– Ну, – наконец сказал он, – историю со звонком мог придумать не Гуррери, а кто-то из преступников, с которыми он в сговоре. – И такое возможно. – Сальво, где ты? – донесся до них голос Ингрид. 8 Саверио Ло Дука встал. Монтальбано тоже. – Простите, что столь надолго вас задержал, но, сами понимаете, не хотелось терять такую драгоценную возможность. – Сальво, ты где? – снова позвала Ингрид. – Ну что вы! Это я должен искренне поблагодарить вас за то, что вы так любезно поделились со мной информацией. Ло Дука слегка поклонился. Монтальбано тоже. Пожалуй, и в девятнадцатом веке между виконтом Кастельфомброне, «чьим предком был Бульоне», и графом Ломанто (героями песенки квартета «Четра») не мог бы развернуться столь изысканный и изящный диалог. Они свернули за угол. Ингрид, сама элегантность, стояла в проеме французского окна, ища его глазами. – Я здесь, – подал голос комиссар, подняв руку. – Простите, мне придется вас покинуть, я должен встретиться с… – заторопился Ло Дука, ускоряя шаг и так и не назвав имени того, с кем собирался встретиться. В то же мгновение раздался гулкий удар гонга. Возможно, к нему поднесли микрофон: звук был такой, будто начинается землетрясение. Оно и началось. Из виллы донесся нестройный возбужденный хор голосов: – Зовут! Зовут! Людской поток хлынул и понесся, подобно лавине или вышедшей из берегов реке. Сталкиваясь, пихаясь, протискиваясь, спотыкаясь, через три французских окна на аллею выплеснулись горланящие мужчины и женщины. В одно мгновение толпа увлекла Ингрид и потащила вперед. Она оборачивалась, открывала рот, что-то кричала, но слов было не разобрать. Все это смахивало на трагический финал фильма-катастрофы. Ошеломленный Монтальбано сперва даже решил, что на вилле вспыхнул неистовый пожар, но веселые лица бешено несшихся вперед людей эту догадку опровергали. Посторонившись, чтобы его не затоптали, комиссар переждал, пока поток схлынет. Гонг возвещал о начале ужина. Что ж они так изголодались-то, эти аристократы, предприниматели и дельцы? Ведь буквально только что заглотнули два стола, сервированных закусками, а ведут себя словно после недели строгого поста. Когда волна спала и осталось только трое или четверо замешкавшихся – те неслись так, будто бегут стометровку, – Монтальбано отважился ступить на дорожку. Найдешь теперь Ингрид, как же! А может, ему стоит, вместо того чтобы тащиться на ужин, забрать у «каторжника» ключи от машины, залезть в нее и поспать пару часиков? Идея показалась ему превосходной. – Комиссар Монтальбано! – послышался женский голос. Он обернулся: из зала только что вышла Ракеле Эстерман. Рядом с ней стоял мужчина лет пятидесяти в темно-сером костюме, ростом со свою спутницу, с поредевшей шевелюрой и лицом идеального шпиона. Под лицом шпиона комиссар понимал совершенно невзрачную внешность, из тех, что после целого дня общения назавтра не можешь припомнить. Лица а-ля Джеймс Бонд – не шпионские, потому что их, раз увидев, не забудешь, а это грозит разоблачением. – Гуидо Коста. Комиссар Монтальбано. Комиссару Монтальбано стоило немалых усилий перестать пялиться на Ракеле и обратить взгляд на Косту. Он словно оцепенел, когда ее увидел. Ракеле была одета в нечто вроде черного мешка на тонюсеньких лямках, едва прикрывавшего колени. А ноги у нее длиннее и красивее, чем у Ингрид. Волосы распущены, на шее ожерелье из драгоценных камней, через руку переброшена накидка. – Пойдем? – спросил Гуидо