Глеб криво ухмыльнулся, встал, подошел к Кудракову и обнял его по-дружески одной рукой за плечи. — Ты, Гена, опять и снова забыл, где твой телефон, да? Мужчина уставился на него. Ни одна мысль не затенила лицо Геннадия Владимировича ни на миг, пока Глеб смотрел на него в упор, ожидая просветления. — Да. Не помню. А где? — В мусорке около гостиницы с твоим офисом. — Тю! Точно. И что теперь делать? — Не знаю, Гена. Надо будет подумать. Еще накатим или ты уже спать? У тебя был трудный день. А завтра переезд в новый дом. Надо, Гена, отдохнуть. — Надо, — безвольно согласился Кудраков. — А ты? — А я тут приберу, чтобы завтра время не тратить, и тоже пойду. Постелю себе на полу, ты ложись на диван. — Нет! Я не могу. Давай я на полу! — не очень убедительно, но по крайней мере сделав попытку воспротивиться, проговорил Геннадий Владимирович. — Нет! И точка. Ты — мой босс. Я — тебя охраняю. Тебе лучшее место. Валяй, а я тут приберу. Кудраков послушно повернулся и вышел в комнату. Глеб отправил эсэмэску с именем и фамилией названного товарища Кудракова, приписал: «Извините, больше ничего на него нет, соберите все фото» — и принялся прятать продукты в холодильник и составлять посуду в мойку. Через пятнадцать минут, когда он покинул кухню, чтобы стелить себе на полу, Кудраков уже крепко и, судя по всему, давно спал. Глава четвертая Глебу пришлось мобилизовать все свое терпение, чтобы пережить утро рядом с Кудряковым. Этот бестолковый после крепкой пьянки человек связывал его своим присутствием по рукам и ногам, но послушаться, расслабиться и быть просто перевезенным в другое, более удобное место он не хотел. Сначала Геннадий Владимирович долго не мог проснуться, потом долго приходил в себя, потом еще дольше полоскался в ванне, а потом и вовсе попытался устроить продолжение вчерашнего «банкета», не выходя, как говорится, из «этой милой московской квартирки». При этом он довольно агрессивно настаивал на том, что никуда не поедет, что останется в городе, потому что именно тут чувствует себя вполне безопасно. — Главное, ты принеси мне водки, потому что она нервы лечит, — командирским тоном распоряжался гость. — Я выпью и снова лягу спать. И тогда уж точно ни одна даже специально обученная на поимку меня собака не сможет найти Гену Кудракова. И тем более не найдут ни менты, ни фээсбэшники. И Петров не найдет! Руки у него коротки против меня! Ха-ха-ха! Он снова развалился на диване и, обняв подушку, уложил голову на подлокотник и закрыл глаза. — Гена, вставай! У меня есть дела сегодня, ты сам знаешь. Ты вчера поручил мне найти Петрова и обезопасить. Для этого я должен отвезти тебя подальше от города. Туда, где ты не сможешь выйти и потеряться в каменных джунглях. — Спать! — не открывая глаза, отчеканил Геннадий Владимирович. — Спячка спасет страну! Он, судя по всему сам впечатленный своей мыслью, резко сел, вдумался в сказанное и вдруг многозначительно поднял вверх указательный палец. В этот момент Глеб подсунул ему прямо под нос блюдце с чашкой только что сваренного специально для гостя кофе. Кудраков, вдохнув аромат, тут же сморщился от запаха. Но кофе взял. — Ты сам себе врешь, Гена, — спокойно продолжил гнуть свое Слепой, — ты же прекрасно знаешь, что проблема не в том, найдет он тебя или нет. — А в чем же? — кривляясь, передразнил его Кудраков. — А в том, что ты боишься, — передразнил его в ответ в той же тональности Глеб. — А перестанешь ты бояться только тогда, когда мы его накажем. Когда мы сделаем так, чтобы он больше не мог тебя найти. Ну, согласись! Кудраков, не глядя на собеседника, монотонно, с одинаковыми паузами отхлебывал кофе. По крайней мере, он уже слушал. — И тогда ты, Гена, сможешь гулять, где захочешь. Тогда тебе не надо будет делать вид, что тебе приятно сидеть в затхлой квартире, дрожа от страха и гадая на кофейной гуще, как близко подобралась твоя смерть. На последних словах Кудракова передернуло. Он поставил блюдце с чашкой рядом на диван, чашку нарочито перевернул вверх дном. — Я тебя ненавижу, Серега! — сказал он, все так же не глядя на Слепого. Глеб промолчал, давая гостю переварить полученную информацию. Геннадий Владимирович, по мере того как до него доходил смысл происходящего с ним, становился все грустнее. Наконец он поднял чашку, заглянул внутрь, покрутил ее туда-сюда, рассматривая темно-коричневые пятна на стенках. — Ничего