— Да неужто ты? – выдала старушка, и я вдруг не обнаружила в ее голосе той слабости, что было только что. Рома не успел ответить, как она распахнула дверь шире. — А ну заходите, чего на пороге стоять? Пока мы разувались и проходили в кухню, старушка, бодрой походкой просеменив впереди нас, чем-то там загремела. Квартира была небольшая, типичная однокомнатная хрущевка. — Дверь заприте, – крикнула старушка, я щелкнула замком и последовала за Ромой, недоуменно на него поглядывая. Помнится, Красовицкий заявил, что старушка при смерти и практически не соображает. Либо это не она, либо успела поправиться. — Простите, что спрашиваю, – Рома, кажется, терзался тем же вопросом, – но... Вы Дарья Петровна? Старушка захохотала и смеялась долго, опершись рукой о столешницу. — А ты что же, ожидал увидеть меня на последнем издыхании? – Рома неопределенно качнул головой, и она снова расхохоталась. – Да уж понимаю. Мне, как-никак, восемьдесят шесть, Бог, к счастью, дал здоровья и сил, так что, может, проживу еще десяток-другой. Вы садитесь, чего замерли, как вкопанные? Чай будем пить. Она ловко сняла с плиты засвистевший, было, чайник и стала наливать чай, мы с Ромой переглянулись, садясь рядом. — Может, вам помочь? – додумалась я спросить, старушка махнула рукой. — Сиди. Потом посуду помоешь. Ну вот, – она поставила на стол чашки, следом розетку с вареньем и тарелку с конфетами и пряниками, после чего уселась напротив и уставилась на нас с Ромой. Надо сказать, Дарья Петровна сразу же привлекала к себе внимание: глаза были у нее ясные и лучистые, светящиеся добротой, и бодрость, удивляющая в такие годы, создавала вкупе весьма располагающий образ. — Ох, хорош вырос, чертяга, – качнула старушка головой, – и жена у тебя красавица... Ты хоть помнишь меня, постреленок? — Честно говоря, нет, – отозвался Рома, кашлянув и бросив в мою сторону взгляд. Ситуацию с женой он предпочел не комментировать, и я понимаю, почему. — Слышала про Наташку, – кивнула она, поджав губы, – жаль бабу, хоть мы и не ладили, но хорошая была, добрая. — Собственно, я хотел поговорить о ней... и об отце. Дарья Петровна посмотрела чересчур внимательно, что от меня не ускользнуло. — Говорят, ты к нему уехал после похорон? – спросила вдруг. — Кто говорит? Дарья Петровна вздохнула. — Машка Никитина из вашего дома. Мы с ней в одну церковь ходим, вот она мне и рассказывала все эти годы, как ты живешь. — Баба Маша из первого подъезда? – удивился Рома. — Точно. — А что же вы сами... — Мать твоя не хотела ничего общего иметь с Романовыми, – усмехнулась старушка, взяв в руки полотенце, лежащее на столе, начала его задумчиво вертеть. – Я ее не винила. Да и мы с тобой не то что родня близкая, я тебе вроде двоюродной бабки прихожусь, седьмая вода на киселе. Но в детстве с тобой нянчилась, вот потому и интересовалась время от времени, как ты живешь. — Это все из-за истории с маминым... любовником? – Рома на мгновенье запнулся. — Да. Она, конечно, неправильно поступила, раз разлюбила, так и надо было сказать, а не молчать, пока парень два года служит и на что-то надеется... Ну а Женька... Что тут скажешь... Она замолчала, хмурясь, явно предавшись воспоминаниям, я коснулась Роминой руки, и он задал вопрос: — Дарья Петровна, вы считаете... Отец действительно убил любовника матери? Старушка уставилась на него в упор и смотрела долго. — Уверена я в этом, – сказала, словно приняв решение. Я, честно говоря, слегка вздрогнула, потому что голос ее был так тверд и непоколебим, что тени сомнения не возникло у меня, когда я услышала эти слова. Рома, нахмурившись, спросил: — Расскажете? — А что отец твой на это скажет? – усмехнулась Дарья Петровна и тут же продолжила. – Впрочем, не убьет же он меня, в самом деле. Чего вдруг тебя эта история заинтересовала? Рома помолчал и выдал: — Отец погиб, через неделю после моего приезда. Его убили. Дарья Петровна ахнула и быстро перекрестилась. — Боже Святый, – пробормотала тихо, – бедный мальчишка, как же ты... — Я хочу понять, кто это мог сделать. — Так ты думаешь, это из-за той истории? – Дарья Петровна нахмурилась и заговорила чуть ли не шепотом, слегка перегнувшись. – Слушай, Рома, приходили ко мне люди с год назад, выспрашивали о Женьке, что да как. Но я их сразу раскусила: рожи бандитские, и намерения такие же. Я больной сказалась, мол, ничего не вижу, ничего