Она ее подхватила, чуть наклонилась, вылила суп в траву и вернула тарелку ему: – У плохо освещенных столиков свои преимущества. Вернулся Гуидо с сигаретами. – Спасибо. Ешь супчик, дорогой, а то остынет. Он превосходный. Правда, комиссар? У этой женщины явно садистские наклонности. Гуидо Коста послушно и без возражений съел суп. – Правда, вкусно, дорогой? – спросила Ракеле. Под столом ее коленка пару раз заговорщически стукнулась о колено комиссара. – Неплохо, – просипел бедолага. Не иначе муравьиная кислота сожгла ему связки. Вдруг словно туча пронеслась перед софитами. Комиссар поднял глаза: комары. Через минуту сквозь шум голосов и смех стали различимы звуки шлепков. Гости осыпали себя пощечинами, хлопали ладонями по шее, лбу, ушам. – Куда же делась моя накидка? – спросила Ракеле, заглядывая под стол. Монтальбано с Гуидо тоже наклонились. Накидки не было. – Наверно, выронила по дороге. Схожу за другой, не хочу, чтобы меня съели комары. – Я принесу, – сказал Гуидо. – Ты святой. Знаешь, где она? Скорее всего, в большом чемодане. Или в ящике шкафа. Эти двое, несомненно, спят вместе, и у них доверительные отношения. Но тогда почему Ракеле так с ним обращается? Нравится, что он ей прислуживает? Как только Гуидо ушел, Ракеле сказала: – Простите. Встала. Монтальбано опешил. Ракеле преспокойно подняла накидку со стула – она на ней сидела, – набросила на плечи, улыбнулась комиссару и сказала: – Мне не хочется дальше есть эту гадость. Сделала пару шагов и исчезла в кромешной тьме, которая начиналась рядом со столиком. Монтальбано растерялся. Что делать? Идти за ней? Но она не звала. В темноте замерцало пламя зажигалки. Ракеле прикуривала, стоя в нескольких метрах от него. Возможно, у нее приступ хандры и она хочет побыть одна. Подошел официант, принес еще три тарелки. На этот раз жареная барабулька. До ноздрей вконец перепуганного комиссара явственно донесся душок от рыбы, скончавшейся неделю назад, – ни с чем не спутаешь. – Сальво, идите сюда. Он с готовностью отозвался на призыв, лишь бы сбежать от необходимости дегустировать тухлую барабульку. Все что угодно, только не это. Монтальбано подошел на красный огонек сигареты. – Побудьте со мной. Ему нравилось разглядывать ее губы, появлявшиеся и исчезавшие при каждой затяжке. Докурив, она бросила окурок на землю, раздавив его туфелькой. – Пойдемте. Комиссар повернулся, чтобы идти к столу, но услышал ее смех: – Куда вы? Я хочу попрощаться с Лунным Лучом. Завтра рано утром за ним приедут. – Простите, а как же Гуидо? – Он подождет. Что подали на второе? – Барабульку из улова недельной давности. – У Гуидо не хватит смелости отказаться ее съесть. Она взяла его за руку. – Пойдемте. Вы незнакомы с местностью. Я поведу. Рука Монтальбано с наслаждением ощутила теплое гнездышко ее ладони. – А где стоят лошади? – Слева от изгороди скакового круга. Они шли через лес, в полной темноте, он совсем не мог ориентироваться, и это раздражало. Того и гляди рога обломаешь. Но ситуация быстро переменилась: Ракеле положила руку Монтальбано на свою талию, прикрыв ладонью, и они продолжили путь полуобнявшись. – Так лучше? – Да. Конечно, лучше. Теперь рука Монтальбано наслаждалась вдвойне: теплом женского тела и теплом ладони, лежавшей поверх нее. Вдруг лесок кончился, и комиссар увидел широкую травянистую пустошь, в глубине которой дрожал бледный огонек. – Видите свет? Стойла – там. Стало лучше видно, Монтальбано попытался убрать руку, но она крепко прижала ее: – Оставьте руку. Вы не против? – Н-нет. Комиссар услышал, как она усмехнулась. Монтальбано шагал опустив голову и глядя под ноги – боялся оступиться или на что-нибудь наткнуться. – Не понимаю, зачем барон поставил эти бестолковые ворота. Сколько лет приезжаю, и ничего не меняется, – сказала вдруг Ракеле. Монтальбано поднял глаза. Увидел кованые ворота – они были распахнуты. С обеих сторон – ничего, ни стены, ни изгороди. Абсолютно бесполезные ворота. – Никак не пойму, зачем они, – повторила Ракеле. Комиссара вдруг охватило сильное чувство неловкости, причины которого он не мог понять. Как будто оказался там, где никогда не был, а у тебя ощущение, что ты там уже был. Когда дошли до конюшен, Ракеле отпустила руку Монтальбано, высвобождаясь из объятий. Из одного стойла высунулась голова лошади, почувствовавшей ее присутствие. Ракеле подошла, приблизила губы к уху, приобняла за шею и принялась что-то нашептывать. Потом не спеша погладила лошадь по лбу, обернулась к Монтальбано, подошла к нему и приникла долгим поцелуем, прижавшись всем телом. Комиссару показалось, что вокруг потеплело градусов на двадцать. Потом она отстранилась. – Это не тот поцелуй, которым бы я вас наградила, если бы выиграла. Монтальбано ничего не ответил – он был слишком ошарашен. Она взяла его за руку и повела. – А теперь куда? – Я хочу покормить Лунного Луча. Ракеле остановилась перед небольшим сеновалом: дверь была прикрыта, но достаточно было дернуть ручку, и она распахнулась. Дохнуло крепким ароматом сена. Женщина вошла, комиссар за ней. Как только он вошел, Ракеле снова прикрыла дверь. – А где тут свет? – Неважно. – Ничего же не видно. – Мне видно, – сказала Ракеле. И оказалась голой в его объятиях. Она разделась в один миг. Аромат ее кожи завораживал. Ракеле повисла на шее Монтальбано, впившись губами в его губы, опрокинулась на спину, увлекая его за собой на сено. Комиссар растерялся.