непонятно, непонятно, что ждет меня в будущем, — грустно кивая, разочарованно сказал он, а потом отставил чашку и поднял глаза на Глеба: — Ну а ты что предлагаешь-то? Это что такое ты собираешься сделать, чтобы он меня не нашел? Ты что же, мокруху на меня намылился повесить? Настроение Кудракова менялось слишком быстро. Из грустившего мужичка на краю разобранного дивана, брошенного и потерянного, он стремительно превращался в необузданного борца за правду, в непреклонного глашатая священных принципов жизни с чистыми помыслами. — Нет, друг Серега! Мне руки в крови и петля на шее пока еще не нужны! Не до такой степени я боюсь этого Петрова, чтобы на такое согласиться! Глебу показалось, что Геннадий Владимирович сейчас взорвется от негодования. Мужчина сильно покраснел, даже как-то надулся. Ноздри его от возмущения напряглись, расширились, даже волоски в носу зашевелились. И вдруг он сдулся. Как будто кто-то где-то проткнул в нем иголкой дырку, причем внушительных размеров дырку, потому что весь пар возмущения вышел в один момент. — Что-то мне нехорошо, Серега, — Геннадий Владимирович взялся за левую грудь, ближе к подмышке. — Ты бы сгонял взял мне сто грамм? Реально же поможет! — Хорошо. Купим, но только по дороге в деревню. А там, как доедем, отдыхайте себе сколько хотите! — Глеб снова перешел на спокойный, деловой тон, на такой, которым подчиненный должен говорить с начальником. — Места там тихие, красивые, воздух чистый. А я займусь вашим обидчиком. Для начала выясню о нем побольше: где он обитает, что поделывает. А тогда мы придумаем, как подставить его, чтобы сдать его с поличным. Его спрячут, а вы вздохнете спокойно. Такой вот у меня план. — Я сдавать никого не буду! Он же меня тоже утопит. За собой потащит. Глеб, посмотрев на осунувшееся лицо Кудракова, понял, что уговорить его сделать разумный поступок не удастся, по крайней мере пока. Впрочем, все равно надо было еще найти этого Петрова. И лучше бы — в куче фактов, вскрывающих его деятельность как злостного, преступника, наглого шпиона, безнадежного рецидивиста. Сиверов не стал дальше давить на своего подопечного. Пока. Кудраков после этого разговора довольно быстро собрался, а по дороге все же напомнил новоявленному охраннику, что тот обещал остановиться около магазина и сходить за запасом водки. Сам выходить он побоялся. Глеб, вспомнив по вчерашнему, как водка действует на этого горе-политика, рассудил, что это — вполне себе способ попридержать его от лишних нервотрепок. Его напряженные страхом и жестким похмельем нервы никому не нужны. В безвольном состоянии, решил Глеб, Геннадий Владимирович натворит меньше глупостей и создаст, соответственно, меньше проблем. Глеб купил ему коньяк. — Это здоровее, чем водка, — объяснил он. — По крайней мере, чистит желудок, расщепляя пищу. Как бы долго они ни выезжали из Москвы, до дачи добрались еще до обеда. Дом, который Глеб нашел легко, потому что дорогу к нему уже хорошо знал, выглядел после зимы пыльным и обиженным. Как будто он устал безнадежно мечтать о том, что с него сбросят всю эту тяжесть холодного сезона, все эти остатки липкого снега, теперь уже не такого пушистого и искристого, каким он был в начале зимы. Остатки снега были грязью, сухой, царапающейся, удушливой. Дачей считался небольшой поселок на берегу водохранилища, почти в ста километрах от Москвы, то есть так далеко от города, что уже не попадал в элитную зону, несмотря на близость к красивейшему водоему. На другой стороне озера зона была элитной. Там, как бельмо в глазу, торчали построенные из ярко-красного кирпича охотничьи базы. На тот берег, который был всего лишь чуть-чуть ближе к Москве, были проложены широкие удобные дороги, по ним приезжали большие удобные машины. Тут же, куда приехали Сиверов и Кудраков, место было довольно дикое, с заборами не выше человеческого плеча. Но они были крепкими. И это понравилось Геннадию Владимировичу. Дом внутри ему тоже понравился. Он был просторным. Четыре большие комнаты и еще две маленькие, практически только спальни. — Это для гостей, — объяснил Глеб. — Можно располагаться, где покажется удобнее. Я возьму себе первую гостевую, куда мы заходили только что. — А мне нравится диван в гостиной. Можно? — Не вопрос. А что, клаустрофобия? Маленькие пространства угнетают? — Там много воздуха. Просто мне так хочется, — пожал