– Меня или Ивана? – Если ты усомнился в Хаймесе, то почему он не мог усомниться в тебе? Логично? – Боже мой… – Или у него был другой, неизвестный нам пока, подозреваемый. – Но если он подозревал меня?.. У него были основания! Значит, это я? Мое второе «Я»? – Маркос закрыл лицо руками и застонал. – Вам плохо? – спросил сосед справа. – Мы сейчас приземлимся, минуты две еще. Позвать бортпроводницу? – Нет-нет. Все нормально, у моего друга закружилась голова. Бывает. – Ответил соседу Александр и сказал Маркосу по-русски: – Возьми себя в руки. Кроме того, у меня есть кое-что в твою защиту. – Что именно? – Мы ведь с тобой предположили, что русский язык нужен был Хаймесу для того, чтобы никто посторонний не смог прочесть его записи, так? – Да. – Если он подозревал вас… тебя или Ивана… – Тогда почему он писал по-русски?! Мы же знаем русский язык, – удивился Маркос. – Правильно. – Я ничего не понимаю, Саша. Самолет коснулся земли, покатился по посадочной полосе, замедляя скорость. – Думаю, он не хотел, чтобы записи прочла Мария. Он ограждал именно ее от ненужных волнений. Я сегодня прочту эту тетрадь, Маркос. Если я прав… Если его исчезновение связано с поисками убийцы, то… Хаймес тоже мог стать его жертвой. Завтра мы будем знать, правы ли мы в своих рассуждениях или это только наши домыслы. И в зависимости от этого, наметим план дальнейших действий. Вечером Александру не сразу удалось уединиться и погрузиться в чтение тетради Хаймеса. Сразу по прилете произошло два события, на которые друзьям пришлось отреагировать: звонок Матео и последующий их визит в полицейский департамент и сообщение от Альваро. «Друзья мои, как вы добрались? Надеюсь, вы не сожалеете о поездке в Боливию? Я, со своей стороны, очень рад нашей встрече. Надеюсь также, что встречаемся не в последний раз. По поводу алиби. Не знаю, можно ли считать доказательством моей непричастности к преступлению тот факт, что в день убийства, с 17:00 до 18:00 я находился в кафе Вилконата, которое расположено в двух шагах от отеля Сан-Агустин Эль Дорадо, где я останавливался. В кафе я встречался с Алонсо Гонсалесом, работником мэрии Куско. В 17:45 он ушел, а я оставался там еще минут пятнадцать. Потом вернулся в отель. В течение часа находился один в номере. Не знаю, где именно было совершено убийство девочки. Имел ли я возможность добраться туда и вернуться обратно в отель за это время? В семь часов я уже заходил в ресторан и ужинал до восьми вечера. В ресторане могут подтвердить мое присутствие. Кроме того, у меня есть копия кассового чека, выданного в 19:58. Маркос, держи меня в курсе, как идет расследование. И не забудьте ваше обещание сообщить полицейским об убийстве Зины. Я весь сегодняшний вечер думаю о ней…» Конечно, они еще раз поблагодарили боливийца за оказанное гостеприимство и щедрое угощение. И за то, что сообщил, где он был в день убийства. Если его сведения точны (а Маркос с Александром в этом нисколько не сомневались!), то Альваро никак не мог совершить преступление, так как находился в это время в другом месте. Да, криминалисты полагали, что Камила была убита между шестью и семью часами вечера, как раз в то время, когда Альваро оставался в номере один. Однако место, где была найдена убитая девочка, находится далеко от отеля Сан-Агустин Эль Дорадо. Невозможно в течение часа добраться туда, совершить убийство и вернуться обратно. Разве что лететь на вертолете. Можно считать, что у Альваро Ортуньо надежное алиби. Рабочий день Матео Эрреро закончился, но он оставался в департаменте, ожидая Маркоса и Александра. Майор был несколько удивлен тем, что друзья не поленились полететь в Ла-Пас для встречи с Альваро Ортуньо – не ожидал, что они возьмутся за расследование столь серьезно. Маркос рассказал о встрече, добавив, что никак не подозревает боливийца и не считает его способным совершить убийство. – А вы, Александр? Каково ваше мнение? – Я согласен с Маркосом. К тому же у него есть алиби. Вам осталось лишь проверить, действительно ли он общался с сеньором Гонсалесом в тот день и час. Если все так, как он сказал, у Альваро не было времени совершить преступление. И я очень рад, что у него есть алиби, иначе он находился бы в числе подозреваемых. А он совершенно, верите ли, совершенно не похож на преступника. – Что ж… Алиби Ортуньо мы, конечно, проверим. Если его слова правдивы, то у нас отпадают один за одним все подозреваемые. Разве не так? – Пожалуй, вы правы, – вздохнул Маркос. – Сеньор Матео, есть новости о Хасиме Ридере? Неужели его убили? – спросил Александр. – Нет. В заключении патологоанатома говорится о естественной ненасильственной смерти от кардиальных причин вследствие фибрилляции желудочков, то есть о внезапной сердечной смерти. Такая неожиданная и мгновенная смерть, оказывается, не редкость для