— И после этого она стала другой? «Не столько мальчик. Я думаю, это было видеть, как я это делаю. Сказала мне, что не может забыть выражение моего лица. Так получилось, что она все равно была беременна, но после этого она больше никогда со мной не спала». — Мне очень жаль. «Почему ты должен быть? Видишь ли, она верит в жизнь. Она видела во мне своего рода общественного палача. Сейчас она замужем за сельским священником. Из тех людей, которые верят во все и вся, так что им довольно хорошо вместе». Она сказала: «Я сожалею о вашей дочери». «Я должен был знать лучше», — сказал он. «Глупая идея думать, что я могу шокировать эту девушку, чтобы получить какой-то ответ». «Для таких, как она, это как религия», — сказала она. «Они верят во всю эту чушь, распространяемую такими людьми, как Сартр. Мистический взгляд на насилие как на нечто облагораживающее. Террористы любят романтическую точку зрения. Они утверждают, что являются героями революции, но пренебрегают правилами войны. Они утверждают, что говорят от имени народа, а обычно говорят только за себя». — И критянин, — сказал он. «Что он за человек?» — Что ты об этом думаешь? Он рассказал ей о дискуссии, которую они с Бейкером провели по этому вопросу, и об их конечном заключении. Она кивнула. «Да, я могу согласиться с этим. Военное прошлое — это единственное, в чем я бы с тобой не согласился». «Почему?» «Кубинцы уже много лет предлагают отличную военную подготовку террористам со всего мира, а тут еще русские. В наши дни они принимают студентов из большинства зарубежных стран в Университет Патриса Лумумбы в Москве. КГБ всегда в поисках многообещающего материала.» «Я знаю, — сказал он, — но я думаю, что в критянине есть нечто большее. Солдатский инстинкт для другого солдата, если хотите. Что заставляет такого человека, как он, тикать, вот что я хотел бы знать. Не идеология — в его убийствах нет закономерности, которая указывала бы на это». — Тебе нужна точка зрения психолога? — Почему бы и нет? «Ладно, поехали. Некоторое время назад я участвовал в исследовании пилотов Гран-при. Выяснилось, что чем больше стресс, тем лучше они функционируют. Большинство из них по-настоящему живы, по-настоящему работают в полную силу только в условиях максимальной опасности. Самый успешный гонщик Гран-при — это тот, кто готов просто столкнуть с трассы любую машину, которая встанет у него на пути. Его образ — воплощение абсолютной мужественности, но он любит двигатели, машины, технику своего дела больше, чем он мог бы любить любую женщину. Гонка — это идеальное испытание, единственной альтернативой которому является смерть. Это игра, которая всегда возбуждает, никогда не перестает удовлетворять». «Постоянный вызов. Один человек против… — Морган нахмурился. — Против чего? — спросил я. — Возможно, самого себя. Безусловно, психопатическая личность, иначе он никогда не смог бы взять на себя вину, связанную с его убийствами». — И ты хочешь сказать, что ищешь смерти? Что у него есть желание умереть?» «Я не думаю, что это его хоть в малейшей степени обеспокоит. У нас есть записи летчиков-испытателей, находящихся на грани гибели при крушении самолетов, которые, вместо того, чтобы кричать от страха, все еще пытаются вслух разобраться, что же пошло не так. Он такой человек. — Она колебалась. — Мужчина, я полагаю, очень похожий на тебя. — Хорошо, — сказал Морган. — Тогда это дает мне шанс добраться до него. Он взглянул на часы. «Я должен идти. Сегодня вечером у меня назначена встреча в Лондоне». Когда они возвращались к «порше», она спросила: «Что ты теперь будешь делать? Разве это не все, на что ты способен?» — Нет, — сказал он. «Пистолет, из которого стреляли в Коэна. Если бы я мог проследить, откуда это взялось». — Как ты думаешь, ты сможешь? — В Белфасте есть один мой знакомый, который, возможно, сможет помочь. Я должен посмотреть. — Она села в «порше». Он закрыл дверь, обошел машину и сел за руль. «Могу я увидеть тебя снова, когда вернусь?» К ее собственному удивлению, она обнаружила, что отвечает без малейшего колебания. — Если ты захочешь. «Если бы я этого не сделал, я бы не спросил, не так ли?» Компания «Секьюрити Факториз Лтд» находилась в небольшом тупичке рядом с Грейт-Портленд-стрит. Было чуть больше семи, когда Морган поднялся по лестнице и толкнул дверь с надписью «Офис». Она была заперта, но внутри горел свет. Он нажал на звонок и стал ждать. За стеклом появилась тень, дверь открылась. Джоку Келсо было пятьдесят пять, а выглядел он на сорок, несмотря на коротко подстриженные седые волосы. Он был выше шести футов ростом, загорелый и подтянутый, мужчина, которого следует избегать в одной ситуации или опереться в другой. Он служил в Шотландской гвардии, а затем в парашютно-десантном полку в течение двадцати пяти лет, пять из них в качестве