плечами Геннадий Владимирович. Коротко перекусив, Глеб наконец оставил Кудракова и поехал обратно в Москву. Наконец, сказал он сам себе, тронувшись в путь, дело вышло из лесного бурелома на более-менее ровную дорожку. Петровых Дмитриев Степановичей, как Слепой и предполагал, действительно в Москве числилось неимоверное количество. Для того чтобы проверить их всех, потребовалось бы столько времени и ресурсов, сколько не было ни у Сиверова, ни даже у Потапчука. Для дела, которое пока еще не носило характер официального, он не мог мобилизовать половину отдела. — Хорошо, Федор Филиппович, попросите пробить для начала всех ближайших родственников сотрудников того салона, из которого пропала машина, — попросил по телефону Глеб. — Я хочу проверить, есть ли прямая связь между Кудраковым и похитителями девочки. Если обидчик моего клиента имеет отношение к кому-то из салона, то, значит, и к нашей машине, а значит, он, с большой долей вероятности, тот самый гражданин, которого я видел вчера. Он либо организатор, либо один из исполнителей. — Но связь может быть не родственная, а дружеская. Тогда мы ничего не найдем. — Точно! Но если не искать, то — сто пудов — не найдем. По крайней мере, это пока самый легкий путь. Надо проверить. — Так никто не отказывается. Проверим. Слепой проснулся в то утро рано, успел, пока его гость все еще крепко спал после вчерашнего тяжелого дня, сделать кучу личных дел и наконец поставил перед собой чашку ароматного кофе с корицей и положил тост с быстро расплавившимся на нем от жара горячего хлеба сыром. Именно в этот момент и позвонил шеф. Пока Глеб после разговора наслаждался, доедая завтрак, сотрудники Службы государственной безопасности листали базы данных. Во время своего второго звонка Потапчук уже был счастлив и с торжеством в голосе сообщил новость: — Похоже, Глеб, что твой Петров — это зять одной дамочки из нашего салона. — Вот так вот все просто и удачно? Трудно поверить, что история без единой зацепки оказывается такой примитивной. — Ну отчего же примитивной? У дамы этой фамилия Азарова. Светлана Владимировна. Она по мужу Азарова. Петрова — это ее девичья фамилия. И, Глеб, если бы вдруг твой клиент не взял фамилию жены, а записал ее на свою, то мы бы еще долго искали, поднимая дела на всех родственников. Просто ее девичья фамилия сократила дорожку. — Да, очередная «просто-удача». Какое-то зыбкое дело. Какие-то не очень очевидные связи. Много путаницы. Как его настоящая фамилия? Я надеюсь, вы узнали, где он живет? — Обижаешь, Слепой. Записывай, если есть куда. — Секундочку, возьму карандаш. — Он, кстати, Шершнев Дмитрий Степанович, который несколько лет назад отсидел небольшой срок за соучастие в серии махинаций с государственным имуществом. Два завода продали иностранцам. Но не он был главным, он тогда был молодой и только-только появился в криминале. Попал под амнистию. Некоторое время о нем ничего не было слышно. Затаился и прикрылся фамилией жены. — Раз такое дело, то фотография его — дело плевое, я полагаю? — Фото я тебе выслал по электронке. Проверяй ящик. — Я готов, Федор Филиппович, диктуйте адреса. С фотографии, которую тут же проверил Глеб, на него злобно, в упор смотрел тот самый мужчина, который приехал не базу по следам Шныря и Корча. Прежде чем с головой нырнуть в городские трущобы, Сиверов свернул — это было почти по пути — с окружной дороги в сторону районной психоневрологической клиники. Как сказал Потапчук, там уже много лет находилась мать искомого Петрова. Аркадий Львович, главврач клиники, заявил, что не удивлен тем, что органы внутренних дел (а Сиверов представился сотрудником именно органов внутренних дел) интересуются Петровым. Аркадию Львовичу этот человек всегда казался подозрительным, хотя, как признал он справедливости ради, Дмитрий Степанович очень щедро помогал больнице, за что ему огромное спасибо. — Но, увы, — с сочувствием добавил старенький врач, — боюсь, что вам будет непросто его найти. Господин Петров как раз недавно наведывался и уведомил, что уезжает. Куда-то далеко и, кстати, надолго. Допускаю, что уже и уехал. А что, по адресу вы его не нашли? Глеб не стал признаваться, что пока домой к нему не заходил, что пока лишь собирал информацию об этом человеке, ведь у него нет прямых доказательств вины Петрова хоть в чем-либо, даже в том, что на него наговорил некто Кудраков.