— Стоять! — заорал он, размахивая громадным револьвером. — Я вас всех выведу на чистую воду! Я не дам вам завладеть моей мастерской! — Охрана! — крикнул, бледнея, Роберт Викторович. — Где охрана?! Девушка, перед которой сидел Сливин, изо всех сил нажала на сигнальную кнопку. В зал из-за кодовой двери выбежали охранники — два качка в одинаковых черных костюмах и с пистолетами. Парень в рыжем парике выстрелил в Роберта Викторовича и рванул к входной двери. Роберт Викторович медленно, по стене, осунулся на пол, сжимая пальцами плечо, из которого струилась кровь. Один из охранников успел его подхватить и, достав мобильник, вызвал «скорую». Второй охранник тем временем выскочил на улицу, пытаясь догнать парня в рыжем парике. Глава 2 Уложив сына спать, Глеб Сиверов потушил свет и подошел к окну. На улице было туманно и сыро, моросил мелкий дождь, и порывы ветра то и дело трепали продрогшие без листьев ветви деревьев. Два фонаря плавали в дождливой бездне, будто небесные светила, безнадежно пытаясь вырваться из вязких кругов тумана и едва нащупывая светом ведущую к подъезду дорожку. Ни машин во дворе, ни дома напротив было не разглядеть. В квартире было совсем тихо. Похоже, жена тоже задремала. После того как у них с Ириной родился сын, Глеб, даже еще до конца не осознав значимости этого события, почувствовал, что теперь не сможет, как раньше, рисковать безоглядно. Пока названный в честь него же Глеб-младший не подрастет, он за него в ответе. И еще он чувствовал, что ему не хочется разлучаться с семьей. Может, он уже стареет? Глеб ловил себя на том, что буквально упивается спокойствием и тишиной, которых так мало было в его жизни. Ему даже музыку не хотелось включать. И настойчивое дерганье поставленного на виброрежим мобильного было совсем некстати. Сиверов достал из кармана джинсов телефон и глянул на дисплей. Там высветился номер телефона единственного человека, которому он не мог не ответить. И не столько по долгу службы, сколько по долгу сердца. Это был Федор Филиппович Потапчук, скорее даже не начальник, а друг, старший друг, которого Глеб Сиверов, спецагент ФСБ с оперативным псевдонимом Слепой, привык уважать. С Потапчуком его связывали годы совместной работы, оба не раз рисковали жизнью и с честью выпутывались из порой безвыходных ситуаций. Правда, в последнее время Федор Филиппович взял на себя роль ангела-хранителя Сиверова, ограждая его от ненужного, по его мнению, риска. Глеб даже как-то спросил у него: «Может, мне перестали доверять?» На что Потапчук, не скрывая легкой иронии, заметил, что для рядовых головоломных эскапад у них хватает агентов помоложе и, главное, бездетных. Сиверов лишь молча пожал плечами, поскольку понимал, что рано или поздно настанет момент, когда без его опыта и мастерства обойтись не смогут. И если уж Потапчук решил побеспокоить его в этот промозглый, дождливый осенний вечер, значит, и в самом деле стряслось нечто экстраординарное. — Слушаю вас, Федор Филиппович! — ответил Глеб, стараясь говорить потише. — Это я тебя слушаю! — бодро отозвался Потапчук. — Как там Глебушка-младший? — Да вот только что уснул. — Отлично, — обрадовался Потапчук. — Значит, мы с тобой можем встретиться! — Встретиться? Это срочно? — насторожился Глеб. — Да, — односложно ответил Потапчук, и в его теплом голосе зазвучали сухие тревожные нотки. — Где и когда? — Я сейчас в сауне. Подъезжай, — сказал Потапчук. — Через пятнадцать минут буду, — пообещал Глеб, взглянув на стоящий на подоконнике будильник со все еще не переведенными на зимнее время стрелками. Уже натянув свитер, он зашел на кухню, умылся холодной водой и, пока заваривался кофе, потер виски, переносицу… Но и после кофе особой бодрости он не