– За последние двадцать минут сюда не приходила девочка-подросток с просьбой позвонить? – выпалила она. – Эй, леди, тут очередь, – сказал парень сзади, положив руку ей на плечо. Кери повернулась и посмотрела на него. – Мой кулак очень быстро встретится с твоим носом, если ты сейчас же не уберешь руку. Он убрал руку. Она снова посмотрела на кассиршу, которая с опаской указала ей рукой на подсобку. Кери пробежала туда и набрала последний номер. Конечно же, это оказалась служба такси. Она представилась, и ей дали адрес последнего заказа: автобусная станция Грейхуанд в центре города. Потом она снова побежала домой за машиной и меньше чем за час, доехала до автостанции объездными дорогами, чтобы не попасть в утренние пробки. Когда она вошла на станцию, она получила сообщение от Магс: «Похоже, у меня тоже пропало 75 долларов из кошелька». Кери позвонила в компанию такси, чтобы узнать, сколько стоила поездка от кофейни до автостанции, и когда она происходила. Ей ответили, что пассажира высадили в 7:14 утра, и что поездка обошлась в 41 доллар без чаевых. Она посмотрела на часы. Было 7:47 утра. Она подошла к кассе и постучала в окно. – Мне нужно поговорить с руководителем, – сказала она, показывая свой значок. Кассир посмотрел на нее, потом указал на усталого пожилого мужчину, сидящего в дальнем углу комнаты. Кери подошла и сразу же объяснила ситуацию. – Мне нужен список всех автобусов, которые вышли на линию за последние полчаса, отправятся в течение следующего часа и билет на которые стоит меньше ста долларов. Администратор быстро нажал на несколько кнопок с таким невозмутимым видом, будто подобные вопросы ему задавали каждый день. – Таких рейсов три, – ответил он мягким голосом. – На семь семнадцать в Сакраменто, пятьдесят два доллара. На семь пятьдесят четыре в Эль-Пасо, семьдесят девять долларов. На восемь двадцать два в Вегас – восемьдесят. – Задерживаются ли с отъездом водители? – Автобус отъезжает строго в назначенное время. Багаж и пассажиры должны находиться в салоне за пять минут до отправления, иначе их места могут отдать другим. Кери на секунду задумалась. Эвелин никак не могла прибыть на станцию ​​в 7:14 и сесть на автобус 7:17. Она могла попросить их задержать два других, но знала, как поступила дочь. – Спасибо, – сказала она. – С какого перрона отправляется автобус в Эль-Пасо? – С седьмого, – ответил он, не поднимая глаз. Кери поспешила туда. Она была уверена, что Эвелин ни за что бы не поехала в Лас-Вегас – город, известный разнузданностью нравов. Кроме того, она чувствовала, что ее дочь отчаянно хочет убраться как можно дальше из Лос-Анджелеса, и не важно, куда именно. Эль Пасо вполне походил. Подойдя к автобусу, она снова посмотрела на часы: 7:53. Водитель, тяжеловесный мужчина лет пятидесяти, уже протягивал руку, чтобы закрыть двери, когда она поставила ногу на ступеньку автобуса и махнула значком. Ее мозг работал как часы, все процессы она держала под контролем одновременно. – Мне нужно кое-что проверить. Это займет меньше минуты. Он кивнул, и она вошла в салон, глядя на сидящих людей. – Все места проданы? – спросила она водителя. – Да. Все билеты, – ответил он. Кери осмотрела левую сторону автобуса и правую. В середине ряда по правой стороне она увидела то, что искала – пустое сиденье. Она медленно подошла к нему. Конечно же, там была Эвелин, свернувшаяся на сиденье, прижимая рюкзак к груди. Ее глаза были закрыты, будто она думала, что это поможет ей спрятаться. Кери посмотрела на старушку, сидящую рядом с ней. – Вы не могли бы, пожалуйста, выпустить ее? Ее паспорт недействителен. Эвелин открыла глаза и посмотрела на Кери. – Как ты меня нашла? – смиренно спросила она. – Я детектив, милая. Это моя работа. А теперь выходи и пойдем завтракать. * * * Они сидели в закусочной и обсуждали только лишь заказ. Кери написала Магс, что все в порядке, потом позвонила в школу и сообщила, что Эвелин опоздает сегодня на несколько часов. Когда она поняла, что Эвелин не собирается ничего объяснять, она сама заговорила об этом. – Это тот парень из новостей, верно? – спросила она. – Тот, кто был арестован. Это он был тем человеком в маске, который показывал тебе видео со мной, так? Эвелин кивнула и тяжело вздохнула, прежде чем заговорить. – Я услышала его голос из спальни и мне стало очень страшно. Когда я вышла, то увидела, что это всего лишь телевизор и что он арестован. Но это не помогло. Ужас вернулся ко мне. И вчерашний день у папы прошел ужасно. Мне нужно было уйти. – Я понимаю, милая. Действительно, понимаю. Мне самой все еще снятся кошмары, когда показывают этого адвоката, Кейва, а ведь я не проходила всех этих ужасов, как ты. Но побег – это не выход. Приходи лучше ко мне. Я заставлю их всех за все заплатить. – Но что, когда тебя нет рядом? Я звонил тебе вчера от папы, а услышала лишь автоответчик. Мне пришлось позвонить Магс, а она позвонила Рэю. Все это превратилось в сложную схему. – Я слышала. И мне очень жаль, Ив. Я была в горах Малибу по очень важному делу, там не было мобильного покрытия. – Я знаю, – сказала Эвелин. – Я видела, что ты спасла девушку. Я знала, что ты именно так и поступишь. