— О, дерьмо. Хорошо, ну в общем, спасибо, что позвонили. — Возможно, это было грубо, но я бросил трубку. Я смотрел, как Аннабелль подходила ко мне, улыбка всё ещё сияла на её личике, но это продлится ещё пару мгновений, поскольку я собирался сообщить ей новости, которые разрушат её. Как, чёрт возьми, я раскажу ей это? Она была так добра. Она была счастлива. Смерть Ноа была тем, что позволит ей опять выстроить тщательно охраняемую стену и стальные барьеры. Как я достучусь к ней тогда? Сейчас это не имело значение. Мои потребности были эгоистичными. Я должен был сообщить ей. — Что они хотели? Медсестра нуждается в выходном и хочет, чтобы я вышла? — она произнесла это, как свою персональную шутку. — Аннабелль. — Я произнес её имя. И этого было достаточно, чтобы она замерла. Беспокойство отразилось на её лице. — Что? Что случилось? Я не собирался удерживать это в себе больше, чем это было необходимо. — Это была Лорен из ОИТН. Она позвонила, чтобы кое-что тебе сообщить. Её голос дрожал. — Что, чёрт возьми, происходит, Тёрнер? — Это Ноа. У него развилась аритмия. Он не смог перенести этого, детка. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что она вот-вот рухнет. Я оббежал джип и поймал её прежде, чем она бы рухнула на землю. Посадил её так, чтобы она оказалась в колыбели моих рук, зачесывая назад её волосы, которые упали на лицо. — Я не понимаю. Я посмотрел в её глаза, они были наполнены слезами но, ни одну она так и не проронила. — Я понимаю. К сожалению, иногда это происходят. Это могло бы быть что угодно. Она мотала головой в отрицании. — Нет, этого не может быть. Он был в порядке. Я навещала его вчера утром. Доктор сказал, что он идёт на поправку. Его показатели были хорошими, они хотели уменьшить дозу некоторых его лекарств. В этом нет смысла. Они уверены, что позвонили тому человеку? Я наклонился к ней. — Мне жаль, Аннабелль. Чем я могу помочь? Она не ответила. Просто смотрела вдаль, сохраняя молчание. Её больше не было здесь со мной. Она была где-то в другом месте. Вспоминая что-то, чувствуя что-то, и для меня там не было места. Я поднялся с ней на руках и усадил её на пассажирское сиденье. — Ты хочешь, чтобы я отвез тебя домой или вернёмся ко мне? Снова тишина. Я не знал, что делать. Это новая сторона Аннабелль, и я понятия не имел, как с этим справиться. Я не был знаком со смертью. Даже хуже, я не знал, как справиться со смертью младенца. Неуверенно пристегнув её ремень, я вернулся на водительское сиденье. Я не имел ни малейшего понятия куда ехать, так что сделал единственную вещь, которую посчитал правильной. Я повез её обратно к ней домой. Мы молчали всю дорогу. Нечего было сказать. Мы были за пределами города, возможно, в двадцати минутах езды но, когда ваша голова полна вопросов без ответов и вы думаете о том, почему такие вещи происходят с хорошими людьми, эта часть пути кажется нереально длинной. Свернув на подъездную дорожку, я выхватил ключи из её сумочки и пошёл отпирать дверь. Аннабелль не последовала за мной, поэтому я вернулся в джип и отнёс её внутрь. Подбежал её кот, Чез, но даже он не мяукал, как обычно. Даже он понимал, что его хозяйке плохо. Усадив девушку на кровать, я снял с неё обувь и спросил, нужно ли ей что-нибудь. Никакого ответа не последовало. Она легла и отвернулась лицом к стене. Я не думаю, что когда-либо в своей жизни чувствовал себя таким беспомощным. Должен ли я лечь рядом с ней и обнять её, чтобы она чувствовала, что я рядом? Или оставить её одну и проверить позже? Должен ли я пойти на кухню и приготовить что-нибудь, если, вдруг, она захочет поесть? Что, черт