– Это за десять-то тысяч? – продавщица горько усмехнулась. – В Малодвинске таких покупателей негусто. Да и аромат такой необычный, на любителя. С начала года только два флакона продали. Вы третья. Повезло вам, – и она стрельнула глазами в сторону Савелия. – Да, повезло, – кивнула Мила, думая, впрочем, вовсе не о щедром кавалере, и спрятала духи в сумку. В городском отделе УВД она сначала нашла человека, отвечающего за историю с кладом, и за пять минут подписала все необходимые бумаги. От положенной ей доли она официально отказалась в пользу бывшего совладельца здания Кедровского Антона Михайловича и поймала на себе удивленный взгляд полицейского и восхищенно-благодарный – Савелия. – Вы не хотите взять себе эти деньги? – удивился человек в погонах. – Но они положены вам по закону. – Нет, они не мои и счастья мне не принесут. В этом доме жили Кедровские, они просто не знали, что кто-то из их предков закопал в подвале горшок с монетами, но это их монеты, а потому передать долю клада им значит поступить по справедливости. – Вам будет нужно оформить свой отказ в их пользу нотариально. – Хорошо, я в ближайшее время сделаю это. Я бы хотела, чтобы эти девять тысяч долларов достались Вите и Оле Кедровским. Они могли бы получить образование на эти деньги. Но так как они несовершеннолетние, а их мать не вызывает никакого доверия, то я передам деньги через Антона. Ему я полностью доверяю. – Ваше право, – буркнул полицейский. – Ты удивительная, – шепнул Миле Савелий, когда они выходили из кабинета. – Впрочем, я уже тебе это говорил. Затем они нашли следователя, который вел дело об убийстве Сергея Троекурова. К счастью, он был на месте. – Что вы хотели? – спросил он, подняв глаза на шум открывающейся двери. – А, Мила, это ты? Заходи. Следователя звали Михаил Сергеевич Поташов, и он вел то дело, при расследовании которого ее мама познакомилась со своим будущим мужем. К Андрею Погодину и его семье следователь относился тепло. – Михаил Сергеевич, я должна вам что-то рассказать. То есть мы должны. Только вы, пожалуйста, не ругайтесь, что я вам сразу все не рассказала. – Та-ак, начало многообещающее. – Поташов откинулся на спинку стула и прикусил в углу рта ручку, которую держал в руках. – И во что ты опять вляпалась, душа моя? Мила принялась рассказывать о прогулке в лесу, о том, как Кактус погнался за кем-то, кого она с перепугу приняла за кабана, как вернулся, неся в зубах непонятный предмет, как обронил его в машине у Савелия. И о визитере, который тащил ее за волосы, и о том, как к ней не раз влезали в дом, и об охране, приставленной бизнесменом Соболевым по просьбе Погодина. И о том, чем именно оказался оставленный в машине кусок кожи. Следователь слушал внимательно, даже вопросов не задавал, потому что рассказчиком Мила была хорошим и события излагала связно и максимально подробно. – Тебе уже говорили, что мамаша в детстве мало тебя порола? – спросил он, когда Мила замолчала. – На тебя нападают среди бела дня сразу после убийства, к тебе в дом влезают, явно ищут там что-то, а ты даже не считаешь нужным сообщить в полицию? Андрей Михайлович-то куда смотрит? – Михаил Сергеевич, да не считала я это важным, – жалобно оправдывалась Мила. – То есть, когда тебя таскают за волосы и бьют по лицу, это неважно? – Не ловите меня на слове. Я просто неправильно выразилась. Конечно, лично мне вся эта история была крайне важна и неприятна, но до вчерашнего вечера я понятия не имела, что она имеет отношение к убийству. Я не видела, что именно притащила из леса моя собака. Всю голову сломала, но так и не поняла, что именно у меня ищут с таким пристрастием. А как поняла, так сразу к вам и пришла. Более того, я точно знаю, кто совершил убийство. Две пары глаз – Поташова и Гранатова – уставились на нее с изумлением. – Что? – спросил Савелий. – Это ты когда успела что-то узнать? Я точно помню, что ночью у тебя таких озарений не случалось. Мила смутилась, а следователь коротко крякнул. – Вижу, личная жизнь в Малодвинске наладилась не только у Ксении Александровны, но и у тебя тоже. Рад за тебя, девочка. И все же вернемся к убийству. Ты действительно знаешь, кто ударил ножом Троекурова? – Знаю, – со скромным торжеством сказала Мила. – И знаете, кто мне рассказал? Куница! А еще полынь! – Что? – Следователь смотрел на нее, как на больную. Она достала из сумочки пакет с чехлом, развернула и протянула следователю чехол с выгравированной на нем куницей. – Я понимаю, что все это странно звучит, но сейчас я расскажу вам ход своих мыслей. А вам останется только проверить мою версию. – Ее версию! Вот ведь шмакодявка! – в голосе Поташова звучало восхищение. – Ну, давай, выкладывай. Набрав побольше воздуха, Мила подробно рассказала ему все, что знала. – Все это, конечно, очень интересно, – начал Поташов, когда она закончила свой рассказ. – Только хотел бы я знать, как именно буду это доказывать. Если я правильно тебя понял, то убийца очень умен и предусмотрителен. Свидетелей он не оставляет, а те, кто ему помогал, будут стоять за него горой. Ты уверена, что