почувствовал. Перевод часов для тех, кто приучил себя жить по строгому распорядку дня, был делом гибельным, но Глеб все трудности воспринимал лишь как новую высоту, которую, хочешь не хочешь, нужно преодолеть. Потапчук ждал его, конечно же, не в сауне, а в агентурной квартире в Банном переулке. Банный переулок находился от дома Глеба Сиверова всего в двух автобусных остановках, но Глеб проехал пару остановок в обратную сторону, зашел в магазин, купил бутылку коньяка, лимон, сыр и пачку хорошего кофе. И уже с этим увесистым пакетом поехал на нужную остановку. В автобусе сидели только две усталые, продрогшие под дождем женщины и молодой человек, который, не снимая с головы капюшона куртки, мерно подергивался под разносившуюся из его наушников по салону «Металлику». Сиверов сел у самых дверей и, сделав вид, что задремал, но вот спохватился, на нужной остановке выскочил из автобуса, когда уже закрывались двери. Убедившись в том, что никто его личностью не интересуется, он направился в Банный переулок, где в одной из ничем не примечательных, переживших недавний капремонт «хрущевок» на третьем этаже находилась только им с Потапчуком известная, снятая на чужое имя квартира. В подъезде недавно установили кодовый замок, и Глебу, который помнил квартиру на вид — третий этаж, налево, — пришлось просчитать ее номер. — Ну, наконец! — чуть раздраженно бросил Потапчук и добавил: — Входи, открываю! За железной дверью с кодовым замком свет не горел, и Глебу пришлось подниматься по лестнице чуть ли не наощупь. Правда, на третьем этаже было посветлее — Потапчук предусмотрительно приоткрыл дверь. — Ты, я смотрю, не с пустыми руками, — кивнул Потапчук, взглянув на пакет, из которого выглядывало горлышко коньячной бутылки. — Это, Федор Филиппович, исключительно ради конспирации, — улыбнулся Глеб, захлопнув за собой дверь. — Ладно, конспиратор, проходи, — пригласил Потапчук, — раздевайся, я уже чайник включил. Ты замерз, наверное… — В такую погоду, как говорят, хороший хозяин собаку во двор не выпустит, — покачал головой Глеб, отдавая Потапчуку пакет. — Ну, я не хозяин, а ты не собака, — пожал плечами Потапчук, направляясь на кухню. Глеб аккуратно стряхнул с куртки дождевую влагу, повесил ее на вешалку и принялся стаскивать с ног кроссовки. Когда он появился на кухне, на столе уже стояли бутылка коньяка, рюмки и тарелочка с аккуратно нарезанным лимоном. — Я сейчас кофе заварю, но тебе, может, чего перекусить, хотя бы бутерброды сделать… — предложил Потапчук. — Я же из дому! — улыбнулся Глеб. — Как приятно мне слышать это из твоих уст! — ухмыльнулся Потапчук, насыпая кофе и сахар в чашечки и доливая туда кипяток. — Федор Филиппович, вы же меня в такую погоду не кофе пить выдернули, — покачал головой Глеб, усаживаясь за стол, — давайте сразу к делу. А то я две ночи спал урывками и день нынче совсем уж дурацкий выдался, помотаться по городу пришлось. Так устал, что засыпаю буквально на ходу. Потапчук настороженно поинтересовался: — А чего ты по городу мотался? — Да так, бытовуха! — махнул рукой Глеб, открывая бутылку и разливая в рюмки коньяк. — Ну что ж, давай выпьем за то, чтобы она, эта бытовуха, не затянула тебя в свое болото! — провозгласил Потапчук, чокаясь с Глебом. Он разделался с коньяком в несколько глотков, взял с тарелочки ломтик лимона, насыпал на него из пакета немного молотого кофе, добавил ложечку сахара и, смачно причмокнув, положил его в рот. — Вы, я смотрю, закусить решили по-царски, — покачал головой Глеб, тоже глотнув коньяка и подцепив ломтик лимона. — К царскому напитку царскую закуску! — кивнул Потапчук. — Коньяк ты купил отменный. Теперь много подделок, а ты, смотри-ка, настоящий нашел. — Я совсем забыл, — с тревогой