Вместо трех часов, которые они бы провели в полете, если бы летели прямым рейсом из Москвы в Ларнаку, они, сделав крюк в Париж, добирались до места посадки в два раза дольше. Время на Кипре всего на час отставало от московского, и это был огромный плюс. Виктория Львовна надеялась, что они доберутся до отеля засветло. Однако осень диктовала свои условия. Когда они на такси добрались до отеля, расположенного почти у самого берега моря, начало смеркаться и все побережье заиграло разноцветными огнями. Было слышно, как настраивают свои инструменты музыканты. — Мой номер рядом, — сухо сказал Серега, когда они поднялись на второй этаж, — но вы, пожалуйста, не отключайте мобильник. Вы должны все время быть на связи. И если захотите пойти куда-нибудь, обязательно мне сообщите. — Я поняла, — так же сухо, не скрывая недовольства, кивнула Виктория Львовна. Она протянула руку, чтобы взять ключ от своего номера, но Сергей сам открыл дверь и, поставив ее чемодан у входа, зажег свет и внимательно осмотрел номер, не забыв заглянуть в ванную, туалет и шкафы. Виктория Львовна лишь скептически повела плечами. Номер был просторный, с огромной мягкой, застеленной белым покрывалом постелью. За такими же белыми шторами скрывались огромное, во всю стену, окно и ведущая на балкон дверь. Окно выходило прямо на море. И Линькова с радостью поняла, что вместо колыбельной будет слушать шум прибоя. — Жаль, что не поплаваешь, — вздохнула она. — Здесь неподалеку прекрасный аквапарк, — со знанием дела сказал Серега. — Вы что, здесь уже были? — удивилась Виктория Львовна. — Да, — кивнул Серега. — Отдыхали, что ли? — Нет, работал. — Кем? — спросила Линькова. — Как и теперь, охранником, — ответил Серега. — И кого вы охраняли? — На этот вопрос я не отвечу, — холодно ответил Серега. — Понятно, — кивнула Линькова и, видя, что Серега не торопится уходить, вздохнув, добавила: — Я очень устала. Хочу принять душ и лечь спать. — Да. Я уже ухожу, — кивнул Серега и тут же спросил: — А ужинать что, не будете? — Да здесь фруктов хватает, — сказала Линькова, кивком головы указав на стоящую на прозрачном журнальном столике вазу с апельсинами, яблоками и виноградом. — Сегодня, думаю, обойдусь без ужина. Спать очень хочу. — Понял, — кивнул Серега. — Не забудьте закрыть дверь. Доброй вам ночи. И когда проснетесь, звоните. — Доброй ночи! — кивнула Линькова и добавила: — Спасибо вам! Когда Серега вышел, она заперла дверь, оставив ключ в замке, села на кресло у столика и отщипнула несколько ягод винограда. С улицы доносились не только звуки прибоя, но и приятная инструментальная музыка. Если бы она приехала одна, то обязательно спустилась бы вниз, в ресторан, и потанцевала. И фокстрот, и танго, и сиртаки… Виктория Львовна почти не пила спиртного, но танцевать очень любила. Вздохнув, она огляделась по сторонам. Нужно было разбирать вещи, принимать душ и отдыхать. Прямо напротив кровати на стене висел большой плазменный экран. Так что, если не будет спаться, можно будет хотя бы посмотреть телевизор. На Кипре, как ей рассказывали, по ночам показывают неплохую эротику. Виктория Львовна достала из чемодана свой ноутбук. Одним из пунктов плана конспирации, который ей предложили еще в Москве, была электронная переписка. Те, кто отправил ее на Кипр, почему-то были уверены в том, что ее электронный почтовый ящик давно взломан и вся ее переписка просматривается. А это был идеальный способ пустить недоброжелателей по ложному следу. Виктория Львовна уселась поудобнее и открыла свой электронный почтовый ящик. В нем, как всегда, лежало короткое письмо от сына: «У нас все нормально. Целуем. Пиши». К письму прилагались несколько новых фотографий. Они с отцом у водопада, среди каких-то экзотических растений… Надо полагать, на выходные опять ездили в какой-то национальный парк. Муж вообще редко писал. Только изредка позванивал. А сын, как всегда, козырял лаконичностью. Они были уверены в том, что Виктория Львовна находится в Москве. Занимается своими депутатскими делами, читает лекции, пишет статьи. Виктория Львовна на минуту задумалась и написала так, чтобы не нарушать свой обычный стиль: «Привет вам из осенней Москвы! Получила ваши фотографии и по-доброму вам позавидовала! Вы там все в шортах ходите, а мы уже натянули куртки и шапки. В Москве холодно, дождливо и сыро. По вечерам на улицу не выйти. Хорошо, что лекции мне поставили по субботам в первую смену. А то вечером даже из машины до подъезда дойти боишься… Сейчас вот сижу, кутаюсь в плед и все равно дрожу от холода». Она чуть помедлила и дописала: «Мечтаю, когда смогу вас увидеть вживую! Ваша жена и мама». Отправив письмо, Виктория Львовна распаковала чемодан, развесила платья и костюмы на вешалки, сняла туфли, надела тапочки. Потом пошла в душ, где стояли резиновые