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой за это. Но папа не собирается останавливаться. Я не могу это выносить. Будто бы ему совершенно наплевать на мои желания и чувства. Все, что ему нужно – это победа. Если он получит надо мной опеку, то он почувствует себя победителем. Кери тихо потягивала кофе, не зная, что ответить. Тогда она решила выложить все начистоту. Ее дочь заслуживает честности. – Послушай, Ив, не могу обещать, что все будет идеально. Но я могу пообещать, что всегда буду бороться за тебя. Бороться за то, чтобы этот Уэзерфорд получил по заслугам. Он окажется в тюрьме очень надолго, и даже еще раньше, чем кто-нибудь узнает, что он с тобой делал. Могу поспорить, что ты не единственная девочка, которую он обидел. Эта часть его жизни выйдет наружу. Уж можешь мне поверить, такие богатенькие коррумпированные чиновники, которые обижают маленьких девочек, свое время за решеткой проводят очень красочно. А ему придется провести там никак не меньше тридцати лет. Эвелин силилась сдержать улыбку, но у нее это не вышло. Затем ее глаза снова померкли. – Мне придется давать показания? – спросила она. – У меня такое ощущение, что девушек, желающих дать против него показания, будет немало. Так что не особенно не беспокойся по этому поводу. Но, возможно, тебе придется давать показания в другом деле, чего я до сих пор хотела избежать. – В каком? – спросила Эвелин, нахмурив бровь. – Это не императивное правило. Но в Калифорнии в делах об опекунстве суды принимают в учет мнение ребенка, если ему исполнилось четырнадцать. А тебе недавно исполнилось четырнадцать. – А почему ты не сказала мне об этом раньше? – взволнованно спросила Эвелин. Ее взгляд прояснился. – Потому что это не тот путь, по которому я хотела идти. Я надеялась, что мы сможем сами договориться с твоим отцом. Но, судя по всему, он не настроен на сотрудничество. А после вчерашнего дня, не говоря уже о том, что было в январе, я и сама не хочу с ним договариваться. – Я больше не хочу его видеть, мама. Он уже не тот, кем он был раньше. Кажется, ему даже не интересно узнать, какой я стала. Меня угнетают походы к нему. Каждый раз после этого возвращается боль. – Магс посоветовала мне своего адвоката, я сегодня поговорю с ним. По всей видимости, он наводит ужас даже на лучших своих коллег. Но это может быть несколько неприятно. Тебе придется справиться с этим. – Ты сомневаешься, что я могу перетерпеть неприятности? – скептически спросила Эвелин. – Знаю, что можешь. Просто хотела тебя предупредить. Я тоже могу справляться с неприятностями, это моя работа. Я разбираюсь с неприятностями именно для того, чтобы тебе не пришлось этого делать. Я никогда не подведу тебя и не предам. Но ты должна доверять мне. Приходи ко мне со своими проблемами, ладно? Потому что единственный способ разобраться с этим бардаком – держаться вместе. Мы с тобой команда. Как тебе? – Хорошо, мама. Даже если это глупость, но звучит хорошо. ГЛАВА 42 МЕСЯЦ СПУСТЯ Кери заехала на стоянку полицейского участка и удивилась тому, насколько она нервничала. Несмотря на то, что было довольно поздно, весеннее солнце еще стояло высоко над головой. Она заставила себя успокоиться и выйти из машины. В вестибюле ей глупо улыбнулся сержант за проходной стойкой. Она улыбнулась ему в ответ. Казалось, все были очень любезны с ней последнее время. Ну, может, и не все – уж точно не Стивен. После того, как она наняла адвоката Магс, Портера К. Френдлхауса, эсквайра, он во многом преуспел по ее делу. Портер со всем справился отлично, в том числе подготовил Эвелин к даче показаний, которые должны были свидетельствовать о ее желании жить с матерью, а также о том, что попытку самоубийства она предприняла после встречи с отцом и отчасти по его вине. Судья присудил Кери временную единоличную опеку без посещений Стивена. И хотя окончательное решение будет принято только через пять месяцев, казалось, что он потерял интерес к процессу, как только стало понятно, что он проиграет. Бывший начальник округа Карл Уэзерфорд тоже не был с ней очень любезен, особенно после того, как Кери разыскала более дюжины несовершеннолетних девушек, которые подверглись насилию с его стороны. Их он тоже насиловал в маске. Все опознали его по голосу и отличительным признакам на теле. Эвелин не пришлось бы давать показания или даже выступать в качестве жертвы, даже если бы она этого сама хотела. По оценкам прокуратуры, за эти обвинения, а также за коррупцию, растраты и вымогательства, даже при хорошем поведении, он проведет за решеткой примерно сорок – шестьдесят лет. А поскольку ему уже было шестьдесят шесть, то умрет он точно в тюрьме. Он насильник, а значит, его поместят в колонию строгого режима, что особенно нравилось Кери. Он там обзаведется многими понимающими друзьями. У Гарретта Паттерсона, который по всеобщему молчаливому согласию был лишен прозвища «Пчела», дела шли не так уж и плохо, насколько это было возможно в его обстоятельствах. Он признал себя виновным и поддержал своими показаниями обвинение штата против Уэзерфорда. Его проговорили к шести-восьми годам лишения свободы, но, скорее всего, он выйдет года через три за хорошее поведение. Но он на всю жизнь останется персоной нон грата в органах.