Глава третья. Нежный шепот, громкий плач СМС-ка с номера Леськи пришла поздно ночью. Тори пребывала в глубоком сне, когда мобильный тихо булькнул, забытый в сумочке. Одновременно расстроенная, задумчивая и уставшая она вечером бросила сумку на кухне, так что услышать сигнал в любом бы случае не смогла. Кстати, удивительно: номер высветился без имени. Сначала Тори и не поняла даже, что это Леськин. Просто цифры, вместо привычного «Рыба», как подруга была обозначена в списке контактов. «Нежная сладость, Заяц, это больно» — спросонья Тори вглядывалась в текст без всякого понятия, что он может означать. Чушь какая-то, промелькнуло одномоментно в голове, а затем Тори чуть не закричала, срочно нажимая на зеленую трубку. Но номер был уже недоступен. Опять. Как и несколько дней до этого. Тори в отчаянье собиралась швырнуть мобильный об стенку, но тут же поняла самое главное: Леська жива. Черт возьми, по крайней мере, она была жива еще в полчетвертого ночи, и. очевидно, невредима настолько, что смогла набрать текст. Никто, кроме Леськи, не мог написать такое: пусть и совершенно дебильно-ванильное, но открывающее самую суть отношений между ними. Они называли так друг друга: «Рыба» и «Заяц», две великовозрастные дурынды, и никогда никому не сказали бы о милых, но таких глупых прозвищах. И Леськины слова: «нежная сладость». Те, которыми она выводила Тори из себя накануне исчезновения. Без всякого сомнения. А это было самое прекрасное, что могло случиться в данных обстоятельствах. Ну, кроме, благополучного возвращения Леськи. Но и смс-ка на безрыбье сойдет. Переведя дух и отрадовавшись, Тори задумалась, что ей теперь делать с этой информацией. Под наплывом чувств она сначала не заметила резанувшее слово. «Больно»… Тори в который раз пересмотрела короткий текст. Слово «больно» давало понять, что Леська не в таком уж порядке. Это был сигнал о помощи? В любом случае Тори собралась сделать то, что решила еще вчера. Подать заявление о Леськиной пропаже. Кажется, кроме нее, это никому не нужно. Несмотря на пришедшее от подруги сообщение, тревога не оставила, а только усилилась: с Леськой явно что-то случилось. Она быстро влезла в джинсы, машинально натянула легкий дождевик поверх футболки, и на улице поняла, что это было правильно: холодные капли дождя расплылись на серой плащевке, как только Тори вышла из подъезда. Она растеряно остановилась: а где может быть ближайшее отделение полиции, и как вообще подают заявление о пропаже людей? Опять нырнула в подъезд, чтобы не мочить мобильник под дождем, вбила в поиск. Оказалось, что отделение не так уж и далеко от дома. Остановки две, можно пройтись и пешком, если бы не дождь. Все равно пока Тори ждала троллейбус, успела вымокнуть, и в серое здание ввалилась мокрая, как цуцик. С дождевика на покрытый грязными разводами пол стекали капли, а кроссовки хлюпали и вносили в чужие следы свою нечистую лепту. Дежурный полицейский за решетчатой конторкой посмотрел на нее с усталым раздражением. Он был полноват, дышал с отдышкой, громко и тяжело. «Наверное, поэтому он сидит на приеме заявлений», — подумалось Тори. — «Его не берут в засады и погони, от этого он чувствует себя неполноценным и раздражается». — Моя подруга пропала, — сказала она. — Не появляется ни в своей квартире, ни на работе уже несколько дней. Я не могу с ней связаться. Дежурный молча смотрел на Тори, словно ожидал от нее чего-то еще. — Простите, — поперхнулась она словами. — Я не знаю, как… Ну, как заявлять о пропаже человека. — Совершеннолетняя? — наконец-то спросил дежурный. — Кто?! — Ваша подруга? — Ну, конечно, — Тори совершенно потерялась. — Вы жили вместе? — он спросил не для того, чтобы помочь, просто понял, что иначе она будет стоять у его конторки немым укором до второго пришествия. Тори покачала головой. — Нет, она до недавнего времени жила с мужем. Два месяца назад они развелись, и Лесь… Олеся осталась одна. — Загуляла? — бесцеремонно, но не без ноты зависти предположил полицейский. — Исключено, — Тори была готова к такому вопросу. — Ее бывший