— Да, — лаконично ответил человек на заднем сиденье. Воропаев позавидовал этой лаконичности: сам он в такой ситуации непременно поинтересовался бы, не хочет ли Гурин трястись отсюда через всю Россию до самой Москвы на этом вот отечественном металлоломе. На нем и до аэродрома-то доехать — пытка… Гурин тронул машину с места. Лишь отъехав на приличное расстояние от музея и сделав несколько поворотов, он включил фары. Человек на заднем сиденье, весь обтянутый черным, как японский ниндзя или боец контртеррористического спецподразделения, содрал с головы трикотажную шапочку-маску с прорезями для глаз и затолкал ее в карман. Лицо у него было скуластое и волевое, как у героя кинобоевика, волосы густые и темные; имени его ни Воропаев, ни Гурин не знали, а кличка у него была странная — Библиотекарь. На библиотекаря этот строго засекреченный тип походил меньше всего на свете; размышляя на эту тему, Воропаев первым делом вспоминал уже ставший хрестоматийным диалог из «Операции „Ы“»: «Почему „Ы“?» — «А чтоб никто не догадался!» Лучшего объяснения странной кличке капитан придумать не сумел, да его, скорее всего, и не существовало: уж кто-кто, а капитан Воропаев точно знал, по какому принципу агентам присваиваются оперативные псевдонимы! С отделом, где служили они с Гуриным, например, долго и плодотворно сотрудничал стукач, который подписывал свои донесения «агент Зина». А был этот агент Зина семипудовым дядечкой с бородищей по грудь, пьяницей, бабником, сквернословом, большим любителем дать кому-нибудь в рыло и, для разнообразия, доктором физико-математических наук… — Что-то вы долго, — вертя баранку, спокойно заметил Гурин. — В этом музее черт ногу сломит, — вполне благодушно, что свидетельствовало о превосходном настроении, сообщил Библиотекарь. Воспользовавшись этим обстоятельством, Воропаев решил немного разговорить загадочного пассажира. — Нашли, что искали? — спросил он, поворачиваясь к собеседнику. Библиотекарь посмотрел на него, как на пустое место. — Борт будет ждать только до четырех ноль-ноль, — сказал он. — Успеем? Гурин посмотрел на часы. — По-любому, — с пренебрежительной интонацией профессионального гонщика заявил он. — Хоть ползком, хоть на карачках. Воропаев хотел суеверно поплевать через левое плечо, но воздержался: как раз там, за его левым плечом, сидел Библиотекарь, которому могло не понравиться, что на него плюют, пусть даже чисто символически. Свет фар прыгал по разбитой мостовой, из которой лишь кое-где выступали корявые островки древнего, положенного, наверное, еще в полузабытые советские времена асфальта. По сторонам дороги тянулись низкие строения, имевшие заброшенный, нежилой вид и такие грязные, растрескавшиеся и облупленные, словно здесь несколько дней кряду шли кровопролитные бои с применением всех видов стрелкового оружия и даже артиллерии. Кругом на сотни километров простиралось, как в песне, «зеленое море тайги», а тут, в поселке, Воропаев не заметил ни одного деревца — видимо, аборигенам было не до благоустройства. Похоже, им вообще было ни до чего; если их что и интересовало, так это деньги и водка. Было решительно непонятно, откуда в таком месте взялся краеведческий музей и, главное, каким чудом это некоммерческое, убыточное заведение просуществовало до сего дня. Видимо, его создал и до сих пор, выбиваясь из последних сил, волок на своем горбу какой-то чокнутый энтузиаст истории родного края. И можно было не сомневаться, что, когда он, наконец, надорвет себе жилы и откинет копыта, его детище мгновенно загнется и будет забыто всеми, самое большее, через месяц. Так что, если даже Библиотекарь только что умыкнул из музея самое ценное, что там было, вреда культурному наследию здешних обитателей он не нанес никакого — все равно пропадет… Придя к такому выводу, капитан Воропаев снова задумался о том, что все-таки понадобилось тут Библиотекарю — птице, судя по всему, действительно