В отличие от Дежина он всегда одевался по форме и даже с некоторым лоском. Максим вздохнул, застегнул рубашку, повертел шеей в неудобном ярме горловины и поднялся следом за майором. – Ты что-нибудь успел накопать? – спросил он, дожидаясь, пока Галеев запрет дверь кабинета. – Когда? – проворчал майор, оборачиваясь. – Только сводку МЧС по происшествиям в районе за последние шесть-восемь недель взял, поскольку Бюро определило наличие мощного взрыва. Я одних запросов на лабораторные исследования останков и лохмотьев штук двадцать насочинял. – И что там у МЧС? Дежин закусил губу. Какого черта он сам не догадался? – Ничего похожего. Да это где угодно могло произойти, мало ли, почему останки прикопали именно там. – Нет, Семен. Все крутится вокруг Сосновой Поляны. Там, – указал Дежин на папку в руках Галеева, – доказательства. Сейчас заглянем ко мне, я тебе одну любопытную бумагу покажу, она касается одного из моих подстреленных. Я собиралась на работу, привычно складывая в сумку все необходимое. Тварь неотрывно наблюдала за мной из своего угла. Удивительно, до чего быстро человек способен приспосабливаться к самым невероятным вещам! С того вечера, когда Максим пригласил к нам Вячеслава, а тварь обнаружила, что в нашем мире смертны не только люди, моя жизнь снова изменилась. Тварь, все перемещения которой я ощущала значительно лучше, чем прежде, кормилась теперь исключительно благодаря лесопарку и расположенной неподалеку ветеринарной клинике. Я не перестала вздрагивать каждый раз, когда чувствовала, что она ест, но главным было то, что охота на людей прекратилась. Я и представить себе не могла, сколько разной живности погибает каждый день вокруг нас. Птицы в лесу, кошки, собаки, хомячки… Мне было безумно жалко их всех, а твари оказалось все равно, но убивать самостоятельно она больше не пыталась. Что именно теряет живое существо в момент смерти, так и оставалось для меня загадкой. Максим приезжал каждый вечер, иногда забирал меня после работы и мы заезжали куда-нибудь поужинать. Мама была в полном восторге, а я… я просто наслаждалась общением, стараясь не задумываться, к чему это может привести. До работы я добралась удивительно быстро, но не успела даже переодеться, когда Нина, администратор, позвала меня в зал. – У тебя заявка на выезд, – сообщила она. – Не переодевайся, мне сказали, что машина уже выехала. – Какой выезд? – не поняла я. В плане стояли три клиента, у одного из которых, постоянного, сеанс должен был начаться через полчаса. – Тебя ждет Михаил Яковлевич. Я застыла. Как-то получилось, что за ворохом последних событий я умудрилась о нем совершенно не вспоминать! Сердце подскочило к горлу, страх заставил его забиться быстрее и сильнее, к лицу прилила кровь. – Чиримова, ты чего покраснела-то? У тебя что, с ним что-то есть? – недоверчиво поинтересовалась Нина. Я лихорадочно соображала, как бы отказаться от заявки, но это было совершенно невозможно – отказать такому клиенту было равносильно большому скандалу, а то и потере работы. Пришлось фыркнуть на глупый вопрос администратора как можно натуральнее: – Скажешь тоже! Посмотри на меня… Для Нины такого объяснения было вполне достаточно. Недалекая, но красивая, по словам других девочек, она мигом успокоилась на мой счет. Отношения с клиентами были в салоне строжайшим табу, однако Нина надежды не теряла, заигрывая с каждым мало-мальски состоятельным мужчиной. Над ней посмеивались, но всерьез никто – ни работники, ни клиенты – не воспринимал. Всю дорогу до особняка я провела как на иголках. Тварь беспокойно ворочалась над самой головой, видимо, чувствуя мое состояние. Надо было приготовиться к ответам, ибо такой человек, как Михаил Яковлевич, явно не оставит меня без вопросов. Его обещание расплатиться за свой мифический долг пугало меня не меньше, чем если бы он решил, что это я уложила его в больницу. – Ну, наконец-то!.. Чтобы хозяин этого дома встречал меня сам, прямо у порога? Нехорошее предчувствие заворочалось в груди. Не помог избавиться от него даже приветливый тон Михаила Яковлевича. Не та я персона, чтобы сильные мира сего бросались мне навстречу. Жаркая ладонь опустилась мне на руку и повелительно потянула вперед. Я поежилась, исключительно в мыслях – выдавать пренебрежение помощью хозяина дома было и глупо, и опасно. Захотелось немедленно позвонить Максиму, и я прикусила губу в горьком сожалении, что не сделала этого сразу. А что я могла ему сказать? Что меня напугал спасенный мною же клиент? – Как самочувствие, Светочка? Михаил Яковлевич был в отличном расположении духа. От него так и веяло самодовольством и головокружительным ароматом дорогого парфюма. – Все хорошо, – промямлила я, гадая, уместно ли будет интересоваться его здоровьем в ответ. Решила, что не стоит. Мы не стали подниматься по лестнице, а значит, он вел меня не в массажный кабинет. Это насторожило еще больше. Я прислушалась к твари. Она послушно скользила следом. Кажется, мы прошли большой дом насквозь и вышли во двор. Я услышала плеск воды, птичью перекличку, ветерок принес запах цветов, шаги зазвучали иначе. – Прекрасная погода, я решил, что здесь нам будет удобнее, – учтиво сообщил мой кавалер. – Присаживайся, Светочка, знакомься – это мой хороший друг, Игорь. Скрипнуло кресло. – Добрый день. Тот, кого хозяин дома назвал Игорем, приподнялся и немедленно опустился обратно, хмыкнув. Видимо сообразил, что я не увижу его галантного порыва. А я застыла, направив все чувства в его сторону. Нет, этого голоса я никогда не слышала и человек определенно не был мне знаком, но вот запах… Тонкий, едва уловимый, совсем не такой густой, как я ощущала в кафе от убийцы и его жертвы, запах был тем же самым! – Чай, кофе? Может быть, немного вина? – не переставал удивлять меня Михаил Яковлевич. – Чай. Вино мне нельзя, у нас ведь сеанс. Я прекрасно понимала, что никакого сеанса не будет, но не делиться же с ними своими догадками? – Про сеансы мы с тобой еще побеседуем, – пообещал хозяин дома. – А пока расскажи-ка ты о себе. Удивительно, но чай разливал Игорь. Никакого персонала поблизости я не ощущала. – Что именно рассказать? – А все. У меня на твой счет, Светочка, есть кое-какие планы. Если бы не ты, сейчас по этому дому бродили бы мои дальние родственники и бывшие жены, пытаясь урвать кусок пожирнее. Ты меня от путешествия на тот свет спасла, понимаешь? Вот и расскажи, что ты такое сделала и откуда узнала, что вообще что-то делать надо было? «Из-за тебя все!» – метнула я сердитую мысль в сторону твари, но мое чудовище этого, похоже, не заметило. Оно висело прямо над сопящим Игорем (я решила, что у него сильно искривлена носовая перегородка) и словно принюхивалось, примерялось. «Не смей!» – едва не прикрикнула я вслух, и тварь медленно, неохотно перетекла ко мне поближе. – Ну… – Я замялась, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями. – У меня такая работа. Особенная. Я многое могу почувствовать. «Балда, сейчас он тебя и сцапает!» – промелькнуло запоздалое сожаление. – Во-от! – удовлетворенно протянул Михаил Яковлевич. – Вот это я и хотел услышать. Не будем ходить вокруг да около, я хочу, чтобы отныне ты работала у меня. – Но я же и так по вашему звонку приезжаю… Закончить возражение мне не дали. – Ты не поняла. В салоне ты больше не работаешь. Работаешь здесь, со мной. – И что я должна буду делать? Голос был жалким и противным, таким противным и таким жалким, что я захотела заткнуть уши, лишь бы не слышать своего блеяния. – Утром и вечером проверять состояние моего организма. Быть под рукой, если мне вдруг опять станет плохо. Конечно, проводить свои сеансы, куда я без твоих волшебных ручек… – Он усмехнулся. – Платить я тебе буду, скажем, десять твоих зарплат в салоне. Машину дам. С водителем. И вообще – ты девушка видная, не сразу поймешь, что с дефектом, может, и в делах пригодишься. Говорят, что у вас, слепых, слух хороший? Этот самодовольный индюк назвал меня дефективной и даже не заметил, что при этом пытается использовать именно следствие дефекта! Если бы я не боялась его так отчаянно, то уже дала бы волю эмоциям. Но злость пришлось загнать внутрь и думать, как избежать столь прекрасной участи – быть домашней зверушкой богача. Думать мешал Игорь, от которого по-прежнему легким ветерком приносило тревожный запах убийцы. Мешала тварь, которая неизвестно почему проявляла к нему повышенный интерес, мешало то, что он буравил меня тяжелым взглядом и за все время так ничего и не сказал. – Могу я подумать? Попытка была обречена на провал, но я не могла не спросить. – О чем тут думать, Светочка? Это был не вопрос. Это был отрицательный ответ. Я попалась. Глава 9 Лом бездумно пялился в окно машины, ни на чем не задерживая взгляд. Ждать Верняка пришлось долго, но его это никак не напрягало – он давно разучился скучать, как и удивляться и еще многое из того, что было свойственно обычным людям. «По тебе дурка плачет», – частенько слышал он в свой адрес, когда был мальчишкой. Позже произнести такое вслух уже никто не осмеливался, но думали многие. Лом это знал. Ему было безразлично, что творится в головах других людей, он слишком хорошо знал, как ненадежны эти вместилища глупых мыслей и напрасных надежд. На широких ступенях, придавленных по краям массивными колоннами, показались трое: Верняк, хозяин дома и девчонка с белой тростью. Лом пригляделся. Да, он ее помнил. Та слепая размазня, которую он не стал убивать, когда догнал и застрелил беглеца Матвея. Сквозь обычное равнодушие пробилась искорка интереса: что она может делать здесь, в такой компании? Девчонку усадили в «Бентли», пафосный, как и особняк с колоннами. Сверкая лаком, автомобиль медленно проехал мимо, к воротам. Верняк, перебросившись парой фраз с хозяином дома, пошел к своей машине. Лом завел двигатель и привычно потянул все пальцы по очереди, до сухих щелчков. Эта манипуляция давно превратилась у него в привычку, доставляя наслаждение и боль одновременно. – На завод, – коротко бросил Верняк, упаковав в салон свое сухое длинноногое тело. Лом приподнял и опустил плечи. Он знал, что именно так люди выражают равнодушие. Ему было все равно куда ехать. Для него не существовало невыполнимых просьб Верняка. Лом считал, что обязан ему жизнью. К тому же Верняк всегда платил столько, сколько обещал. – Кто эта девчонка? – спросил Лом, когда они были уже на полпути к «Фармкому». Верняк мрачно покосился в его сторону.