возьми, было бы правильным? Я выбрал первый вариант. Улегся позади неё, обернул свою руку вокруг её талии и притянул к своей груди. Я почувствовал, как она глубоко вздохнула и выдохнула. Она всё ещё не проронила ни единой слезинки, что я находил более тревожным, чем её молчание. Я знал, что она чувствовала себя разбитой, и то, как она любила Ноа, неизбежно повлечёт за собой море слёз, это был лишь вопрос времени. Ей необходимо было поплакать. Успокаивающими движениями я скользил по её животу своими большими пальцами. Я надеялся, что она хотя бы немного поспит. Пока же, я обдумывал, что мне делать дальше. После того, как Аннабелль беспокойно ворочалась в течение получаса, она всё же уснула. Я успокаивал её так, как умел, а её кот запрыгнул на кровать и начал мурлыкать возле неё. Мне кажется, он давал ей больше утешения, чем был способен дать я. Когда её дыхание стало равномерным, я аккуратно вылез из кровати, не потревожив, и сделал следующую лучшую вещь, о которой мог подумать. Выйдя наружу, я позвонил своей маме. — Привет, малыш, как ты? — Южный акцент моей мамы всегда был сладким, как конфета, когда она слышала своих мальчиков. — Мама, кое-что произошло. Я слышал, как она двигается и закрывает дверь. — Извини, у меня гости. Что случилось, Тёрнер? — Помнишь о ребенке, о котором тебе рассказывала Аннабелль? О котором она заботилась? — Конечно. — Сегодня ей сообщили, что он умер. Мама ахнула. — Господи Иисусе, что произошло? Как Аннабелль? — Честно, мы пока не знаем подробностей, но его больше нет. — Я тяжело сглотнул. Я сам был подавлен. — Всё плохо, мам. Она не говорит, не плачет. Ей потребовалось мгновение, чтобы ответить. — Ладно, хорошо, мы все скорбим по-разному. — Нет, мам, ты не понимаешь. Она потеряна. Я вижу это в её глазах, она сейчас не здесь. Как только я сказал ей, всё оборвалось, и она отдалилась. Я не знаю, что делать. — Хорошо, малыш, все будет в порядке. Скажи мне, где вы находитесь, и я приеду. Ей, возможно, будет проще довериться другой женщине. Дело не в тебе, просто она очень осмотрительная девушка. Это было видно с самого начала. Я понимаю, что заставило её закрыться. Возможно, она была права. Возможно, Аннабелль нуждалась в женщине, с которой могла бы поговорить. Возможно, я не был дня неё тем источником утешения, который ей был необходим. Я продиктовал маме адрес и сказал, чтобы она приезжала, когда захочет, и то, что Аннабелль пока спит и, вероятно, именно в этом она сейчас нуждалась. Мама согласилась и сказала, что приедет через пару часов. Я решил, что у меня будет достаточно времени, чтобы взять себя в руки и выяснить, в чём нуждается моя девочка. Время летело, но замедлялось каждый раз, когда я смотрел на часы. Аннабелль всё ещё была в постели. Она просыпалась один раз, я как раз вошёл спросить, голодна ли она, и принёс ей стакан воды с аспирином. Она отказалась. С тех пор как мы приехали, она произнесла только два слова, и теперь я не мог дождаться своей мамы, чтобы увидеть, что она сможет сделать. Раздался звонок в дверь. Аннабелль посмотрела на меня, а я виновато взглянул на неё. — Я позвонил своей маме. Извини, если я тебя расстроил, но, думаю, тебе нужен кто-то, кроме меня. Она просто кивнула. Подойдя к двери, я впустил свою маму и забрал её сумочку. — Где она? — Дальше по коридору, последняя дверь слева. Не теряя времени, она направилась в том направлении, что я ей указал. Я последовал за ней. Войдя в комнату, я увидел, что Аннабелль всё ещё лежала, повернувшись лицом к двери. Её выражение лица было решительным. Она знала, что ей будут задавать вопросы и, похоже, набралась решимости