важной, вроде киношного агента 007. И ведь он не сам по себе! Кто-то его сюда направил, выделил в помощь двух опытных оперативных работников, снабдил деньгами и инструкциями, а теперь вот, пожалуйста, подогнал специально для него военно-транспортный самолет, который будет ждать до четырех ноль-ноль на ближайшем аэродроме. Так обставляются только дела государственной важности, и в свете всех этих приготовлений банальная кража со взломом из захолустного краеведческого музея представляется уже далеко не такой банальной. Так что же он там искал и нашел ли? Судя по его настроению, таки да, нашел. Вернулся он с пустыми руками, и, значит, то, что он искал, легко помещается в кармане или, скажем, за пазухой. Ну, и что это может быть? Капитан Воропаев тут же, не сходя с места, мог бы назвать с десяток предметов, которые легко помещаются в кармане, и из-за которых при этом стоило бы гонять через полстраны тяжелый транспортный самолет. Но всем этим предметам было решительно нечего делать в витринах или запасниках краеведческого музея — они не могли попасть туда даже случайно, поскольку не представляли никакого интереса для зевак. Ничего не придумав, он решил, что Гурин прав: это не их ума дело, и нечего ломать голову над тем, что тебя не касается. Через несколько часов они вернутся домой и больше никогда не увидят Библиотекаря. И черт с ним! Мало ли кого Воропаев больше никогда не увидит. Это была рутинная командировка, и слава богу, что обошлась она без осложнений. Сделал дело, отрапортовал начальству, — и забудь, как страшный сон. Подумаешь, тайны Мадридского двора… Поселок давно остался позади, под колеса машины легло разъезженное, разбитое гравийное шоссе — то, что в народе называется «щебенка с гребенкой». «Уазик» бодро барабанил колесами по частым поперечным гребешкам этой стиральной доски; чтобы не откусить себе язык, приходилось до боли в челюстях стискивать зубы. Размышлять на отвлеченные темы стало невозможно, и Воропаев задался вполне конкретным вопросом, на который ему до сих пор никто не дал ответа: как, черт возьми, ровная, старательно укатанная песчано-гравийная дорога за каких-нибудь полгода превращается в такую вот стиральную доску? Понятно, откуда на дороге берутся колеи, ухабы и рытвины, но как образуется эта мелкая поперечно-полосатая дрянь — это же уму непостижимо! Ведь такое даже нарочно не сделаешь, а тут, пожалуйста, делается само, когда никто его об этом не просит… Какое-то время дорога шла более или менее прямо, а потом начала петлять между какими-то лесистыми холмами, прямо как змея, норовящая ухватить себя за хвост. За одним из таких поворотов фары вдруг выхватили из темноты стоящий на обочине сине-белый милицейский «уазик», а мгновением позже во мраке ярко засияли зеленовато-желтые светящиеся полоски, двигавшиеся как будто сами по себе, а на самом-то деле, конечно, нашитые на одежду какого-то бешеного, замученного бессонницей и служебным рвением провинциального гаишника. Кого он, этот мусор, подстерегал посреди ночи в темном, дремучем лесу — уму непостижимо, но он был тут. А рядышком, как и следовало ожидать, немедленно обнаружился второй, и этот второй, шагнув на проезжую часть, профессионально-небрежным, щеголеватым жестом выбросил перед собой светящийся полосатый жезл, требуя остановиться. — Гляди, какой франт нарисовался, — неприязненно проворчал Гурин. — Водяра у них кончилась, что ли? Что делать будем, командир? — Спокойно, — напряженным голосом откликнулся сзади Библиотекарь. — Бумаги у нас в порядке, так что не надо пыли и пузырей. В крайнем случае позолотишь ему ручку. — Мозги бы ему провентилировать, а не ручку позолотить, — с ненавистью процедил Гурин, включая указатель поворота и съезжая на обочину. — Спокойно, — повторил Библиотекарь. — Это всегда успеется. Воропаев, спохватившись, накрыл полой куртки пистолет, который до сих пор держал в руках. Колеса коротко прошуршали по