не слышу, и вообще, практически в Божьи руки перешла. В общем, они на меня посмотрели и удалились, больше не появлялись. Но вот же, чего-то хотели? Теперь отзыв Красовицкого становился понятным. Бабуля однако далеко не промах, раз и ребят разглядела, и намерения. Рома, видимо, о том же подумал, но спросил о другом: — Что вы знаете о той истории между матерью и отцом? — Да все знаю. Я же Женьку, отца твоего, с малых лет растила вместе с Зоей. Зойка всегда была дура-дурой, наивная и доверчивая, правда, красивая. Через красоту и пострадала, обманул ее какой-то заезжий вояка, сам свинтил, а она с брюхом осталась, девчонка девятнадцати лет. Скандал был, мама не горюй... Отец-то ее года за два до этого помер от сердечного приступа, мать одна осталась с ней, тут такая радость. А что делать? Родился Женька, вскоре Зойка работать пошла, так и жили. Только верно пословица говорит: не родись красивой, а родись счастливой. Хоть красивая баба была, не везло с мужиками, найдет кого, глядишь, только жить начнут, а он сбежит вскоре. Так всю жизнь одна и маялась. Я-то ее матери сестра младшая, Зойку старше на семь лет, ну мы неплохо ладили, особенно когда сестра моя померла. Тоже рано Господь прибрал, Женьке тогда, глядишь, пятнадцатый годок был. А за ней следом и Зойка болеть начала, да и померла спустя четыре года. Правда, Женька жениться успел и тебя родить, хоть пару месяцев понянчилась. — А какой он был? – вклинился Рома. — Твой отец? Женька себе на уме рос. Неудивительно это, конечно, без отца, в доме постоянно мужики непонятные, то один, то другой. Мать из Зойки, прямо скажем, та еще была. Любить она его любила, но легкомысленная, так что он рос сам по себе. Вокруг одни бабы, поговорить не с кем, вот и замкнулся. Когда с матерью твоей познакомился, никто и не знал даже. Только он вдруг приходит к Зойке и говорит, я, мол, женюсь. Пацану восемнадцать лет, только жить начал, она, конечно, с опаской отнеслась, но тут выяснилось, что Наташка беременная уже, и вопрос был решен. Поженились, стали жить, но Зойка с Наташкой никогда не ладили, ей все казалось, та специально от Жени забеременела, хотя это глупости. Что ей с него взять было? Мальчишка из бедной семьи, еще техникум не окончил... Думаю, там много от родителей было, надавили, заставили выйти замуж, боялись, что потом с ребенком не возьмет никто. Наташка Женьку не любила, мирилась с судьбой, но не любила. Так Зойка повторять любила, пока жива была, все горевала по сыну. Только Женька ничего не видел, вот он, это заметно было, очень рад был семье. После техникума его в армию забрали, денег отмазывать не было, он ушел, еще и в горячую точку угодил. Наташка осталась с тобой. Сначала все спокойно было, а потом слух пошел, что ее с мужиком каким-то видят, то на улице, то она в машину сядет, то какой-то незнакомый возле дома снует. Город у нас небольшой, сам знаешь, а по району слухи разносятся быстрее ветра. Вы тогда в Зойкиной квартире жили, от меня совсем недалеко, ну я и стала присматриваться, попусту люди болтают, или что за этим есть. Только Наташка хитро все обстряпывала, я ее случайно поймала. Из церкви шла, решила дворами сократить, глянь, под аркой машина, Наташка откуда-то шмыг, и в нее. Я номер-то запомнила и через мужа своего попросила узнать, кто такой. У него одноклассник в полиции служил. Тот и донес, мол, так и так, человек серьезный, бандит, одним словом. — Вы его имя помните? – влезла я чуть ли не против воли. — А то как же, раз уж потом такая история вышла... Митяев Сергей... Отчество не вспомню, хоть убей. Ему тогда к тридцати было, а Наташке всего ничего – года двадцать два или двадцать три. Ну вот я к ней пришла и говорю, что ж ты, вертихвостка, творишь... Ты прости, Ромка, об умерших плохо нельзя, упокой господь ее душу, – Дарья Петровна быстро перекрестилась, – но дело прошлое, и тогда я сильно на нее осерчала. Говорю, с бандитом связалась за спиной мужа. Себя позоришь, да еще неприятностей наживешь, оно дело такое. Он к тому же женат оказался. Это мне все муж рассказал. Наташка на меня наорала и взашей выставила. А после уже чуть не в открытую стала с бандюком встречаться. На что надеялась, непонятно. Он ей, видать, песни пел, что жену бросит, она и верила. Женька из армии вернулся, Наташка ему все выложила. Что у них было, не знаю, врать не буду. Он несколько