полкового сержанта-майора Моргана. — Привет, Джок. — Морган вошел внутрь. — Как дела с безопасностью? — спросил я. Келсо провел его в другой кабинет, маленький и незагроможденный, аккуратный стол, зеленые шкафы для документов, ковры на стенах. Именно здесь велся настоящий бизнес фирмы. Из этого офиса наемники отправлялись воевать в Конго, Судан, Оман и на дюжину других маленьких грязных войн, потому что Джок Келсо занимался бизнесом Смерти. Он знал, и Морган тоже. Он налил виски в два бумажных стаканчика и сказал: «Я слышал о Меган. Мне очень жаль.» «Мне нужен ответственный человек, этот критянин, о котором они говорят», — сказал Морган. — Я сделаю все, что в моих силах, полковник, вы это знаете. — Достаточно справедливо, Джок. У меня есть зацепка. Это может означать что-то или ничего, но это значит вернуться в Белфаст, чтобы выяснить». — Не в форме? — Келсо выглядел серьезным. «Они доберутся до вас, полковник, они получат ваши глаза». — Сообщи О» Хагану, — сказал Морган. «Скажи ему, что я буду в Европе в Белфасте с завтрашнего дня. Что я должен увидеть его. Ты можешь это сделать?» — Да, — сказал Келсо. — Если это то, чего ты хочешь. — Так и есть, Джок, так и есть. Как вы справлялись с тех пор, как умерла ваша жена?» «Хорошо: моя дочь, Эми, она все еще дома. Заботится обо мне просто отлично.» — Ей, должно быть, сейчас около двадцати? Она помолвлена, чтобы выйти замуж или что-то в этом роде?» — Не она. — Келсо рассмеялся. «У нее все в порядке с головой, у этой. Она занимается собственным бизнесом как флорист. Дела идут очень хорошо, особенно в части доставки. Удивительно, как они растут. В одну минуту они просто дети, в следующую…» Он неловко замолчал. Морган опустошил свой бумажный стаканчик и вздрогнул. «Сегодня холодно. Я, должно быть, старею.» — Но не так холодно, как в Корее, полковник. — Нет. — тихо сказал Морган. «Ничто и никогда не могло сравниться с этим. Я дам тебе знать, когда вернусь.» Келсо слушал, как он спускается по лестнице, затем снял телефонную трубку и вызвал такси. Двадцать минут спустя он оказался у «Арфы Эрин», публичного дома на Портобелло-роуд, который, как следовало из названия, часто посещали лондонские ирландцы. Бар был переполнен, старик в углу играл на гармошке и пел знаменитую ирландскую уличную балладу «Смелый Роберт Эммет». Когда Келсо вошел, вся комната присоединилась к хору — судили как предателя, мятежника, шпиона; но никто не может назвать меня лжецом или трусом, героем, которым я жил, и героем, которым я умру. Было более одного недружелюбного взгляда, когда он протискивался к двери из матового стекла с надписью «Уютно». Когда он вошел, он обнаружил трех мужчин, сидящих за маленьким столом и играющих в вист. Большого человека, стоящего перед ним, звали Патрик Мерфи, и он был организатором «Шинн Фейн» в Северном Лондоне, политического крыла Временной ИРА. — Джок? — позвал он. «Это важно», — сказал ему Келсо. Мерфи кивнул, двое других встали и вышли. — Ну и что? — спросил я. — У меня сообщение для О» Хагана. — И кто бы это мог быть из О» Хаганов? «Не играй со мной в игры, Пэтси, мы слишком долго служили вместе. Скажи О» Хагану, что Аса Морган будет в Европе с завтрашнего дня, и он хочет встретиться с ним как можно скорее по личному делу». — Какого рода личные дела? «Это пусть они обсуждают». Келсо открыл дверь, протолкался сквозь толпу и вернулся к такси, которое он оставил ждать. Когда машина отъехала, он слегка вспотел. В уютном баре Мерфи некоторое время сидел, размышляя, затем перегнулся через стойку и позвонил хозяйке. Он предложил ей пару фунтовых банкнот. «Поменяй это на монеты по десять пенсов, Нора, дорогая. Я хочу позвонить в Белфаст.» «Конечно, и ты можешь воспользоваться моим телефоном, не так ли?» «Не для этого, я не могу. Никогда не знаешь, кто может слушать.» Она пожала плечами, дала ему серебро из кассы, и он вышел через боковую дверь и пошел по улице к телефонной будке на углу. На следующее утро, сразу после девяти, в дверь кабинета Кэтрин Райли постучали. Когда она подняла глаза, появился Микали. — Когда ты поступил? — требовательно спросила она. «Прилетел сегодня утром на моей новой подержанной «Сессне». У меня есть пара свободных дней, затем концерты в Париже, Берлине, Риме. После этого я подумал о том, чтобы пойти на Гидру на некоторое время. Не могли бы вы уделить мне время?» «Я не знаю». Теперь она была в его объятиях, ощущая это нарастающее физическое возбуждение, которое никогда не прекращалось. «У меня чертовски много работы в этом семестре». «Хорошо, тогда этим утром. Если ты будешь особенно хорошей девочкой, я позволю тебе летать на Сессне». «Я лучше тебя, Джон Микали, и ты это знаешь», — сказала она, потому что полеты были страстью, которую они разделяли. — Просто дай мне десять минут, чтобы переодеться.