высокой мертвой траве, которой заросла обочина, машина остановилась в паре метров от милицейского «бобика». Гурин завертел ручку, и стекло слева от него рывками поползло вниз. Оба мента уже шли к машине, прикрываясь ладонями от света фар. Гурин щелкнул переключателем, оставив включенными только габаритные огни. Даже при таком освещении было хорошо видно, что гаишники одеты в бронежилеты и вооружены автоматами. — Странно, — тихонько сказал Воропаев, поглаживая под полой рукоять пистолета. — Может, это за нами? — Исключено, — так же тихо, но очень твердо отрезал Библиотекарь. — Просто ловят кого-то. — Проверка документов, — представившись, сообщил гаишник, на плечах которого тускло отсвечивали лейтенантские звездочки. — Здорово, земляк, — дружелюбно приветствовал его Гурин, нарочито неторопливо копаясь во внутреннем кармане. — И что это вам не спится? — Служба, — коротко ответил лейтенант и вдруг без предупреждения, совершенно неожиданно, почти в упор выстрелил в Гурина из пистолета. В лицо Воропаеву словно плеснули из кружки чем-то горячим, липким и комковатым. Пуля, пройдя навылет, шевельнула волосы над его правым виском и со звоном ударилась в оконное стекло. Она не пробила его насквозь, а просто разбила на куски, потому что, проделывая в голове Гурина сквозное вентиляционное отверстие — точь-в-точь, как он сам собирался поступить с гаишником, — потеряла большую часть своей убойной силы. Движимый исключительно рефлексом, Воропаев выстрелил по маячившей за окном фигуре, ударил по дверной ручке, вышиб плечом дверь и боком вывалился в ночь. Он колобком прокатился по грязной обочине, вскочил на ноги, присел и так, скорчившись, стараясь занимать как можно меньше места в пространстве, с треском вломился в голые, сырые и грязные придорожные кусты. Какая-то острая ветка едва не оставила его без глаза, прочертив по скуле кровавую борозду; другая хлестнула по губам, исторгнув из груди глухой матерный рык; потом земля под ногами вдруг куда-то пропала, и Воропаев рухнул в пустоту, с шумом приземлившись на дно какой-то ямы. Это спасло ему жизнь: за спиной прогрохотала длинная очередь, и сверху на голову посыпались сбитые пулями прутья. Потом ударил еще один автомат, набросав за шиворот сырой земли и мертвых листьев, и Воропаев снова выругался сквозь зубы: стреляли двое, а значит, единственная выпущенная им пуля либо пришлась лейтенанту в бронежилет, либо вообще ушла за молоком. Он высунулся из своего укрытия и выстрелил по метавшимся около машин темным фигурам. В ответ опять прогрохотала автоматная очередь. Воропаев пригнулся, а когда снова высунул голову из ямы, в свете габаритных огней увидел распластанную на дороге, обтянутую черным спецкостюмом фигуру и гаишника, который стоял над ней, широко расставив ноги и направив лежащему человеку в затылок свой куцый милицейский автомат. Автомат коротко простучал, озарив косматую траву обочины злыми оранжевыми вспышками, Библиотекарь несколько раз конвульсивно содрогнулся и замер — несомненно, мертвый, как кочерга. Это означало, что миссия Воропаева завершена и что он может с чистой совестью уносить ноги. И не просто может, а обязан, поскольку его начальству будет небесполезно знать, что, черт возьми, все-таки случилось с командированной в поселок Шарово группой, и куда подевался их драгоценный Библиотекарь. Мент, присев на корточки, обшаривал многочисленные карманы мертвого Библиотекаря. Воропаев осторожно поднял пистолет. Ему пришло в голову, что было бы неплохо поквитаться с этими подонками — если не за Библиотекаря, на которого ему было, по большому счету, глубоко наплевать, то хотя бы за Сашку Гурина, чья кровь сейчас медленно подсыхала у него на лице. Но тут в глаза ему ударил сноп ослепительного электрического света — второй гаишник, чтоб ему пусто было, развернул фару-искатель своего драндулета и нащупал его лучом. Менты ударили в два ствола, не жалея патронов, на