про их отношения с Троекуровым никто не знал? – Понятия не имею, – призналась Мила. – Но вы уже больше недели опрашиваете свидетелей, и раз эта фигура ни разу не всплыла в разговоре, значит, шансов на то, что кто-то в курсе, действительно немного. Только вот, – она достала из сумочки коробочку с купленными только что духами. – Я думаю, что это вам поможет. В магазине мне сказали, что этот аромат с начала года приобрели только два человека. Это доказательство? – Косвенное. – Поташов поморщился. – Ну, если вам нужно прямое, то я предлагаю сделать так. И Мила изложила свой план, над которым думала сегодня в перерывах между уроками. Ей самой план казался безупречным. – Парень, ты ее не отпускай, – сказал Поташов Савелию, когда Мила снова замолчала. – Я прекрасно понимаю, почему Андрей Погодин женился на ее матери. Но я думал, что таких женщин больше не существует. Ан нет. Эта вся в мать пошла. Шмакодявка, а ты понимаешь, что это может быть опасно? – в голосе у него звучало восхищение. – Ничуть, – пожала плечами Мила. – Вы же меня подстрахуете. Оба. Но для начала нужно сделать так, чтобы Соболев снял с меня охрану, но только после того, как ко мне приедет Игорь, у которого сегодня ночная смена. Да, Михаил Сергеевич? – Да, Мила. Пожалуй, ты права. Это самый короткий путь. Вот только у меня все равно стойкое ощущение, что мы что-то не просчитали, а значит, неминуемо совершим ошибку. – У нас есть еще время, чтобы хорошенько обо всем подумать еще раз, – убежденно стояла на своем Мила. – И все предусмотреть. Если я правильно понимаю, то незваного гостя мне надо ждать между восемью и девятью часами вечера. Точно не раньше и вряд ли позже. Раньше просто не успеть, а позже… Позже убийца должен быть совсем в другом месте. Уходя, они на крыльце столкнулись с Антоном Кедровским и Калиной. Мила просто физически ощутила, как замер, словно заледенел внутри Савелий, остановился, поедая девушку глазами. Та, впрочем, не обращала на него ни малейшего внимания, возбужденно обращаясь исключительно к Миле. – Антона отпустили! Ты представляешь? Адвокат добился изменения меры пресечения на подписку о невыезде. Правда, пришлось ждать понедельника, а это лишние два дня в камере, но хорошо то, что хорошо кончается. Да, Антоша? – Да, – Кедровский улыбнулся, глядя на свою спутницу с нежностью. Той же самой нежностью, которую Мила уже привыкла видеть в глазах Савелия, когда он смотрел на нее. – Я должен поблагодарить вас за адвоката. Калина сказала, что это вы уговорили Васина. А еще в полиции говорят, что вы решили отказаться от своей доли клада в мою пользу. Вы, конечно, добрый ангел нашей семьи, но принять эти деньги я не смогу. – Конечно, сможете, – решительно сказала Мила. – Тем более что они не для вас, а для Вити с Олей. Вам нужно думать об их будущем, так что деньги очень пригодятся, а они все равно ваши. Их спрятала ваша бабушка или еще более далекие предки. Не ваша вина, что вы про это не знали. А мне они ни к чему. Чужое добро никогда еще никому не приносило счастья. А что касается адвоката, то благодарить вам надо не меня, а вот этого человека. Знакомьтесь, это архитектор Савелий Гранатов. Он строит новый дом Олегу Ивановичу Васину. – Очень приятно. – Калина наконец перевела взгляд на Савелия, который заметно побледнел от переживаний. – Спасибо вам, Савелий. Я не понимаю, чем вызвана такая забота обо мне и об Антоше, но я очень ее ценю. Правда. Мила вопросительно смотрела на Савелия, пытаясь угадать, решится он наконец сказать сестре правду или снова испугается. – Калина, нам надо поговорить, – хрипло произнес тот, немного помолчав. – Я очень многое должен тебе рассказать. Помнишь: Старший брат сестру баюкал: – Баюшки-баю! Унесем отсюда кукол, Баюшки-баю. Уговаривал девчушку (Ей всего-то год): – Спать пора, Уткнись в подушку, Подарю тебе я клюшку, Встанешь ты на лед. Калина смотрела на него во все глаза, хмуря гладкий лоб, что-то вспоминая. Старший брат сестру баюкал: – Ну не купим мяч, Принесу обратно кукол, Только ты не плачь, — продекламировал Савелий, словно вызывая воспоминания, общие и важные для них обоих. – Вы сказали, вас зовут Савелий. Но… Сильван, это ты? – Я, – просто ответил он. – Это я, Калинка. Ты прости, что я пропал на двадцать лет и вернулся только сейчас. Я ужасно виноват перед тобой. – Господи, – Калина прижала ладони к раскрасневшимся щекам, – Антоша, Мила, это мой брат. Он в детстве читал мне эти стихи Агнии Барто, когда я не могла уснуть. За стеной грохотала музыка, пьяные голоса что-то орали, а он читал мне стихи из единственной книжки, которая каким-то чудом оказалась у нас дома. Мой старший брат, сбежавший из дома, когда ему было двенадцать, а мне восемь. Я думала, что его уже в живых давно нет, а он вот, стоит передо мной. Красивый такой. Архитектор… Нет, это правда ты? – Это совершенно точно я, – сказал Савелий, уже гораздо спокойнее. Видимо, он волновался, что сестра его прогонит, и то, что она с ним разговаривала, было уже несомненным плюсом. – Калинка, я обязательно тебе все расскажу. Просто попозже.