— Ну, говори, куда ехать? Твоя казарма в Москве или за МКАДом? В каком направлении двигаемся? — В направлении твоего жилища. — Оу! Не надо меня провожать, дорогой. Меня никто не обидит, я — в машине. Говори, куда тебя везти, я сегодня добрая. — К тебе. — То есть? — Ты же хотела. — Что? — Будешь повторять ночью мое имя не в пустоту… — Вот так прям сразу? — В настоящем экстазе, а не в мечтах о наслаждении и истоме. — Ты в своем уме? — Мечтать — бессмысленно. Надо делать. — Ты в своем уме? — Тебе что-то мешает отдаться и сделать мечту былью? — Да. Я тебя не знаю. — Знаешь. В офисе познакомились. Там ты, кстати, была смелее. Что случилось? Из-за чего перемены? Или ты только трепаться умеешь? — Хм. — Поехали. Я не выйду. — Да? — Да. А в милицию ты меня не повезешь. — Это насилие, Оборотень. Я не хочу так. — Тебя это уже не заводит? Любишь только сама управлять ситуацией? — Точно! И то, что ты сейчас пытаешься мне навязать, — насилие. — Если насилие неизбежно, расслабься и получи кайф. — Хм. Я живу с матерью. — Ну, тогда придумай, куда поедем. Я-то живу с целым взводом таких же пацанов, как я, не хочу тебя туда везти… Жадный. Лена улыбнулась этой нелепой мысли: — Спасибо хоть на этом. Она включила передачу и дала газ. — Значит, получить кайф? — Так точно. * * * Сиверов успел снять куртку и ботинки, налить и включить чайник, снять грязную и переодеться в домашнюю одежду. Потом он плюхнулся в диванные подушки, дотянулся до пульта управления звуковым центром и с наслаждением нажал кнопку «плэй». Но в этот же момент бездушный дверной звонок снайперским выстрелом убил первые вздохи величественной музыки Вагнера. Настырный звонок звучал, как сигнал тревоги «Попытка внедрения снаружи». Глеб выключил центр и пошел открывать гостю. Это мог быть только Потапчук. Федор Филиппович выглядел уставшим: он был измотан этой историей не меньше, чем Сиверов. — Девочка в больнице, истощена, в сознание еще не приходила, — начал он вместо приветствия, — но прогнозы оптимистичные. Врачи говорят, что утром она сможет разговаривать и спокойно давать показания. — Вам кофе на ночь или все же зеленый чай? Есть имбирные цукаты. Бодрит, — предложил Глеб, переводя разговор на бытовую тему. Потапчук и сам хотел хоть немного отключить голову от ада сегодняшних дел. И он вместе с Глебом прошел на кухню. Секретность Глеба Сиверова, агента под кодовым именем Слепой, была обусловлена сразу несколькими обстоятельствами. Во-первых, для всех он так и не воскрес из мертвых после одного из заданий. Точнее, сначала из мертвых, а потом еще и из без вести пропавших. Чего только не случалось с этим парнем! Потапчуку казалось, что нет такой ситуации, из которой тот не сможет выпутаться. Во-вторых, некоторые операции требовали того, чтобы никто, включая официально ответственных лиц, не знал о действиях, которые предпринимает Слепой. Более того, очень часто Федор Филиппович просил его проанализировать те ситуации, которые еще не приобрели в органах статус официального расследования. В таких случаях то, что Слепой действовал неофициально, не перечило закону — он был «Мистер Никто» — и не наносило вреда ничьему официальному статусу. И между прочим, развязывало ему руки. Он мог себе позволить действия без специальных санкций, при получении которых, как правило, утекало не только время, но еще и информация. Очень важным было то, что Глеб являлся универсальным солдатом и, оставаясь вне специализированного департамента, он был многофункциональным. Оценив пачку кофе и пачку чая на вид, гость решил выбрать чай. Вода как раз закипела. Совершив необходимые манипуляции с заваркой и собрав приборы со сладостями на поднос, мужчины перебрались в комнату. Глеб снова включил Вагнера, но выставил низкий уровень звука. При такой громкости они могли разговаривать без проблем. — Что принесли ваши ищейки в зубах после осмотра территории? — спросил Слепой. Потапчук изобразил разочарование. — Пока ничего, Глеб. Это был осмотр в темноте, сам понимаешь, непростая задача. Даже фонари мало помогают, потому что всегда остаются темные углы — черные дыры в следствии. Мы оставили охрану. Утром, со светом, еще раз посмотрят. Перед мысленным взором Глеба мелькнули бесчувственные тела Корча и Шныря, которых он оставил совсем недалеко от базы. — Дело в том, что к охране скорее всего нагрянут гости. — Они заметят машину еще издали. Или… Генерал внимательно посмотрел на своего агента: — Откуда сведения? — Ваши включили свет, как я просил? — Я дал такое распоряжение. Хотя это нелогично, потому что дает преступникам сигнал о том, что на базе кто-то есть. Естественно, что они в этом случае либо не сунутся, либо предпримут все меры секретности. А нашим, как ты понимаешь, сложнее видеть за пределами собственного света. — В любом случае они приедут не издали, не по дороге. Они выйдут из леса. Но если на базе будет много света, они поймут, что их засекреченный рай разрушен и на территории полно чужаков. Со светом безопаснее. Потапчук изменил намерение поднять чашку с чаем, даже печенье отложил, примостив на блюдце рядом с чашкой, и молча уставился на Сиверова, ожидая продолжения. — Возможно, у них где-то что-то там припрятано, хотя я не утверждаю. И предположение это скорее страховочное, техническое, дежурное, если хотите. Это не мое ощущение или подозрение, это только перестраховка. Но не стоит упускать из внимания никакую возможность, тем более, что у нас практически нет зацепок. С рассветом осмотрите все предельно кропотливо. А гости, думаю, придут обязательно. Глеб более-менее подробно рассказал куратору историю с Корчем и Шнырем на базе. Потапчук от души веселился, даже просветлел лицом и смеялся. — Какой у них номер машины, Глеб? — спросил генерал в конце. Слепой назвал номер. Федор Филиппович тут же позвонил в следственный отдел и отдал номер в разработку. — Если нам это как-то поможет… В любом случае скоро мы будем знать, что за птица хозяин этой тачки. Ну, а теперь доложи-ка мне, какие у тебя завязки, хвосты, идеи. Как ты вообще вышел на эту базу? — Случайность. — У тебя не бывает случайностей. — Бывает. Они бывают у всех. — Ты не все. — У меня тоже бывают случайности. — Я понимаю, Глеб, что ты устал… — Ерунда, устану я только тогда, когда сам себе это позволю. — Вот именно, — генерал снова взялся за свою чашку. — И приехал ты на эту базу не вдруг, не просто так. — Ну, не совсем просто так, конечно. Не мимо проходил и не от нечего делать заглянул. — Выкладывай. Я пойму. — У меня самого нет понимания. И концы, кажется, никуда не ведут.