голову градом посыпался мусор, и Воропаев понял, что о боевых действиях не может быть и речи. Повернувшись к дороге спиной, он выбрался из ямы и ужом, по-пластунски, пополз через густой подлесок прочь, куда глаза глядят. * * * Эдуард Максимович Юркин (он же Эрнст Карлович Юрген, магистр белой магии и действительный член международной ассоциации авестийской астрологии) съехал по пологому пандусу в подземный гараж и притормозил перед полосатым красно-белым шлагбаумом, преграждавшим въезд на стоянку. Нажатием кнопки он опустил тонированное стекло слева от себя; охранник в застекленной будке наклонился, вглядываясь, приветливо кивнул, узнав его, по-военному отдал честь и поднял шлагбаум. Юрген небрежно кивнул в ответ. Он уже научился принимать сдержанное подобострастие вышколенной обслуги с таким же вежливым показным равнодушием, но душа его до сих пор ликовала всякий раз, когда он сталкивался с приметами своего нынешнего образа жизни. О, как далек он был теперь от затерянного в марийских лесах поселка со смешным названием Козьмодемьянск! Мог ли он тогда, двадцать лет назад, впервые взяв в руки популярную брошюрку по астрологии, хотя бы мечтать о таком стремительном взлете? Юрген снова нажал вмонтированную в подлокотник водительского кресла кнопку, приведя в действие стеклоподъемник, и дал газ. Мощный двигатель чуть слышно заворчал под обтекаемым капотом, и вишневый «ровер», лаково поблескивая бортами в мертвом свете неоновых ламп, покатился вдоль длинного ряда дорогих, престижных автомобилей. Отыскав раз и навсегда закрепленное за ним парковочное место, Эрнст осторожно загнал туда автомобиль. До недавнего времени он водил «Оку», доставшуюся в наследство от отца — инвалида второй группы, и до сих пор не до конца освоился с габаритами своего нового автомобиля, казавшегося ему огромным, как океанский лайнер. Заглушил двигатель, выбрался из машины и сладко потянулся, разминая затекшие мышцы и жалея только о том, что отец не дожил до этого дня, не увидел, каких высот достиг его сын. Астрология, которую покойный папаша именовал не иначе как словоблудием, а то и, простите за выражение, херней на постном масле, дала его сыну все, о чем Юркин-старший не мог и мечтать, всю жизнь вкалывая на лесопилке в своем занюханном Козьмодемьянске. Эрнст хорошо запомнил нескрываемое пренебрежение, с которым отец всегда относился не только к его увлечению астрологией, но и ко всему, что он делал в жизни, и действительно жалел, что отец умер слишком рано, не дав возможности насладиться местью. Теперь же оставалось только надеяться, что оккультные науки не врут, и астральное тело дорогого папочки, взирая из верхнего мира на ошеломляющий прижизненный успех никчемного, как ему казалось, сына, от зависти кусает свои астральные локти. Юргену хотелось, чтобы папаша отгрыз их по самые плечи, но, увы, он был слишком сведущ в оккультизме и точно знал, что никаких локтей у астрального тела быть не может, и что, избавившись от оков гниющей плоти, дух человека переходит в чистую энергию, которой земные дела попросту неинтересны. Жаль, жаль! Но что поделаешь? Неторопливо прошествовав по просторному, чистому, отлично освещенному гаражу, где со всех сторон на него смотрели, подмигивая красными глазками, любопытные объективы следящих видеокамер, Юрген вошел в кабину лифта. Скоростной лифт беззвучно и стремительно вознес его на двадцать шестой этаж новой элитной башни, откуда открывался прекрасный вид, весьма располагавший к возвышенным размышлениям. На ходу шаря по карманам в поисках ключей, Юрген прошел по коридору и остановился перед дверью своей квартиры, на косяке которой ровным рубиновым огоньком горела контрольная лампочка охранной сигнализации. Эрнст Карлович проделал все необходимые манипуляции с ключами и электронным чипом, вошел в прихожую, нащупал внутри стенного шкафа клавишу подтверждения, нажал ее и только после этого включил