кардиологов. У четверти умерших внезапная остановка сердца наступает дома. Что удивительно, большинство этих людей не имеет тяжелых, не совместимых с жизнью, органических изменений сердца и их можно реанимировать, если оказать им своевременную помощь. Но если в момент кризиса никого нет рядом (а часто именно так и происходит), наступает смерть. – Значит, никакого криминала? – с сожалением спросил Маркос. – А вы предпочитаете криминал? – Нет… Но… Если бы… – Маркос запутался. – Я понимаю, о чем вы думаете. Так как все подозреваемые постепенно отсеиваются, потому что имеют алиби на момент совершения преступления, то возможную насильственную смерть Ридера можно было бы увязать с убийством девочки. А это уже след, не так ли? Или, что также весьма вероятно, Хасим мог оказаться тем самым убийцей, которого мы ищем, то есть единственным подозреваемым. Вы это хотели сказать? – В общем, да, – согласился Маркос. – Но ведь его смерть, даже ненасильственная, не исключает его виновности, сеньор Матео? Разве не так? – возразил Александр. – Смерть нет, не исключает. Однако у него тоже есть алиби. – Что? – воскликнули оба. – Именно. Утром в день убийства Камилы он вызывал врача на дом. Накануне летал в Эквадор и, видимо, подхватил там какую-то инфекцию. Он промучился всю ночь, а утром позвонил терапевту. По симптомам тот определил гастроэнтерит. – А если это был лишь предлог, чтобы сфабриковать себе алиби? Из Лимы можно улететь днем и вернуться поздним вечером. – Мы проверили. Хасима Ридера не было среди пассажиров в тот день. – А на другие направления? Ведь можно лететь с пересадкой, чтобы замести следы. – Александр, Хасим лежал дома с температурой. Доктор отправил к нему медсестру с лекарствами. Она принесла медикаменты и сделала ему укол. Так что алиби у него надежное. Однако… Матео посмотрел на друзей. – Вот-вот… – Александр даже привскочил со стула. – Мне кажется, вы хотите сообщить нечто интересное. Иначе вы не пригласили бы нас, не так ли? – Есть кое-что. Не знаю пока, является ли это важным для данного дела, есть ли здесь вообще какая-то связь, но хотел бы поделиться с вами одной информацией. Хасима нашли лежащим на диване в гостиной, не в спальне. А на столике у дивана находился лист бумаги и ручка. Вернее, ручка была под столом. Он собирался писать письмо. Или еще что-то… В общем, он намеревался написать нечто на бумаге. Так вот… – Матео выдержал паузу. – На листке он успел вывести всего одно слово, причем последняя буква уже «съехала». Хасиму стало плохо, он выронил ручку, откинулся назад. Как вы думаете, что это было за слово? Маркос и Александр переглянулись. – Может, «убийство»? – Нет. – Если он писал письмо, значит, он к кому-то обращался. Первое слово – чье-то имя? – предположил Александр. – Да, имя. – Ольга? Матео удивленно посмотрел на него, спросил: – Почему, Ольга? – Я подумал об Ольге Хименес, жене Ивана. Они родственники. Дружат семьями. – И когда вы об этом узнали? – Вчера. Причем, узнал случайно. Я был у Ивана. Рассказал ему, что мы с Маркосом летали в Лиму, чтобы встретиться с выпускниками нашего университета. Он упомянул, что в Лиме живет родственник Ольги Хасим Ридер, который также закончил нашу альма-матер. Иван не знал, что Хасим умер, я ему не сказал. Потом Иван ушел, мы остались с Ольгой вдвоем. Она и сообщила, что их семьи дружили. – Александр говорил путано. Он не хотел рассказывать о ревности Ивана; посторонним об этом знать совсем не обязательно. – Значит, Хасим писал письмо Ольге? – Нет. – И какое же имя было на листке? – спросил Маркос. – Камила. Друзья были ошарашены. Но что это означает? – Вы считаете, что он писал письмо девочке Камиле, дочери Ивана и Ольги? Это невозможно. Может, у него была приятельница с таким именем? – Согласен с Сашей. Это, скорее всего, совпадение, – поддержал друга Маркос. – К тому же девочка десять дней назад… была убита. Он не мог писать письмо мертвому ребенку. – А если он собирался писать не письмо? А, например, признание. – Но ведь вы только что сказали, что у него есть «надежное алиби»! Вы нас убеждали, что он не мог быть в Куско во время совершения преступления. – А если это не признание в убийстве, а наоборот? – Объясните, Матео. Что значит, наоборот? – А если он знал… или догадался, кто убийца. Представьте, что он догадался! И от этой догадки он разволновался, почувствовал боль в груди. Потом взял ручку и начал писать: «Камила…» Он хотел продолжить: Камила была убита тем-то… Но сердечный приступ не позволил ему дописать. Как вам такая версия? – Даже не знаю, что сказать… – Маркос покачал головой. – Логика в этом есть. Но это всего лишь предположение, – ответил Александр. – Да. Это всего лишь предположение… Версия. Но мне она нравится. – Матео был убедителен. – А что это дает? Как это может помочь следствию?