– Нет, комиссар, а то ночью не усну. Фацио был встревожен и рассеян. – Беспокоишься? – Да, комиссар. Лодка, машина, непрерывная слежка, минимум трое участников – это неспроста. Похоже на мафию, если начистоту. Возможно, когда вы вспомнили о процессе над Джакомо Ликко, то не ошиблись. – Фацио, у меня тут нет бумаг по делу Ликко. Это можно было понять уже во время первого обыска. Раз сегодня вернулись, чтобы спалить дом, значит, хотят меня запугать. – А я вам что говорю! – Ты уверен, что это из-за Ликко? – А разве у вас есть сейчас другие крупные дела? – Крупных нет. – Вот видите! Точно вам говорю: за всей этой историей наверняка стоят люди Куффаро. Ликко – один из них. – И ты считаешь, что они могут до такого дойти из-за шестерки вроде Ликко? – Комиссар, шестерка или десятка, а он их человек. Не могут они его бросить. Если не станут защищать, могут лишиться доверия и уважения подельников. – И как они себе это представляют? Я наложу в штаны, прибегу в суд и заявлю: «Простите, граждане, ошибочка вышла, Ликко ни при чем»? – Да им не это нужно! Они хотят, чтобы вы в суде выглядели неуверенно. Этого довольно. А уж адвокаты Куффаро позаботятся о том, чтобы опровергнуть ваши доказательства. Хотите совет? Сегодня оставайтесь ночевать в конторе. – Не вернутся они, Фацио. Моя жизнь вне опасности. – Откуда вы знаете? – Они явились поджигать дом в мое отсутствие. Если бы хотели убить (не говоря уже о том, что меня в любой момент могли подстрелить с лодки из ружья с оптическим прицелом), они подожгли бы дом ночью, пока я сплю. Фацио призадумался: – Правда ваша. Вы нужны им живым. Но сомнения его ничуть не рассеялись. – Я вот чего не пойму, комиссар. Почему вы не хотите сообщить об этой истории? – А ты сам подумай. Ну подам я официальное заявление о попытке кражи со взломом. Только о попытке, ведь я не знаю, забрали что-то или нет. И знаешь, что случится в тот же день? – Нет. – В эфире выпуска новостей «Телевигаты» Пиппо Рагонезе во весь экран губки сложит куриной гузкой и давай вещать: «Слыхали новость? Воры могут безнаказанно проникнуть в дом комиссара Монтальбано!» – и тут же смешает меня с дерьмом. – Понятно. Но вы же можете приватно переговорить с начальником. – С Бонетти-Альдериги? Да ты шутишь! Он прикажет действовать согласно инструкции! И я по полной огребу позора. Нет, Фацио, дело не в том, что я не хочу, а в том, что я не могу этого сделать. – Вам виднее. Планируете сегодня заехать в контору? Монтальбано взглянул на часы. Было уже позже шести. – Нет, останусь здесь. Спустя полчаса Галлуццо, сияя, объявил: ремонт окончен, балконная дверь как новая. Аделина успела прибраться в гостиной, но в спальне все было еще вверх дном. Ящики наружу, содержимое вывалено на пол, одежда сорвана с вешалок, карманы вывернуты наизнанку. Минутку! Значит, то, что они искали, может лежать в кармане. Листок бумаги? Небольшой предмет? Нет, скорее листок бумаги. Так что мы опять вернулись к началу: процесс против Ликко. Зазвонил телефон, он снял трубку. – Это комиссар Монтальбано? – низкий голос с сильным местным акцентом. – Да. – Делай, что тебе положено, козел! Не успел ответить – бросили трубку. Первое, что пришло в голову: слежка продолжается, раз позвонили уже после ухода Фацио и Галлуццо. Но если бы сослуживцы присутствовали во время звонка, что смогли бы сделать? Ничего. Правда, в компании своих людей комиссар бы не так впечатлился звонком. Тонкий психологический ход, однако. Впрочем, тот, кто всем этим заправляет, явно светлая голова, как сказал Мими. А потом подумал: никогда ему не сделать, что положено, ведь он понятия не имеет, что звонивший имеет в виду. Блин, могли бы и объяснить! 11 Он вернулся в спальню наводить порядок. Не прошло и пяти минут – опять телефон. Комиссар схватил трубку и выпалил, прежде чем на другом конце провода успели открыть рот: – Слушай сюда, ты, мразь… – С кем это ты так нежно? – перебила его Ингрид. – Ах, это ты? Прости, я думал… Слушаю. – Судя по приветствию, вряд ли ты в подходящем расположении духа. Но все же рискну. Я просто хотела спросить, почему ты не отвечаешь на звонки Ракеле… – Это она тебя просила узнать? – Нет, я сама. Заметила, что она расстроена. Так почему? – Поверь, сегодня был такой день, что… – Поклянись, что это не отмазка. – Клясться не буду, но это не отмазка. – Ну ладно, а я-то думала, у тебя праведная реакция отторжения на женщину, которая ввела тебя во искушение. – Не стоит выставлять это в подобном свете. – Почему? – Я могу ответить, что, как ты мне объяснила, между мной и Ракеле имел место бартер. Если синьора Эстерман осталась довольна тем, что получила… – Да, конечно, еще бы. – …то и говорить не о чем, как ты считаешь? Ингрид словно и не слышала, что он сказал. – Так я ей передам, чтобы попозже перезвонила, так? – Нет. Лучше завтра утром на работу. Сейчас мне надо… выйти. – Ты ответишь? – Обещаю. Два часа трудов, нагнись-разогнись, собери-подбери, сложи-положи – и спальня снова обрела прежний вид. Пора бы перекусить, но нет аппетита.