свет и снял ботинки. Огромная, отделанная по последнему писку строительной моды, дорого и со вкусом обставленная квартира встретила его звенящей тишиной барокамеры — звукоизоляция тут была отменная. Это было особенно приятно после целого дня, проведенного в суете и несмолкающем шуме большого города. Немелодично напевая «Гип, гип, ура, джентльмены, все отлично, погода в Лондоне без перемен», Юрген в одних носках двинулся в гостиную, включил свет, повесил на спинку стула надоевший пиджак, снял галстук и полез в холодильник. Время было позднее, и, памятуя о советах диетологов, Эрнст Карлович решил ограничиться йогуртом и легким овощным салатом. — Бросьте, Эдуард Максимович, — послышался позади него хрипловатый и совершенно незнакомый мужской голос. — Выкиньте эту козью пищу в мусоропровод и съешьте хороший кусок мяса! От неожиданности Юрген вздрогнул, и пакет с йогуртом и миска с заранее нарезанным салатом из свежей капусты выскользнули у него из рук. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы унять сердцебиение, Юрген осторожно обернулся, уверенный, что увидит позади себя громилу в маске, вооруженного ножом, а может быть, даже пистолетом. Он ошибся. Сидевший в его любимом кресле у широкого, во всю стену, окна человек, хоть и был высок и широкоплеч, громилу нисколько не напоминал. У него была фигура античного бога, которую не могли скрыть ни черный костюм, ни расслабленная поза, и чеканный профиль, обрамленный аккуратной черной бородкой и усами. Незнакомец смотрел на Юргена с немного насмешливым прищуром, но безо всякой враждебности. Уголки красиво очерченного рта были приветливо приподняты. Рубашка и галстук гостя были того же цвета, что и костюм, то есть траурно-черные. Этот похоронный наряд в сочетании с перчатками, надетыми несмотря на теплую погоду, произвел на Юргена крайне неблагоприятное впечатление, рассеять которое не смогли ни улыбка незнакомца, ни его показное дружелюбие. — Мужчина должен питаться мясом, — как ни в чем не бывало, продолжал этот тип. — Мясом, черным хлебом и красным вином. Именно красным, поскольку оно благотворно влияет на кровообращение, укрепляет сердечно-сосудистую систему и, как показали последние исследования, даже улучшает слух. Как у вас со слухом, Эдуард Максимович? Только теперь Юрген сообразил, что его называют настоящим именем. В Москву он приехал уже Эрнстом Юргеном, а все, кто знал его как Эдика Юркина, остались далеко, в прошлой жизни — все, не считая нынешнего хозяина, Альберта Витальевича Жуковицкого. Э, да что имя! Как, спрашивается, этот тип сюда проник? Двадцать шестой этаж. Запертые двери и окна. Охрана в холле первого этажа. Охрана в гараже. Сигнализация, будь она неладна! И вот, извольте — сидит, как у себя дома, даже не сняв черных перчаток! И в ботинках. Прямо на ковре. М-мать!!! — Как вы сюда попали? — собравшись с силами, задал он самый главный вопрос. Незнакомец усмехнулся — лениво, снисходительно, как мог бы усмехаться сытый хищник. Лев, например. — Пусть это останется моим маленьким секретом. — Сблизив большой и указательный пальцы левой руки, незнакомец показал, какого, по его мнению, размера должен быть секрет. — Да что я говорю — пусть! — будто спохватившись, перебил он сам себя. — Это просто останется секретом, безо всяких «пусть». Каждый имеет право на маленькие профессиональные тайны. Я же не спрашиваю, как вам удается предсказывать будущее! Осведомленность этого типа, одетого, как протестантский пастор на похоронах, нравилась Юргену даже меньше, чем его перчатки. Впрочем, на перчатки можно было пока не обращать внимания. Грабитель и, тем более, наемный убийца не стал бы вступать с ним в переговоры. Все, что было ценного в доме, лежало если не на виду, то в местах, вполне доступных даже без взлома, а прикончить Юргена, подкравшись к нему со спины, незнакомцу не составило бы ни малейшего труда. Но он явно был настроен поговорить, и