Иван кивнул: — Более-менее. Марк так и думает, что Леську загипнотизировал какой-то маньяк, возможно, из бывших ухажеров Дины Егоровны… — Чего?! — распахнула глаза Тори. — Из мести. Марк не то, чтобы твердо уверен, но предполагает и такой вариант. Кто-то из отвергнутых моей покойной прекрасной тещей лузеров решает отыграться на ее дочке. Гипнозом выманивает Леську в Лебель и… Ну, в общем, пользуется моментом. — Чушь какая, — покачала головой Тори. — Хотя не без выдумки. Я и не подозревала, что у нашего сухаря такие бурные эротические фантазии. — Ну, Леська-то молчит? — спросил Иван — Она не помнит. Вот помнит, как голос сладкий услышала, а потом — ничего. Иван попробовал пожать плечами, но с гипсом вышло неловко. — Вань… Тори запнулась, не знала — стоит ли ему рассказывать. — У тебя своя версия событий, так? — он догадался сам. Она кивнула — Только ты не издевайся сразу, ладно? И учти — в этой версии присутствует много фольклорных известных и неизвестных персонажей, а так же засыпающие и пробуждающиеся боги… — Давай, жги напалмом… И она рассказала Ивану все, что с ней случилось в Лебеле. Опустив только некоторые моменты, которые касались исключительно Леля. Иван слушал внимательно и не без интереса. В глазах его, обычно сонных и смотрящих только во внутрь себя, разгорались огоньки любопытства. — Ты слишком зациклилась на мифологии, — наконец сказал Иван. — Могут быть и другие варианты. — Интересно, какие же? — Древняя раса, — авторитетно заявил он. — Не боги, а раса, которая скрывалась от нового человечества в этих глухих местах. — Учти, что и об этом я думала. Миф может быть основан на каких-то свойствах, присущих определенной народности. Впадать в летаргический сон, например. — Да нет же! Я серьезно. Не об отдельных свойствах, а… Представь, что осколки какой-то погибающей расы, вроде Атлантиды, живущие неимоверно долго по сравнению с нами, умеющие в определенных случаях побеждать смерть, принимать разные формы материи — камня, воды, человеческого тела… Не маши на меня рукой, моя теория все прекрасно объясняет. Древние существа и поклоняющиеся им малообразованные народы, принявшие за богов. Те самые старинные семьи, про которые ты рассказывала. Служащие испокон веков, за что и награждены долголетием и прочими необычными свойствами, а? Дина Егоровна, теща моя, уж поверь, очень странная была, при том, что не ходила и говорила с трудом. В ней явно кровь не совсем человеческая бежала. И Леська часть крови унаследовала, вот и услышала этот «сладкий сон». И приняла, как приказ… — Ага. Пойди, спроси у них. Я уже — пас. С меня расспросов хватит. Могло быть и так. А могло — по-другому. Тори отогнала воспоминания о веселом, неприятно разухабистом голосе Леля, послушанном под окнами особняка Старухи. — Да, — наконец-то произнесла она. — А ты, Иван, не совсем дурак. Был бы — царевич, да только не получается без серого волка. Тут Иван заржал (превратившись в сивку-бурку), и Тори, и Марк, выходящий из палаты, с недоумением воззрились на него. Вид, честно говоря, у Ивана был совсем идиотский. — А ты спроси… спроси… — он уже почти катался по полу от смеха. — Как у Марка фамилия? — При чем здесь моя фамилия? — поинтересовался на всякий случай осторожно Марк. — Да, при чем? — повторила Тори. — А кстати — как? — Волков! — заорал Иван, торжествуя. — Волков он! — А ты откуда знаешь? — Тори все не могла связать дикий припадок смеха Ивана и недоуменный взгляд Марка. — Так я же его нанял! Фирма частного сыска «Волк и К». — Понятно, — кивнула Тори. — Точно — царевич. Чужими руками, ой, лапами, жар загребаешь… Тут она подозрительно прищурилась: — Что-то в той истории странным мне кажется… — Да я ко многим обращался, — вдруг признался Иван. — Как только мы выяснили, что Леськи несколько дней не было дома, я тут же по сыскным агентствам отправился. Понял сразу, в полиции даже заявление не примут. Уехала половозрелая тетка, написала, что жива-здорова — кто будет вмешиваться в ее личную