Зофию и их семейную жизнь, в которой всегда так много зависело от его выбора. Но в данном случае решение приняла сама Зофия. Пит видел ботинки и слышал, как кто-то роется в ящиках, переворачивает коробки и открывает сейфы. Он еще сильнее вжался в пол и затаил дыхание, когда полицейский сделал последний шаг и оказался рядом с ним. Одиннадцать минут и двадцать восемь секунд – ровно столько американский полицейский бродил по темному подвалу. А потом еще восемьдесят четыре минуты и восемнадцать секунд над подвалом, по комнатам первого этажа. И уже не один, а с коллегами. Пока хлопали автомобильные дверцы и полицейские фургоны один за другим покидали тихий жилой квартал, Хоффман успел отсчитать еще четырнадцать минут и тридцать семь секунд. Он не переставал отсчитывать время, затаив дыхание и вжавшись спиной в пол. Дважды убеждался, что все кончено, и ладонь инстинктивно сжималась вокруг рукоятки ножа. Первый раз, когда луч фонарика соскользнул с дверцы шкафа вниз, высветив, как показалось Питу, и его фигуру на полу. Второй – когда полицейский опустился на корточки, так что его брюки оказались в паре сантиметров от лица Пита, и принялся фотографировать содержимое одной из картонных коробок. Пит Хоффман задышал в дно шкафа. Он долго – пока входную дверь снова не опечатали полосатой лентой, предварительно заперев на двойной замок, – оставался в таком положении. И вышел только после того, как убедился, что может вернуться в коридор и беспрепятственно отвинтить прямоугольный аппарат с мигающими зелеными лампочками, сунуть его в рюкзак и покинуть дом через окно в гостиной. Четыре дня спустя Растянувшись на кухонной скамье, комиссар хорошо видел единственные в квартире часы – яркие мигающие цифры в углу над плитой. 01:34, то есть Гренс без малого двое суток в квартире человека, которого едва знает и с которым не имеет ничего общего. Сорок восемь часов, и ни малейшего шанса высунуть нос наружу, не говоря о прогулке по мокрым осенним улицам. – Спите, комиссар? Голос Билли – как всегда уверенный и бодрый. – Комиссар? – Да, сплю. – Продолжайте. Мне нужно еще немного времени. Гренс прибыл в Швецию почти одновременно с посылкой из Калифорнии и последние дни отпуска проводил в квартире на верхнем этаже высотного дома по Катаринабангатан. Он старался держаться поближе к кофейной машине, к которой подошел и сейчас. – Кофе? Ну, раз уж я ее включил. – Тогда вы точно не уснете, комиссар. – Значит, по большой чашке, как в полночь? Жизнь не переставала преподносить сюрпризы, раз от разу все более невероятные. С тех самых пор, как комиссар Эверт Гренс, десятилетиями остававшийся добровольным пленником уютного мира собственных привычек, вдруг поднялся с вельветового дивана, вышел из кабинета в полицейском участке, чтобы отправиться за границу по следу – ни больше ни меньше – какой-то голубой бабочки. А теперь тот же Эверт Гренс, вдовец со стажем, много десятилетий назад сделавший выбор в пользу одиночества и никогда не чувствовавший себя комфортно в обществе незнакомых людей, остался ночевать на этой тесной кухне, вместо того чтобы вернуться к себе домой. В то же время этот шестидесятилетний Эверт Гренс, сам далеко не юноша и с уже устоявшимся образом мыслей, вдруг обнаружил, что присутствие двадцатисемилетнего молодого человека и его постоянные замечания и каверзные вопросы нисколько его не смущают, даже наоборот.