дней пропадал где-то, потом у меня объявился. Наташка к матери съехала, он в Зойкину квартиру возвращаться не хотел, переписал на меня ее, быстро так сговорился с конторой какой-то, деньги у него были явно, а вот откуда он их взял... Неизвестно. По всему выходит, с кем-то сошелся. Оставшиеся дни у меня жил, молчаливый такой, спокойный, я даже боялась заходить к нему в комнату. Мы тогда с мужем в другой квартире жили, двушке, там сейчас дочка с семьей, а я тут вот... Пару раз с ним разговор заводила, но он молчал так, что сердце кровью обливалось. А потом как улыбнется, да так, что у меня мороз по коже пошел, вот ей Богу, не думала я, что так улыбаться страшно можно. И говорит: я, теть Даш, уеду отсюда. Только сначала по счетам расплачусь. И опять замолк, но я так остолбенела, что больше и словечка не сказала. А через два дня он вещи собрал, со мной попрощался и ушел, часов десять вечера было. Больше я его не видела, только на утро новость на весь город: убили бандита этого, Митяева. – Дарья Петровна сделала страшные глаза, а я осторожно спросила: — Но с чего вы уверены, что это был... Ромин отец? — А кто? Больше некому. Женька в горячей точке служил, это мне потом муж объяснял, и навыки имел к убийству. И следователи, что приходили, о нем расспрашивали. Только они его не нашли, а ты, выходит, нашел? — Мать говорила, отец объявился сам, через пару лет после случившегося. Но она не хотела иметь с ним ничего общего. Дарья Петровна кивнула: — Как бы ужасно Женька ни поступил, вот тебе мнение мое: все к лучшему было. Освободил он Наташку от неприятностей, а они бы точно появились, раз с бандитом связалась, да еще и женатым. И от себя освободил, не любила она его никогда, а так... Вроде счастливо прожила... Дарья Петровна снова перекрестилась, я вздохнула, пытаясь переварить услышанное. История выходила занятная. Доказательств причастности Жени к смерти любовника жены нет. Если он объявился через два года, значит, не боялся следствия. Потому что не убивал, или потому что знал, что его не посадят? Когда в его окружении появились влиятельные люди из Москвы? От кого он получил деньги после возвращения из армии? Вопросов было множество. Рома, почуяв, что большего не выжать, хотел откланяться, но получилось только спустя минут сорок, старушка ни в какую не хотела отпустить его, не выспросив о жизни. Рома поведал о себе, старательно обходя вопрос замужества, я только улыбалась и поддакивала. Наконец, ближе к полуночи мы входили в номер гостиницы в центре города. Номер был просторный, с двумя большими кроватями, Рома сам такой попросил. — Блюдешь нравственность? – усмехнулась я, бросив сумочку на кровать и упав следом. — Не стоит вызывать подозрений, – хмуро ответил он, закуривая и усаживаясь на невысокий комод. — Что ты думаешь обо всем этом? – поинтересовалась я, сев на кровати, Рома поморщился. — Меньше всего я хочу сейчас думать. Давай отложим это на утро. Пожав плечами, я поднялась и удалилась в ванную. Рома пошел после меня, я за это время расстелила кровать и легла, выключив свет, но оставив горящей настольную лампу на тумбочке возле кровати. Выйдя из ванной, Рома немного помедлил (я лежала к нему спиной, но чувствовала каждое движение), потом прошел и сел на кровать возле меня, облаченный в полотенце. Некоторое время мы смотрели друг на друга. Вздохнув, я присела, опершись на подушки, и спросила: — О чем ты думаешь? Помолчав, он ответил: — Ты знаешь. — Черт, ты сам сказал, что нам лучше не выяснять никаких отношений, пока история не закончится. — Сказал, – Рома усмехнулся, глядя перед собой, – но при этом продолжаю с тобой спать. — Если не нравится, ложись в другую кровать, – разозлилась я, при этом чувствуя, как холодеет в груди. Рома поморщился. — Перестань. Ты не хуже меня понимаешь, что я не смогу устоять... — Тогда к чему это показательное выступление? Теперь он усмехнулся. — Я реально чувствую себя ничтожеством. Потерев лицо руками, я немного посидела, держа ладони на глазах. Убрав их, сказала: — Иди ко мне. Он бросил на меня взгляд, снова усмехнувшись. Я взяла его за руку и потянула, Рома не противился, быстро оказался сверху. Замерев, уставился в мое лицо. — Как мы будем выпутываться, Лиза? – прошептал он, качая головой, я не успела ничего сказать, потому что Рома меня поцеловал, и все вопросы перестали иметь значение.