жизнь? Тори, ты в курсе, что в нашем городе всего три частных сыскных агентства, включая «Волк и К»? Тори помотала головой. Никогда в жизни она не задавалась вопросом — сколько у них в городе сыскных агентств. — Так вот, в двух мне сразу отказали, — кивнул Иван — Заморочки не стоят гонорара, — пояснил Марк. — На пороге понятно — придется ехать в дремучий город, возможно, надолго. Пропускать более выгодные заказы, пока со сбежавшей бабой возишься. Да еще и клиент — бывший муж. Тут и криминал может быть. Я тоже собирался отказаться. — Но ты был моей последней надеждой. — Ты меня шантажировал, — буркнул Марк. — Просто обмолвился, что вскрыть любую базу данных для меня не проблема. Я даже не говорил про именно твою. Тори посмотрела на Ивана так, словно впервые его видела. Леськин бывший (или уже — не бывший, а будущий?) таил в себе невероятное количество загадок. — Я и взял дело — от греха подальше. Сделать вид, что стараюсь изо всех сил, а потом — простите, не получилось, гонорар можете оставить себе. — Ну да, — сказала Тори. — Я догадливая. Ты узнал в Дине Егоровне свою первую любовь, и дело стало твоим личным. — Точно! — Марк поднял вверх указательный палец. — Заказчик принес фото. В том числе и матери пропавшей. — А как ты разглядел в возрастной женщине в инвалидной коляске свою трепетную юношескую мечту? — Не знаю, — пожал плечами Марк. — Екнуло просто. — Что?! — в один голос спросили Иван и Тори. — Екнуло. Как хотите, так и понимайте. * * * Когда выезжали из Лебеля, в машине стояла удивительная тишина. Выздоравливающая Леська была еще слаба и не склонна к разговорам, но удивляли вдруг притихшие Марк и Иван. Сама Тори прощалась с городом. В окне проплывали дома, улицы, перекрестки, и еще перед ее глазами словно проходили лица всех, кого она здесь встретила. В душу и память врывались люди и призраки города, в котором время остановилось, ожидая рождения вечного мальчика. Тори видела его сейчас не веселым юношей, баловнем и любимцем всех женщин, попавших под обаяние, а таким, как на рисунках проклятого священника: длинноногого бога, одетого в вязанную кольчугу, с соколом на плечах и семиглавым силуэтом, ластившимся к ногам. Он словно высился над городом, накрыв улицы ледяной тенью, опустив на Лебель пелену холода и мрака, повелевая ожидать своего пробуждения. «Спит», — сказала сама себе Тори. — «Он спит сейчас там, под землей. До апреля». Она знала, как Лель спит — свернувшись в калачик, подложив правую руку под щеку, а длинные ресницы на сомкнутых веках никогда не дрожат в тревожном предчувствии. Лель не видит снов, поэтому не ворочается, не вздрагивает, не просыпается от кошмаров. Сон — это секунда, ничтожный обрывок, вырванный из прожитого дня, что он для Вечного? Что для него сама Тори, маленький кусочек мозаики, из которых складывается вечность? Внезапно, словно в ответ на ее вопрос, тучи раздвинулись, и в этот небесный проем сквозь моросящий дождь прорвалось солнце. Слабое, как улыбка через силу, когда у тебя что-то болит. Но оно прокатилось прощальным лучом по шуршащей листве, по пути игриво задело девушку, грызущую большое красное яблоко, догнало уезжающий из города автомобиль, мазнуло обжигающе теплым по щеке Тори. — Эй, ты что делаешь? — прервал тишину Марк, когда Тори, судорожно открыв окно, высунулась из него. — Подожди, — махнула она рукой. Тори разглядывала небо, тот разрыв в нем, откуда небрежным жестом был послан прощальный поцелуй. И увидела, честное слово, увидела — смутный профиль, словно вылепленный в облаках. Он подмигнул ей, и тут же унесся вдаль, гонимый ветром. «Отрок перегнулся через небо И коснулся солнца головою», — Тори вдруг вспомнила обрывки стихов из блокнота Леськиной мамы. «Я была не первая — вторая, Но пришел ужасный и великий, Запретил искать ребенка рая» Вот же черт… Неужели шептунья Дина писала о Леле? И с такой отчаянной нежностью. Может, она и сбежала из Лебеля из-за… Способны ли шептуньи испытывать человеческие чувства?