– Капитан, я впервые слышу о тварях. В моем ведомстве существует несколько иная трактовка происходящего. «Развел как последнего лоха!» – мысль обожгла стыдом. Дежину стоило больших усилий сохранить невозмутимый вид. К счастью, в дверь постучали. Максим вопросительно взглянул на полковника. Тот кивнул. – Войдите, – пригласил Дежин, и в дверях нарисовалась высокая фигура. Максим постарался припомнить, видел ли он когда-нибудь Славика одетым в форму, и не смог. Вощин выглядел внушительно, особенно поражало то, что он оказался майором медицинской службы. И когда только успел? Пока Вощин и федерал представлялись друг другу, Дежин с горечью осознал, что предупредить Славика не удастся. Мозг разрывался между несколькими задачами сразу: контролировать ход беседы полковника с Вощиным, чтобы не позволить ей свернуть в сторону Светланы; придумать, как оградить девушку от ледяного интереса ФСБ в свете «иной трактовки происходящего». и одновременно найти доводы собственной полезности для группы полковника, если не удастся первое и второе. Славке помочь не получалось. Гречин принялся за него с рвением голодной акулы, для начала раскрыв дело Иванцова и подсунув судмеду под нос его же собственные акты вскрытия. – Объясните мне человеческим языком, Вячеслав, что сие означает: «подверглись воздействию неопределенных факторов»? Вощин коротко взглянул на Максима и ответил: – На тот момент я не имел сведений о природе воздействия. Смерть наступила по другой причине, воздействие было посмертным и не имело отношения к смерти жертвы, но не отметить этого в акте я не мог. – А теперь у вас больше данных о природе подобных воздействий? – ровным голосом заманил собеседника в ловушку полковник. Дежин содрогнулся. Так вот как это выглядит со стороны? Он вспомнил наводящие вопросы Гречина во время собственного рассказа – невинные, ровные… – Теперь у меня есть предположение, – осторожно, словно ступая по минному полю, увильнул от прямого ответа Славка. – Пришло время ими поделиться, а заодно и рассказать, откуда они взялись, майор Вощин. Ваши несанкционированные вылазки в городские морги закончены. У Славки дернулась щека, но на Максима он так и не посмотрел. Не было необходимости. «Я предупреждал!» – и без того набатом звенело в голове капитана. – Я вел частные записи обо всех странных случаях, которые мне позволили исследовать коллеги. Если это будет необходимо, предоставлю в ваше распоряжение. Не знаю, что конкретно вас интересует, но мы столкнулись с явлением, не вписывающимся в рамки современного понимания мира. Или это явление к нашему миру не принадлежит. Еще минут пятнадцать Славка сыпал медицинскими терминами, а Гречин поощрял его вопросами, а потом он посмотрел на часы и беседа неожиданно прервалась. – Вы, – вдруг рыкнул полковник, окатив Дежина и Вощина ледяными взглядами, – развели преступную самодеятельность! Частные записи! Все, что я слышу, нелепая теория, а на «Фармкоме», куда вы, капитан, так стремитесь, – шестнадцать трупов! Шестнадцать внезапных смертей от воздействия неизвестного оружия, или вируса, или бог знает чего еще! Максим, потрясенный этой внезапной вспышкой и новой информацией (как, интересно, это ускользнуло от СК и Бюро?) переглянулся со Славиком. – Где тела? – Когда это произошло? Они открыли рты одновременно. Полковник вздохнул и снова нацепил маску безразличия, отвечая: – Трупы находятся в… лаборатории. Образцы тканей исследуют в Институте вирусологии, пока результатов нет. Это жертвы последней недели. – Полковник, – сдавленно, почти шепотом, спросил Вощин, – вы определили причины смертей? – В каждом случае причиной служило, как вы выразились, майор, неопределенное воздействие. – Остальные твари в «Фармкоме»! – воскликнул Дежин, уставившись на Славика. – И они тоже научились убивать, – тоскливо констатировал тот. Полковник поднялся, сгреб со стола дело и сообщил ошарашенным собеседникам: – Вы, оба, откомандированы в мое ведомство. Капитан, вы явитесь ко мне в четырнадцать ноль-ноль, познакомлю с группой. На завтра запланирован выезд на «Фармком». А вам, майор, следует явиться вот сюда. – Он протянул Вощину прямоугольничек визитки. – Там вас введут в курс дела. Расскажете все, что знаете. Телефоны не выключать! Дежин и Вощин еще с минуту тупо смотрели друг на друга после того, как за полковником мягко закрылась дверь кабинета. – Твою же мать! – искренне