– Иди, я сказал. Видимо, девочка беспрекословно подчинялась брату, потому что тут же ушла в глубь квартиры. Спина у нее была прямая, плечи закаменелыми, словно Оля тащила одной ей видимый неподъемный груз. – Вы к маме? Она с вами не поговорит. Спит она. – Как спит? С утра? Она дышит? Ты проверял? Может быть, надо «Скорую» вызвать? – Зачем? – искренне не понял мальчик. – Все в порядке с ней. С утра вернулась, уснула. Потом, когда мы из школы пришли, проснулась, бутылку пива выпила и снова спать завалилась. Конечно, дышит. Чего ей не дышать-то. А она вам зачем? Жаловаться хотите? По его губам пробежала какая-то судорога, то ли презрительная насмешка, то ли злая ухмылка. – Да я не к маме. Я, скорее, к вам. Хотела узнать, вы ели сегодня? Я имею в виду после школы. – А вы что, нас покормить хотите? – Из глаз выплескивалась злоба, лихая, неприкрытая. – С чего бы это вдруг? – Парень, ты бы повежливее, – сообщил из-за плеча Милы Игорь. – Это я с утра твою мать домой привел. Последний квартал на себе практически тащил. Узнаешь меня? Мальчишка смерил Игоря взглядом, сказал через силу: – Узнаю. И че? – Витя, я только сегодня узнала про вашу… ситуацию. – Мила не сразу подобрала нужное слово. – Прости, наверное, я плохой педагог, что не интересовалась раньше. Но мы нашли вашу маму на улице, и Игорь привел ее домой, а я подумала, что вы, наверное, голодные. Если мама весь день спит, то она и не готовила же ничего, да? – Приготовить и Олька может, только не из чего, – мрачно сообщил Витя. Теперь он выглядел не таким ощетинившимся, словно какая-то неведомая Миле гроза прошла мимо. – Тоха должен только завтра прийти, а постоянно у него просить тоже нельзя. Он деньги не печатает. Тохой, скорее всего, был старший брат Кедровских Антон, который, если верить биологичке, работал на фанерном заводе, возглавляемом Андреем Васильевым. Ну да, учительница биологии говорила, что тот помогает семье с беспутной матерью. Но как же он не проверяет наличие продуктов, зная, что брат и сестренка наверняка голодные? Впрочем, чего удивляться. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Трудно ожидать повышенной социальной ответственности от человека, который вырос с такой матерью. – Вот что, Витя. Я бы сходила вам за продуктами, но мне нужно успеть вернуться домой до семи, – сказала Мила, приняв решение. – Давай сделаем так. Я сейчас дам тебе денег, ты сбегаешь в магазин, купишь все необходимое, а Оля приготовит. Ты ж сказал, что она умеет. Курицу, к примеру, запечет? – Какую курицу, – из-за спины брата снова появилась бледная тень. Оля. – Разве ж можно целую курицу за один раз съесть? Из курицы лучше суп сварить. С макаронами, чтобы сытнее. Но лучше из тушенки. Дешевле выйдет. Не надо покупать курицу, Вить. Тушенки купи, макарон, масла растительного, картошки, лука, моркови, а еще геркулеса и пшена, кашу сварим. Столько дадите? Это, наверное, не меньше тысячи надо. У Милы перехватило горло. – Я больше дам. Вы купите все что надо, а часть денег оставьте, чтобы еще на потом хватило. – Оставить деньги нельзя, мамка отберет и самогон купит, – деловито сказала Оля. – У нее нюх на деньги. Тоша всегда продукты приносит, денег нам не дает. Но мамка иногда тушенку все равно на самогонку меняет. Поливановы гонят на продажу и взамен трех банок тушенки одну бутылку самогона дают. Поэтому мы тушенку в запас не покупаем. Господи, господи, господи. Она же даже не представляла, что в двадцать первом веке дети могут так жить. – Вот три тысячи, – проговорила Мила, открывая кошелек. Несмотря на скромную зарплату провинциальной учительницы, она могла жить, ни в чем себе не отказывая благодаря маме и ее мужу. Их