взглянув на Потапчука, пробормотал Глеб, — вам же нельзя пить… — Теперь можно. Теперь мне все можно… Правда, водку я боюсь брать. Почти вся паленая. Даже фирменную научились подделывать. А коньячок можно! Да еще такой выдержанный! Я после того, как на время обследования врачи отстранили меня от истинной мужской жизни, вкус настоящего коньяка ощущаю особенно остро. — Ну что ж, я рад, что смог сделать вам приятное! — кивнул Глеб. — Да, ну а теперь поговорим о деле, — вдруг враз посерьезнев, сказал генерал Потапчук. Глеб внимательно посмотрел на него. Информацию он привык не только воспринимать на слух, но и считывать с лица. Потапчук, если это было нужно, умело скрывал свои эмоции. Но, как и всякий нормальный человек, он ценил моменты, когда можно было быть самим собой. И теперь на его усталом, изрядно изъеденном морщинами лице отражались все его чувства и опасения. Глебу важно было понять, какова степень риска. Нет, не для того, чтобы отказаться от задания, формулировка которого, по всему было видно, уже вертелась на языке у Потапчука, а для того, чтобы задать нужные вопросы, то есть минимизировать грозящую ему и, главное, его родным опасность. По тому, как Потапчук, не отрывая взгляда от стола, нервно теребил салфетку, Глеб понял, что дело пахнет керосином. — Здесь, в Москве, есть некая госпожа Линькова, которую прочат на место губернатора одной из крупнейших, стратегически важных российских областей, — начал генерал Потапчук. — Ее нужно проверить? — высказал предположение Глеб. — Нет, — покачал головой Потапчук. — Защитить? — От тех, кто пытается ее убрать, защититься трудновато, — сухо констатировал Потапчук. — Ее на время, пока все не уляжется, надежно спрячут. Здесь или за границей. У нас с тобой совсем другая задача… — Потапчук на минуту задумался и продолжил: — Мы должны нейтрализовать тех, кто ни за что не хочет допустить ее к власти… Образно говоря, перед тем, как она займет губернаторское кресло, в области нужно провести генеральную чистку. Как ты сам понимаешь, я никуда из столицы выехать не смогу. Чтобы не вызывать лишних подозрений. Мне кажется, что нынешнему губернатору подыгрывает кто-то из наших фээсбэшников. Кто именно, это тоже не мешало бы выяснить. — Вы хотите сказать, что нужно каким-то образом избавиться от нынешнего губернатора? — Нет, — покачал головой генерал Потапчук. — В том-то все и дело, губернатор пусть живет. Нужно убрать тех, на кого он опирается, кто его крышует и покрывает все его аферы. Ну и тех, конечно, кого он и его люди покрывают, имея за это приличные бабки… — Ну, Федор Филиппович, вы и заговорили! Крышуют, бабки! — с иронией покачал головой Глеб. — С волками жить — по-волчьи выть… — усмехнулся Потапчук. — Мы должны снести крышу, убрать всех, кто как-то связан с сегодняшней властью. Сделать так, чтобы губернатор оказался в вакууме, один, совсем один. А один, как говорится, в поле не воин. — Убрать — в смысле изолировать? — уточнил Глеб. — Убрать — в смысле избавиться, не оставляя следов, — резко сказал генерал Потапчук и глянул Глебу прямо в глаза. Глеб, пытаясь собраться с мыслями, промолчал. — У меня, кроме тебя, нет надежного человека, — продолжал Потапчук сухо. — А те, кто меня попросил об этом одолжении, просьб не повторяют. И убирают не только всех лишних свидетелей, но и всех, кто им не подчиняется. Какой бы пост те ни занимали. — Вы хотите сказать, что, если мы с вами не уберем тех, кого надо, уберут нас? — Уберут меня. Тебя я не называл. Я только сказал, что есть у меня на примете один человек. Но то, что ты обязательно согласишься на выполнение задания, не оговаривалось. — Что значит уберут вас?.. — Ну, в лучшем случае отправят на пенсию, — вздохнул Потапчук.