муж тоже говорит, что она где-то веселится, но Лесь… Это вообще не похоже на нее. — Так, — пухлые пальцы вдруг забарабанили по невидимому Тори из окошечка столу. — Я обзвонила все больницы и морги, — пояснила она. — Ее нигде нет. И в квартире ничего… — Вы ходили по квартире пропавшей и трогали вещи? — тон дежурного посуровел. — Ну да… А что мне оставалось делать? — По крайней мере, не лапать возможное место преступления, — рявкнул тот. — Там могли быть улики или отпечатки чужих пальцев, которые вы стерли… — Преступления? — с ужасом переспросила Тори. — А что вы думали, если человек исчезает? Возможно, ее уже нет в… — Нет, нет, — торопливо перебила Тори, опасаясь, что он произнесет вслух слово, которое она боялась подумать. — Сегодня утром пришла смс-ка… Она сквозь решетку сунула дежурному под нос свой мобильный, наверное, слишком резко и суетливо, потому что он сначала непроизвольно отпрянул, а только потом, сощурившись, вгляделся в текст. — Это же славно, — поднял он на Тори глаза. Взгляд был такой же тяжелый, как и дыхание. Серо-графитный, прибивающий к земле. — Чего тут славного? — удивилась Тори. — Вы же видите, она пишет «больно». — Раз может пользоваться мобильным телефоном, значит, в сознании и взаперти ее не держат, — в голосе дежурного появилась вдруг даже какая-то симпатия. По крайней мере, облегчение — точно. — Думаю, что ничего страшного с вашей подругой не случилось. Давайте, я запишу координаты, и с вами обязательно свяжутся. — А заявление? — удивилась Тори. — Нужно же все оформить официально. — Ладно, — вздохнул дежурный. — Пишите и заявление. У вас есть ее фото? Тори поняла, что это абсолютно бесполезное занятие. * * * До момента, когда Леська пропала, Тори казалось, что она знает и понимает подругу, как никто и никого. Она всегда угадывала, что лучше купить по дороге — шоколадку или пару бутылок пива, — лишь по Леськиному голосу в телефоне. И умела утешать Леську. И когда умерла ее мама, и когда ушел Иван. Совершенно одинокая Тори, впервые открыв Леське дверь в прихожей Виры, сразу поняла: эта тонкая, светлая девушка станет ее подругой. Много говорят про любовь с первого взгляда, но чаще с первого взгляда случается дружба. — Ты тоже на пересдачу? — шепнула симпатичная незнакомка и улыбнулась так, что в душе Тори с грохотом обвалился оттаявший ледник. Девушка сунула ей тонкую, прохладную ладошку и сказала: — Леська… Я — Леська… Как Вира сегодня? В благодати или поучает? Она торопясь скидывала с узкой ступни стоптанную бежевую балетку. — Вроде, ничего, — пожала плечами Тори. Ей почему-то впервые стало стыдно, что она не студентка, завалившая сессию, а «помощница по дому». Так ее называла Вира, но означало это, конечно, простую уборщицу. Леська нахмурилась, отчего веснушки поползли на переносицу. — Плохо. Лучше бы она поймала вдохновение. Тори улыбнулась. Когда Вира «ловила вдохновение», то уходила в себя, выслушивала заваливших экзамен студенток невнимательно и торопливо ставила хорошие оценки. Только вот… Врать этой веснушчатой, легкой Леське совсем не хотелось. — Я здесь работаю, — сказала она, сжавшись внутри. — Не учусь. Обычно в таких случаях студентки, ее ровесницы, вежливо, но уже отстраненно просили принести чашку чая или кофе. — Здорово! — вдруг обняла ее Леська и совершенно искренне сказала. — Я бы тоже всю эту бодягу бросила, у меня мама болеет, работать нужно. Но Дина уперлась: учись, да учись. А толку-то? Я бы хоть могла ей лекарства дорогие покупать. От Виры иногда перепадает, они вместе на реабилитацию ходят, но все равно — деньги-то нужны. А ты — молодец! — А Дина… Кто это? — Тори опешила от такой реакции. — Да мама же моя. Дина Егоровна. Если я сейчас быстро календарно-обрядовую поэзию сдам, то пойдем к нам в гости, познакомлю. Ты когда работать заканчиваешь? — До последнего посетителя, — печально пошутила Тори, но Леська сразу шутку поняла. И прыснула: — Честное слово, я буду последним. Вот позвоню сейчас Элке, она после меня собиралась, скажу: Вира сегодня особенно настроена на чтение колядок наизусть…