доходы позволяли не считать три тысячи чем-то значительным для ее бюджета. Господи, господи, как же ей повезло родиться у своей мамы, а не у Полины Кедровской, к примеру. – Витя, купи все, что посчитаешь нужным. Желательно так, чтобы хватило до конца недели. И чтобы на самогон нельзя было обменять. Потом я еще что-нибудь придумаю. Справишься? Мальчик независимо шмыгнул носом. – Справлюсь, не маленький. – Вить, а может… – Оля переминалась с ноги на ногу, словно не решаясь что-то сказать. – Олька, молчи, а. Я с тобой потом поговорю, – отрезал ее брат и снова повернулся к Миле. – Спасибо, Камилла Александровна. Я потом Тохе скажу, он вам отдаст. Просто сегодня подевался куда-то, а есть действительно очень хочется. Мы со вчера ничего не ели. – Как со вчера? – ахнула Мила. – А в школе? Вы что, на большой перемене не ходили в столовую? У вас же должны быть бесплатные обеды. Витя! – Ходили. Я имел в виду, что мы дома ничего со вчера не ели, а в школе конечно. Да и невкусно там было. Рыбные фрикадельки в томате. Гадость. Пожалуй, с этим определением Мила была согласна. – В общем, купи то, что вам надо. Хорошо? И отдавать ничего не нужно. Когда брат появится, пусть лучше он вам еще продуктов купит. – Витенька, сынок, кто пришел? – раздался из комнаты хриплый женский голос. Мальчик тут же изменился в лице. – Так, я в магазин, пока мама про деньги не узнала. Камилла Александровна, вы идите сейчас, ладно? Быстро сунув ноги в стоящие у входа разбитые, не очень целые кроссовки, слишком легкие для не закончившегося зимнего сезона и наверняка промокающие, парень натянул куртку, шапку и выскочил в подъезд. – Олечка, доченька, кто там? – снова позвал женский голос. – Никто, мама. Учительница приходила, – быстро ответила девочка. – Я портфель в школе забыла, она принесла. Камилла Александровна, вы же не хотите с мамой поговорить? – Взгляд у нее был такой умоляющий, что Миле стало ее жалко. – Нет, не хочу. На твою маму я уже сегодня насмотрелась, – вздохнув, сказала она. – Ладно, Оля, я пойду. Завтра в школе поговорим. – О чем? – В глазах девочки плескался теперь не страх даже, а ужас. – Да просто поговорим, – не понимая природы этого ужаса, сказала Мила. – А сейчас ты иди к маме. Дверь мягко стукнула о косяк, закрывшись перед ее носом. Следующий день ничего нового не принес. Охранник Николай, сменивший Игоря, жизнерадостностью и дружелюбием последнего не обладал, поэтому в разговоры с Милой не вступал, на утренней прогулке с Кактусом молча шел в метре позади, по дороге в школу тоже не проронил ни слова и напоминал скорее неодушевленный предмет, а не человека. Буркнул лишь, что заступил на смену на сутки, потому что Игнат попросил его подменить. С ее точки зрения, провести сутки в машине с заведенным двигателем было невыносимо, но не влезать же ей в распорядок дня охранников Соболева. Урока в классе Вити и Оли Кедровских у Милы сегодня не было. Двойняшек она видела мельком в коридоре, но те при виде учительницы английского развернулись и шмыгнули куда-то в сторону. Видимо, стеснялись того, что вчера она дала им деньги на продукты. Мила и сама не знала, почему ее так заинтересовала эта парочка. То, что неблагополучные семьи существуют, она знала и раньше, не было в этом ничего нового. Почему-то ей казалось ужасно несправедливым, что выкопанный Кактусом клад нашелся после того, как дом перестал принадлежать Кедровским. Кто бы его там ни спрятал, хотя бы четверть найденного принадлежала бы этой семье, которая отчаянно нуждалась в деньгах. С другой стороны, Мила даже не сомневалась, что в случае получения этих денег Полина Кедровская сразу бы их пропила. Если она тушенку на водку меняет, оставляя