для дачи отпора. Но этого не произошло. Моя мама в своей обычной манере точно знала, что требуется. Она взглянула на Аннабелль, и вместо пятидесяти вопросов, которых, я думаю, мы оба ожидали, подошла к ней, приподняла её голову и положила себе колени. Я наблюдал, как мама нежно поглаживала волосы Аннабелль и начала напевать колыбельную, которую она пела моим братьям и мне, когда мы были маленькими и плохо себя чувствовали. Она растаяла. Слёзы наполнили её глаза и впервые за всё время, она дала волю чувствам. Моя мама ворковала с ней, говоря, что всё будет хорошо. Она просто позволила ей чувствовать без всякого принуждения. Именно тогда я понял, что сделал правильный выбор, попросив её приехать. Аннабелль нуждалась в маме. Она нуждалась в прикосновении матери, чтобы почувствовать, что в её жизни всё будет хорошо, несмотря на то, что ей больно. — Я дала ему имя. Тёрнер был единственным, кому я рассказала, — её голос был хриплым ото сна и молчания. — Ты это сделала? Хорошо, я уверена, что оно было особенным, — ответила моя мама. — Ноа. Это было вторым именем моего папы. Я не знал этого. Она никогда не делилась этим кусочком информации со мной. — Ноа — хорошее и сильное имя. Похоже, он был борцом. Новая волна слёз и рыданий обрушилась на её тело. — Был, а теперь его нет. — Я не знаю, какого ты вероисповедания, милая, но твердо верю, что у Бога есть планы на каждого из нас. Когда приходит наше время, нас призывают обратно к нему, потому что мы нужны в другом месте, и тех из нас, кто остается, это учит жить по-другому. У Ноа была своя цель. Что за цель была... ладно, это зависит от тебя — найдёшь ли ты ответ. Я мог бы сказать, что она обдумывала эту мысль. Не думаю, что Аннабелль была очень религиозным человеком, однако, тем или иным способом все мы во что-то верим. Если слова моей мамы давали ей утешение, то ей-Богу, я надеюсь, что она продолжит разговаривать. Я не хотел вторгаться в их момент спокойствия и уединения, поэтому отступил назад и закрыл дверь. Войдя в гостиную, я сел на диван и уронил голову на руки, запуская в волосы пальцы. Моя мама давала тот же покой и мне. Я не смог бы справиться с этим в одиночку, и был в недоумении, как утешить человека, которого никогда не хотел бы увидеть страдающим, потому, что это было сложнее, чем я когда-либо мог себе представить. Откинувшись назад, я положил голову на спинку дивана и закрыл глаза. Ну и денёк. Я понятия не имел, сколько времени прошло, я проснулся от того, что мама коснулась моей ноги и шепнула, что уходит. Я даже не понял, что задремал. — Где она? Её глаза были красными, и я знал, что она плакала вместе с моей девушкой. — Она снова уснула. Я кивнул. — Спасибо, что приехала. — Пожалуйста, сынок. — Я не знал, что ещё сделать, мама. Как будто, когда я сказал ей, что он ушёл, ушла и она. Она наклонилась вперёд и погладила меня по щеке. — Я не знаю, что значит потерять ребёнка. Слушая, как Аннабелль рассказывает об этом младенце за ужином, как много обожания было в её голосе, было понятно, что он был особенным для неё. — Мама опустила руку. — Она любила его, как своего собственного, Тёрнер. Я не знаю, как и почему она привязалась к нему, но очевидно, у неё была причина. Бедная девочка видела слишком много потерь в своей жизни, и это было ещё одним знаком для неё, чтобы уверовать в то, что мир — жестокое место, которое причиняет ей только боль, если она позволяет ему. — Хорошо, но я не хочу, чтобы она опять закрылась от меня. Это то, что меня сейчас больше всего беспокоит. Потребовалось время, чтобы заставить её раскрыться, и даже после этого она остерегается.