поделился ощущениями от беседы интеллигентный Славик. – Не то слово. Мы попали в задницу, Ватсон. Этот Гречин заявил, что у его конторы другая версия убийств… – Могу только предположить: НЛО? Враги государства? Иностранные разведки? Террористы из запрещенной в России организации?.. – Слав, не до шуток. – Дежин потер свежевыбритый подбородок. – Кофе хочешь? Сам-то он хотел вовсе не кофе, но альтернатив не было. – Давай, – вздохнул Вощин. – А ведь я у тебя в кабинете никогда не был. – Славик огляделся, отставив в сторону опустевшую чашку. – Небогато, прямо скажем. – Тут не музей, – хмуро отозвался Дежин. – Слушай, Ватсон, что-то мне подсказывает, что еще до вечера нам позатыкают рты неразглашением. Интересно, внутри группы обмен информацией сохранится? И как быть со Светой? – Если Гречин не поймет, что твоя Света – единственная ниточка к тварям, дело плохо. Шестнадцать трупов превратятся в тридцать два. Или в какой там прогрессии возрастет аппетит тварей?.. Боюсь даже представить, что будет, если они покинут завод. Собирать урожай тел по всему городу? – Пока что-то держит их на «Фармкоме». Понять бы, что именно. Славик посмотрел на Дежина, как показалось тому, с сожалением и сказал: – Все упирается в Светину Тварь. Только у нее можно узнать, что забыли на заводе остальные и как их нейтрализовать. Максим раздраженно потер подбородок. – Мы слишком много от нее хотим. Ты хоть представляешь себе, в каком соседстве ей приходится сейчас жить? Мало того, что она ничего не видит, не может говорить, так еще и Тварь на шее болтается. А я ни черта не могу с этим поделать! – Да понимаю я все, Макс. Девочке не позавидуешь, но раз так случилось, что именно она своими слепыми глазами смогла разглядеть это зло, ей и придется с ним бороться. Хотя бы для того, чтобы самой освободиться, раз уж ты, я и, боюсь, вся королевская рать не можем ей помочь. И вот еще что… – Вощин помолчал, а потом смущенно продолжил: – Будь там поаккуратнее, на заводе. Гречин не понимает, с чем имеет дело, но ты-то в курсе. Глава 4 Тыквенный суп-пюре, который приходилось пить через трубочку, был жидким и пресным. Кто-то сказал маме, что мне полезна тыква. Хорошо хоть соком апельсиновым запить можно, хотя и его следовало разбавлять водой. Прелести травмированного горла не ограничивались молчанием и капельницами. Мама хлопотала надо мной, стараясь заполнить тишину палаты рассказами о соседках, приятельницах, о том, как все изменится, когда я поправлюсь. Ну надо же! И она тоже решила, что мне плохо жилось до сих пор!.. А я беспомощно слушала. Она всегда старалась быть рядом, всегда жила в страхе за меня. Вот чью жизнь нужно было бы изменить! Может быть, Михаил Яковлевич странный, скорее всего – опасный, но он собирался неплохо платить… Отправить бы маму на курорт. Куда-нибудь в теплую страну. Я едва не улыбнулась своим мыслям, но вовремя опомнилась. Мама как раз описывала страдания соседки тети Гали, пожилой и нездоровой, и улыбка пришлась бы не к месту. Тварь маму снова игнорировала и вообще как будто пришла в норму. О том, что именно для меня теперь стало нормой, я старалась не думать. Палата больницы казалась тюремной камерой, особенно после того, как ушла мама. Четыре гладких крашеных стены (мама сказала, что они светло-зеленые), широкое окно, крохотный туалет с умывальником и скользким поддоном душевой кабинки, кровать, тумбочка да парочка стульев. Я уже исследовала ее вдоль и поперек, машинально считая шаги от одного ориентира до другого, но продолжала курсировать туда-сюда, потому что не могла усидеть на месте, и думала-думала-думала. Сомнения, раздиравшие меня, требовали действия, выхода, которого не было. Жизнь выбросила из привычной колеи, столкнула со знакомого маршрута, а для незрячего человека это всегда стресс. Вот только в быту для таких ситуаций существуют навигационные приложения в телефоне. Тот же Osman Access поможет выбраться или прохожие подскажут. А что есть у меня? Допустим, капитан в обиду не даст. Если сможет. И это «если», ехидно подкинутое внутренним голосом, сводило меня с ума. Мысли начинали скакать и путаться. «Он тебе ничего не должен. При всем желании от Твари защитить тебя он не может. С чего ты так на него полагаешься? К чему вообще опять эти рассуждения о Максиме, если надо думать о том, как избавиться от притихшей в углу бесформенной кляксы? Не забыть бы сообщить Максиму о