детей голодными, о чем тут еще говорить. И все же несправедливость произошедшего жгла ей душу. При виде Вити и Оли она вспомнила еще об одном деле, которое запланировала вчера после визита к ним. Закончив уроки, Мила постучалась в кабинет к директору школы Елене Михайловне Малышевой. С первых дней пребывания в Малодвинске у Милы сложились с ней прекрасные отношения. Во-первых, директриса была страшно рада, что ей наконец-то удалось найти преподавателя английского, да еще с опытом преподавания в языковой гимназии и с нативным английским. Что и говорить, для Малодвинска небывалая удача. Во-вторых, работала Мила хорошо, хлопот не доставляла, дети ее любили, с остальными учителями она хоть и держалась на расстоянии, но не ссорилась и вообще проблем не доставляла. Ну и, в‐третьих, Малышева была одноклассницей Андрея Погодина, очень его уважала и падчерицу его со всей искренностью взяла под скрытую опеку. – Заходи, Милочка, – приветствовала ее директриса, когда Мила заглянула в дверь кабинета. – Ты просто так или случилось что? Мила знала, что директриса боялась, что молодая учительница заскучает в провинциальном городке окончательно, уволится посредине учебного года и сорвется с места. Нет, так подводить Малышеву она не собиралась. – Елена Михайловна, мне кажется, мы должны что-то сделать со школьным меню, – начала Мила. – То, что дают детям, есть невозможно. К примеру, я бы не стала. Но если у меня, а также у детей из благополучных семей есть выбор, они могут выбрасывать обед, потому что их дома покормят, то для льготных категорий это немыслимый выход. Зачастую они за весь день едят только то, что им дают в школьной столовой, и если есть это невозможно, то они остаются голодными. Директриса смотрела на нее во все глаза. – Ты о ком-то конкретно говоришь? – догадалась она. – Не было у нас никогда жалоб на школьную еду. У нас повара хорошо готовят, с душой. Понятно, что дети пельмени и сосиски любят больше, чем тушеную капусту, но меню же сбалансированное и Роспотребнадзором утвержденное, мы каждый день сосиски варить не можем. Ну, и если человек действительно голоден, то он что угодно съест. Не до капризов тут. Так что случилось-то? – Да ничего особенного не случилось, – призналась Мила. – Просто вчера, к примеру, в меню были рыбные фрикадельки в томате, я бы их точно есть не стала. Вот и дети не стали. – Милочка, ты чего-то путаешь, – директриса окончательно успокоилась. Разговор, который они вели, ничуть ее не взволновал. Главное, что молодая англичанка не увольняется, а со всем остальным можно разобраться. – Вчера как раз были обожаемые детьми пельмени. Мы их у холдинга Соболева закупаем. Они ручной лепки, из фермерского мяса, очень вкусные. Я такие домой покупаю. Биточки рыбные, конечно, бывают, потому что по нормам детям рыба положена, хоть они ее и не любят, но в пятницу. – Пельмени? – удивилась Мила. Она искренне не понимала, зачем Витя Кедровский солгал в такой малости. – Точно пельмени? – Совершенно. Вот, у меня раскладка меню по дням есть. Малышева покопалась в кипе бумаг на столе и вытащила одну, оказавшуюся недельным меню завтраков и обедов малодвинской средней школы. По понедельникам в меню значилась свекольная икра, картофельный суп с фасолью, пельмени с маслом, чай с молоком и кусочек черного хлеба. Действительно, не ресторанная еда, но голодным не останешься. Да и готовили школьные повара вкусно. Сегодня был вторник, а значит, детям предлагались винегрет, овощной суп, рубленая куриная котлета с пшенной кашей, хлеб, отвар шиповника и десертная булочка. В меню на остальные дни значились борщ и суп-лапша домашняя, рассольник и гороховый суп, школьные