это показалось Эрнсту добрым знаком. — Чего вы хотите? — спросил он, все еще стоя в мокрых носках над йогуртовой лужей перед распахнутым настежь холодильником. — Я ведь уже сказал, — улыбнулся незнакомец. — Мяса, черного хлеба и красного вина. Я чертовски проголодался, а шарить без спроса по чужим холодильникам не в моих правилах. Заодно и потолкуем. — Значит, по холодильникам шарить нельзя, а по квартирам — можно? — попытался быть ироничным насмерть перепуганный астролог. — Я не шарил по вашей квартире, — уточнил незваный гость. — Я в нее просто залез. То есть проник. Тайно. Понимаю, вам это неприятно, но вы поймете, почему я так поступил, когда вникнете в суть дела. — Так у вас ко мне дело? — Юрген осторожно переступил залитую йогуртом горку капусты и вынул из холодильника блюдо с холодным мясом. — Представьте себе, — сказал незнакомец, одобрительно поглядывая на мясо. — Вино, вино не забудьте! Вон, я вижу на дверце бутылку «Пино Нуар». Не шик-блеск, конечно, но вполне сойдет. Доставайте, доставайте, Эдуард Максимович! Проявите свойственное русской душе гостеприимство. — Какой я вам русский? — буркнул Юрген, выставляя на барную стойку бутылку красного сухого вина. — Ну, по крайней мере, ближе к русскому, чем к латышу… Или вы выдаете себя за эстонца? Простите, запамятовал. Столько всего приходится держать в голове, вы себе просто не представляете… Юрген вдруг сообразил, кто перед ним, и обомлел. Некоторое время назад он довольно ловко вычислил информатора, внедренного ФСБ в окружение Жуковицкого. Что стало с этим человеком, астролог не интересовался, однако больше он его не видел, из чего следовало, что федералы остались без информации об Альберте Витальевиче. Смириться с этим они, конечно, не могли, вот и подослали своего человека к Юргену… Ай-яй-яй, вот так история! Незнакомец, похоже, умел читать мысли. — Давайте договоримся сразу, — предложил он, — чтобы не было недоразумений, недопониманий и прочих досадных «недо»… Я не являюсь сотрудником спецслужб, явившимся сюда, чтобы завербовать вас, шантажируя информацией о некоторых ваших не совсем благовидных поступках. Я не являюсь также наемным убийцей, алчущим вашей крови, или грабителем, которому нужны ваши сбережения. Тем более что вы с некоторых пор числитесь в людях цивилизованных и, несомненно, держите свои накопления не дома, а в банке. А бытовой электроники и прочего барахла у меня своего навалом, благодарствуйте. — Не за что, — автоматически ответил Юрген, роясь в кухонном ящике в поисках штопора. Стоять к незнакомцу спиной было немного боязно, но он рассудил, что этому античному полубогу не составит труда свернуть ему шею голыми руками в любой момент и независимо от того, какой стороной своего тела Юрген будет к нему повернут — лицом, спиной, боком или, может быть, в три четверти. — Хорошо, — окончательно подавив предательскую дрожь в голосе, продолжал он, резкими движениями ввинчивая штопор в пробку. — Будем считать, что выяснили, кем вы НЕ являетесь. Тогда кто вы такой и что вам от меня нужно? Незнакомец легко поднялся, подошел к стойке, выбрал на магнитном держателе нож, придирчиво осмотрел лезвие, одобрительно кивнул и принялся деловито и аккуратно нарезать мясо тонкими аппетитными ломтиками. — Кто я такой — неважно, — сказал он, ловко орудуя ножом. Поскольку перчаток он так и не снял, придерживать мясо ему приходилось вилкой. Впрочем, судя по его манерам, Юрген мог предположить, что незнакомец не стал бы хватать еду руками, даже будучи без перчаток — не так он был воспитан, чтобы игнорировать столовые приборы. — И от вас, Эдуард Максимович, мне ровным счетом ничего не нужно. То есть, пардон, заврался, о маленьком одолжении мне вас все-таки придется попросить. — Ну, слава богу, — язвительно воскликнул Юрген. — А то я уже начал подозревать, что вы просто так, от нечего делать, залетели ко мне в гости через форточку, как Карлсон к Малышу.