визите Фраймана. Опять Максим?» В конце концов я так разозлилась на себя, что едва не взвыла в голос, однако боль в напрягшемся горле мигом спустила меня на землю. Вкарабкавшись на высокую больничную кровать, нашпигованную невидимыми мне прибамбасами, я тронула Тварь. Она лениво колыхнулась под потолком где-то в районе окна, но ближе не подползла. Может, голодная? Со времени нападения на убийцу прошло четыре дня, и откуда мне знать, насколько ей могло хватить последней трапезы? Сосредоточившись, я снова мысленно вернулась в хоспис. Тогда все твари были еще вместе, просто рассеялись по зданию. Воспоминание было мучительным, ведь приходилось вытягивать из памяти не картинку, а ощущения, где самым острым было не присутствие тварей, а смерть Гарьки. И все-таки она поняла. Сжалась и забилась в угол. Почему она меня слушалась? Ведь стены (и потолки тоже) для нее ничего не значили. Я знала, что она с легкостью просачивалась через любую преграду. Как же узнать, куда делись остальные и почему она их так боится? Я снова и снова возвращалась в памяти к поджидающим жертву тварям, пока вдруг не ощутила на горле стальной захват и не почувствовала странную вонь, смесь каких-то химикатов, пота и кислый запах железа. Запах убийцы. Запах смерти. И тут же – копошащиеся на разных этажах твари. И снова – запах смерти. И снова – твари. И так до тех пор, пока до меня не дошло то, что хотела сообщить моя Тварь: они – смерть. Для всех, включая ее саму. Трясущаяся, мокрая от пота, с ломотой во всем теле от перенапряжения, последним усилием я вызвала в памяти образ мамы и маленькой себя, который так нравился Твари, и рухнула на подушки. Воротник немедленно поджал нижнюю челюсть, но я почти не обратила на это внимания. Что между ними не так? Моя Тварь – особь другого вида? Пола? Или, как я думала раньше, еще не взрослая? Окончательно стало ясно только одно – она панически боится своих же соплеменников, и это меня совсем не устраивало. Как же до нее достучаться? Впрочем, какая бы идея ни появилась голове, реализовать бы я ее не смогла, даже одна попытка почти лишила меня сил. Жалея, что не могу воспользоваться диктофоном, я потянулась за блокнотом и чуть не свалилась с кровати. За дверью шаркали тапками по коридору больные, изредка звучала частая дробь быстрых шагов медсестры, приглушенная резиновыми подошвами (они попискивали, как котята, когда цеплялись за линолеум), кто-то монотонно бубнил возле дверей соседней палаты… Все это я слышала, но никакие звуки не способны были отвлечь от мыслей. Я торопливо и не слишком аккуратно записывала в блокнот цепочку собственных рассуждений: «Михаил Яковлевич – Игорь (запах) – убийца (запах) – убитый из кафе (запах). Связь? Убитый – убийца – Тварь. Страх Твари – нападение на убийцу (боялась встречи со своими?). Убийца бывал там, откуда твари взялись. Они все еще там? Запах! Игорь, убитый и убийца бывали в одном и том же месте. Твари там, где Игорь. Фрайман всполошился из-за того, что между убийцей и мной есть связь? Почему просто не исчез из моей жизни?..» Вот тут я зависла. Действительно, что мешало Михаилу Яковлевичу просто никогда больше не появляться на моем горизонте, если он каким-то образом замешан во всю эту кашу? Да и не верилось, что это на самом деле так. Если с Игорем, который был не слишком приятным типом, у него были дела, то вовсе не обязательно, что дела были и с убийцей. Но что-то же заставило его прибежать в больницу и развить здесь бурную деятельность? Если тут и была параллель, то выходила она весьма сомнительной. Я вздохнула и убрала блокнот под подушку, как раз перед тем, как тапки-пищалки медсестры замерли у моей двери. – Ой! А что же вы без света сидите? – всполошилась она, щелкнув выключателем. Меня всегда интересовал вопрос, почему выключатель называют именно так – ведь он куда важнее в обратной функции – включать. «Спасибо», – написала я, снова вытянув из-под подушки блокнот и потянув за ленточку закладки. Пояснять, что светлее мне не станет, не стоило. Зрячие не всегда могут понять такие простые вещи с ходу, а потом им становится неловко. Не дай бог, еще извиняться начнет… – Давайте приготовим руку, – дружелюбно предложила девушка (судя по голосу – совсем молодая, может быть, даже моложе меня) и зашуршала чем-то возле штатива для капельницы. «Это надолго?» – едва не соскочив за край листа, вывела я. – На полчасика, не больше.