биточки и котлета по-домашнему, макароны, пюре, компоты из клюквы или свежих фруктов, различная выпечка и да, по пятницам ужасные рыбные фрикадельки. Вчера Витя Кедровский сказал ей неправду. Интересно, просто перепутал или осознанно солгал. Но зачем? Почему-то этот маленький инцидент казался Миле очень важным. Кое-как закруглив разговор с директрисой, Мила отправилась домой, решив, что все скрытое рано или поздно обязательно становится явным. Ее водитель и охранник на обратном пути все так же помалкивал. Уже когда они подъезжали к ее дому, у него зазвонил телефон. Покосившись в зеркало заднего вида на свою пассажирку, он взял трубку. – Да, Харза, здравствуй. Что, решила сходить со мной в кино? Я на работе до семи, но сеанс в восемь, так что можем успеть. Харза. Какое интересное прозвище. Или это имя? Любопытное Милино ухо цеплялось за все необычное, включая фантазию, которая тут же начинала бурно работать, рисуя в мозгу картинки и сочиняя истории. Так уж Мила была устроена. Вот и сейчас мозг услужливо создавал образ юной красавицы с длинными черными волосами и огромными карими глазами, изящно двигающейся под восточную музыку. Простоватый Николай с носом-картошкой и не очень чистыми спортивными штанами никак с образом красавицы не монтировался. Да и ладно, ей-то какое дело. На дом ее в этот день никто не посягал, видимо, либо забрав искомое, либо просто его не найдя. Кактус встретил хозяйку, как обычно, проявив сдержанную радость, и ушел в комнату, а Мила, наскоро приготовившись к завтрашним урокам, встала к плите, чтобы обеспечить должный уровень тому званому ужину, на который сегодня пригласила гостей. Она не знала, увидит ли вечером Савелия. Конечно, накануне он обещал прийти, но вскользь данное обещание ничего не значило. Он мог сказать это просто из вежливости. Мама, которой Мила вчера вечером по традиции рассказывала обо всем случившемся за день, согласилась с тем, что архитектор ведет себя подозрительно. – Что-то, Милка, я всерьез начинаю за тебя волноваться, – сказала мама с тревогой в голосе. – И кому от тебя чего надо, непонятно. И знакомство это твое странное. Откуда этот Гранатов знает жену покойника, если в городе без году неделя?! – Мам, ну откуда молодой мужчина, приехавший в командировку в новый город, может знать молодую женщину? – сердито заявила Мила. От своих же слов у нее во рту появился кислый привкус, будто она гвоздь облизала. – А с чего ты взяла, что она молодая? – удивилась мама. – Да ни с чего. Просто тетя Стеша говорила, что Троекурову, ну, тому мужику, которого убили, тридцать пять лет, значит, жене его точно не пятьдесят. Вряд ли он на старухе женился. – Не хами, – спокойно отреагировала мама, приближавшаяся к пятидесятилетию. – А над всем остальным нужно подумать. Не нравится мне все то, что у вас там происходит. Встрече с Женькой Калининой мама порадовалась, как и переменам в Женькиной личной жизни. – Все не одна там будешь. А то сердце за тебя изболелось уже. Прямо места себе не нахожу, что уехала и тебя одну оставила. – Да брось ты, мам. Все хорошо, – заверила ее Мила. – В конце концов, это было мое решение, и никто, кроме меня, за него не в ответе. Готовя ужин, она все-таки с нетерпением ждала встречи со школьной подружкой, потому что действительно соскучилась по девичьим разговорам и просто человеческому общению. А тут такая компания подбирается интересная. Савелий Гранатов появился ровно в семь, минута в минуту. Его пунктуальность становилась своеобразной визитной карточкой. В руках он держал две бутылки белого вина. Видимо, не привык приходить в гости с пустыми руками, что выдавало хорошее воспитание. Интересно, из какой он семьи?