тапочки, висели новенький белый махровый халат и два полотенца, а у зеркала на полочке лежали нераспакованные щетка, мыло, паста и резиновая шапочка. Зеркало в душе было на всю стену, и Виктория Львовна помимо воли взглянула в него и едва не вскрикнула. На пороге стоял Серега и без всякого смущения разглядывал ее. — Это еще что такое! Как вы вошли?! Выйдите немедленно! — закричала Виктория Львовна. — Конечно, — бесстрастно бросил Серега и, наконец отвернувшись, добавил: — А вы чудесно выглядите, Виктория… — Виктория Львовна, — уточнила Линькова, задернув наконец занавеску. — Ладно, если у вас все в порядке, я пошел, — сказал Серега со вздохом. — А то я стучу, стучу, а мне никто не открывает. Если понадоблюсь, я за стенкой. Виктория Львовна дождалась, когда хлопнула дверь, и, накинув полотенце, вышла в комнату и проверила входную дверь. Она была заперта. Только ключ не торчал в двери, а лежал на тумбочке при входе. Значит, у Сереги есть отмычка или ключ и он может войти в ее номер в любое время дня и ночи. Это ей совсем не нравилось. Виктория Львовна просмотрела список телефонов отеля и набрала номер, возле которого было указано по-английски: «Ужин, кофе, чай в номер». — Хэллоу! — послышался приятный мужской голос. — Принесите, пожалуйста, в 12-й номер чай, зеленый, с лимоном, — проговорила Виктория Львовна по-английски. Через пару минут в дверь постучали. — Кто там? — спросила Виктория Львовна по-русски. — Ваш чай! — ответили за дверью по-английски. Но, открыв дверь, Виктория Львовна с удивлением увидела, что за спиной молодого человека с подносом, на котором стояли чайничек, чашка и тарелочка с безе, возвышается все тот же Серега. — Проходите, — пригласила она официанта. Серега вошел за ним. — Вы тоже хотите чаю? — скептически спросила Виктория Львовна. — Но я только одну порцию заказала. — Нет, — сухо сказал охранник, — но я просил вас никому без меня не открывать. — Что, мне даже чаю выпить нельзя? — недовольно пожала плечами Виктория Львовна. — Лучше бы вам без меня не пить, — сказал Серега и, взяв с поставленного на столик подноса чайник, приподнял крышку и принюхался. Официант, не понимавший, что происходит, и, очевидно, ожидавший оплаты, застыл посреди комнаты. Виктория Львовна достала пару долларов и протянула их ему, сказав по-английски: — Спасибо, вы можете идти. — Сэнкъю, — поклонился официант и вышел. — Ну что вы там вынюхали? — не скрывая скепсиса, спросила Линькова у Сереги. — Вы не хорохорьтесь, — строго сказал Серега, — я отвечаю за вас. И если вы улетели за сотни километров от Москвы, это совсем не значит, что вы находитесь в полной безопасности. — Я это уже поняла, — кивнула Виктория Львовна и сухо добавила: — Однако самая большая опасность сейчас, как мне кажется, исходит от вас, Сергей. Я могу выпить чаю и подумать? Сергей кивнул и, направляясь к двери, буркнул: — Доброй ночи. Запирайтесь. Когда он вышел, Линькова захлопнула дверь, повернула два раза ключ и оставила его в двери. Потом подумала и подкатила к двери одно из кресел. Во всяком случае, теперь, если кто захочет войти в номер, она это услышит. Потом она вернулась к столику, налила себе чаю, села в кресло и сделала несколько глотков. Чай был необыкновенно ароматный, чуть терпкий, именно такой, как она любила. Надо сказать, что Линькова уже несколько лет как отказалась от кофе и даже черного чая. Она теперь даже корила себя за то, что по молодости, уступая мужу и своим коллегам, слишком часто пила крепкий кофе и сладкий черный чай, поскольку была убеждена в том, что именно из-за этого у нее теперь так скачет давление. А зеленый чай успокаивает и нервы, и внутренние органы, канцерогены выводит. И на давление никак не влияет. Поставив на стол опустевшую чашку, Виктория Львовна выключила свет. И тут же услышала легкий стук в дверь и Серегин голос: — Простите, Виктория Львовна, вы уже легли спать? — Да… — проворчала она и действительно легла на кровать, взяла пульт и уже хотела включить телевизор, как за дверью, а потом за стеной послышался звонок Серегиного мобильника — какой-то бодрый марш. Виктория Львовна встала, приоткрыла балконную дверь, с удовольствием вслушиваясь в шорох прибоя. Между тем с соседнего балкона послышался знакомый Серегин бас. Виктория Львовна прислушалась. — Але! Слушаю! Да, товарищ генерал! — … — Конечно на Кипре, со мной, через стенку, в соседнем номере. Где же ей еще быть! Попила чаю и легла спать. — … — Не понял! Этого не может быть! Не могла она сегодня писать письма из Москвы. Может, это старое ее письмо. Пусть они дату хорошенько перепроверят. Если бы даже она очень хотела, она не может так быстро долететь до Москвы. — … — Ну, может, за нее кто-нибудь письма пишет. Или они что-то почуяли. — … — Я все понимаю. И жду ваших дальнейших указаний.