Коста. У него был голос актера, озвучивающего порнофильмы, теплого и глубокого тембра, таким голосом женщинам шепчут на ушко непристойности. Видимо, этот никчемный Гуидо обладал тайными талантами. – Кто знает, найдем ли мы место, – сказал Монтальбано. – Не волнуйтесь, – сказала Ракеле, – у меня зарезервирован столик на четверых. Правда, найти Ингрид будет непростой задачей. Задача оказалась простой. Ингрид ждала их, сидя за зарезервированным столиком. – Я встретила Джоджо! – радостно воскликнула Ингрид. – Ах, Джоджо! – лукаво улыбнулась Ракеле. Монтальбано перехватил понимающий взгляд двух женщин и все понял. Джоджо – наверняка бывший дружок Ингрид. И те, кто говорит, что разогретый суп уже невкусный, возможно, в данном случае ошибаются. Он тут же испугался, что Ингрид взбредет в голову провести ночь с вновь обретенным Джоджо, а ему придется спать в машине до утра. – Ты не против, если я пересяду за столик Джоджо? – спросила Ингрид у комиссара. – Вовсе нет. – Ты такой душка. Она наклонилась и поцеловала его в лоб. – Но… – Не волнуйся. Я заберу тебя после ужина, и мы вернемся в Вигату. Подошел метрдотель, бывший свидетелем разговора, и убрал прибор Ингрид. – Здесь удобно, синьора Эстерман? – Да, Маттео, спасибо. Пока тот удалялся, она объяснила Монтальбано: – Я попросила Маттео зарезервировать нам столик на краю освещенной зоны. Немного неудобно, но зато нас не так будут атаковать комары. На лужайке были расставлены десятки столов на четыре – десять мест, под слепящим светом софитов, закрепленных на четырех железных вышках. Неисчислимые тучи кровососов из Фьякки и окрестностей наверняка уже слетались, ликуя, на этот «праздник огней». – Гуидо, прошу тебя, я забыла в комнате сигареты. Гуидо молча встал и направился к вилле. – Ингрид сказала, вы ставили на меня. Спасибо. Я должна вам поцелуй. – Вы отлично выступили. – На бедняге Супере я бы наверняка победила. Кстати, я потеряла Шиши – простите, Ло Дуку. Хотела вас с ним познакомить. – Мы уже познакомились и даже поговорили. – Ах да? Он изложил вам свою версию похищения двух лошадей и убийства? – Версию с вендеттой? – Да. Вы считаете ее вероятной? – Почему бы и нет? – Знаете, Шиши – настоящий джентльмен. Хотел любой ценой возместить мне потерю Супера. – Вы отказались? – Конечно. Разве тут есть его вина? Возможно, косвенная… Но бедняга был так расстроен… Еще и потому, что я его немного задела. – А что вы ему сказали? – Видите ли, он гордится тем, что на Сицилии все его уважают, говорит, что никто и никогда не отважился бы нанести ему обиду, и однако… Появился официант с тремя тарелками, расставил их и ушел. В тарелках был желтоватый супчик с зелененькими разводами, разило от него не то скисшим пивом, не то скипидаром. – Подождем Гуидо? – спросил Монтальбано. Не от хороших манер – просто желая собраться с мужеством, чтобы поднести ко рту первую ложку. – Не стоит, суп остынет. Монтальбано зачерпнул ложку супа, поднес ее к губам, зажмурился и проглотил. Надеялся, что суп окажется безвкусным, как те пустые похлебки, которыми потчуют бездомных. Но все было гораздо хуже. Суп обжигал пищевод. Видимо, его от души сдобрили муравьиной кислотой. На второй ложке у комиссара перехватило дыхание, и он приоткрыл глаза. Оказалось, Ракеле во мгновение ока съела все – перед ней стояла пустая тарелка. – Если вам не нравится, дайте мне, – сказала Ракеле. Неужели ей по вкусу эта жуткая бурда? Монтальбано протянул ей тарелку.