— А хрен его знает! Может, этого хозяина-алкаша, может, арабки с ее хахалем… — скривился Трофимов и, покачав головой, стукнул кулаком по столу: — Это же надо! Правду говорят: край непуганых идиотов! Один идиот Исмаилову с арабами пушкинские места продал. Другой идиот ход на склад с миллионным, миллиардным состоянием за здорово живешь взорвал! Я с Кипра лечу, думаю: разберусь наконец. Найду этот ход… а они тут уже все порешали и порешили! — Господин Трофимов, — постарался Глеб привести своего собеседника в чувство. — Можно поподробнее? — Да понимаешь, друг, эмоции просто захлестывают, просто захлестывают… — пробормотал Трофимов со вздохом. — Я слушаю, — пытаясь поторопить Трофимова, сказал Глеб. — В общем, не суть важно, кто и как меня на эту тему навел… Главное скажу. Я отстроил поселок для погорельцев в этом месте, где под землей располагаются склады продукции бывших военных заводов с оптикой редкого качества. Ну, и кто-то из бывших сотрудников (ох, не зря раньше их за границу не выпускали), в общем, кто-то из них проболтался. Ну, и зарубежные хищники, ясное дело, кого надо окучили и приехали эти земли у меня забрать. Под видом, что, мол, турзону для иностранцев организуют. Не знаю, как бы они со мной договаривались, но тут хозяин одного из домов, Васнецов, вздумал копать погреб и совершенно случайно напоролся на ход к складам, который мы все искали в поте лица. — И что этот Васнецов? — Васнецов… — задумчиво повторил Трофимов. — Васнецов решил люк чугунный, который никак открыть не мог, взорвать! Купил где-то в Нижнем взрывчатку и бабахнул. Так бабахнул, что кишки на люстре повисли… Жена, дочка остались… От оптики там, конечно, хрен чего осталось. Арабка со своим охранником невесть куда делись. Или взорвались, или сбежали. Пропали и они, и этот ее хахаль, переводчик, новый помощник Глухова. Как корова языком слизала. — А ты к ходу тому сам подходил? — спросил Глеб. — Нет… — покачал головой Трофимов. — Там везде кровавое месиво. Не могу я, тошнит меня. — Давай сейчас сходим посмотрим, — предложил Глеб. — И что мы там увидим? — спросил Трофимов. — Давай лучше ляжем спать. А потом уже, утром, когда все проснутся, тогда и двинем в разведку. — Ладно, как хочешь, — кивнул Глеб, думая о своем. — Хочешь спать — пошли спать. Трофимов, пошатываясь, побрел в комнату, где стояли две кровати. Уже засыпая, он проворчал: — Только ты не ходи! Смотри не ходи туда без меня. Но у Слепого были другие планы. Уложив Трофимова, он вышел на улицу. И его тут же кто-то схватил за руку. — Простите, здравствуйте. Можно с вами поговорить? Приглядевшись, Глеб рассмотрел под светом луны невысокую, совсем юную девушку в куртке и накинутом на голову капюшоне. — Здравствуйте, — кивнул Глеб. — Вы ведь из Москвы? Вас господин Трофимов сюда вызвал? — спросила девушка. — Допустим, — кивнул Глеб. — Я Лена, Лена Васнецова. Я должна с вами поговорить. Первой поговорить. Чтобы отца моего не осудили. Он не виноват. То есть не настолько виноват… — Погоди, — остановил ее Глеб. — Но ведь твой отец погиб. — Нет-нет! — радостно отозвалась девушка. — В том-то и дело, что он не погиб. Он жив. Но спрятался. Он боится, что его арестуют. — А кто погиб? — спросил Глеб. — Погиб охранник этой приезжей женщины. Но он сам виноват. Он в яму кинулся, а там еще раз рвануло. Ну его на части и разорвало… А все остальные живы. Только вот не знаю, где они. А отец мой… он не виноват. То есть не совсем виноват. Он просто хотел выкопать погреб. — Я понял, — кивнул Глеб. — Но если твой отец хочет получить снисхождение, он должен прийти с повинной, рассказать, где взял взрывчатку, и вообще о том, чего там строил. — А надежда на то, что его сильно не накажут, что его в тюрьму не посадят, есть? — тревожно спросила Лена. — Не знаю, — пожал плечами Глеб. — Ведь он, считай, иностранного гражданина жизни лишил. — Но ему нельзя в тюрьму! Он там совсем сопьется! — не унималась Лена. — Вы поможете ему? — спросила она с надеждой. — Я обещаю, что все, что будет в моих силах, я сделаю, — сказал Глеб и попросил: — Проведи меня туда, где взрыв был. — Да-да, конечно, — кивнула девушка и махнула рукой: — Пойдем. Дом, который еще совсем недавно радовал глаз, теперь под светом луны напоминал декорации из фильма ужасов: выбитые стекла, обвалившаяся крыша, обугленные стены и, главное, какая-то мертвенная тишина. — Скажи, а вход, который взрывал твой отец, открылся? — В том-то и дело, что нет. Отец неправильно сделал, взрывчатку неправильно заложил. Вход засыпало так, что теперь по новой откапывать его придется, — вздохнула Лена. — А других ходов туда нет? — спросил Глеб, освещая фонариком внушительную кучу песка. — Может, и есть, да мы не знаем, — пожала плечами Лена и, понизив голос, заметила: — Наши все говорят, что отец напоролся на лаз на какой-то склад. Здесь когда-то много заводов военных было. Вот от одного из них какое-то подземелье или подземный склад и остались. — Может, и так… — пожал плечами Глеб. — Вам что-нибудь еще показать или рассказать? — с готовностью предложила Лена. — Нет, спасибо, иди отдыхай, — кивнул Глеб. — Если я вам понадоблюсь, то найдете меня в соседнем с господином Трофимовым домике, — предупредила Леночка. — И отец твой тоже там? — уточнил Глеб. Леночка замялась. — Ладно, иди отдыхай, — до утра тебя никто не потревожит. Проводив девочку, Глеб достал карту, на которой были обозначены все заводы и склады, и внимательно ее изучил. У каждого склада имелось два входа: в случае войны эти склады рассчитывали использовать в качестве бомбоубежищ. Приглядевшись, Глеб без труда нашел местоположение еще одного входа, который должен был располагаться за поселком. Придя туда, Глеб обнаружил люк с распахнутой крышкой. Посветив фонариком, Глеб уяснил себе, что лаз неглубок, и, привязав фонарик к поясу, соскочил вниз. Было сыро, и пахло пылью и сыростью. Вода капала откуда-то сверху и хлюпала под ногами. Освещая себе путь, Глеб дошел до обитых жестью и некогда крепко-накрепко закрытых, а теперь распахнутых настежь дверей. Очевидно, из-за взрыва полки с коробками, в которых находилось нечто хрупкое, покосились, коробки попадали на землю, а их содержимое разбилось. За двумя следующими и тоже распахнутыми дверьми картина была подобной. Слепого не покидало ощущение того, что в подземелье кроме него кто-то есть. И действительно, когда Глеб вошел в самое близкое к засыпанному входу-выходу помещение, он почувствовал резкий запах перегара. Потом кто-то чихнул. Посветив фонариком, Слепой увидел лежащего на составленных полках и укутанного в мешковину мужчину с взъерошенными волосами и мутными глазами. Мужчина испуганно выкрикнул: — Это мой погреб! Прочь отсюда! — Вы, наверно, Ленин папа? — мягко спросил Глеб. — Ну и что, если так? — еще более испуганно воскликнул мужчина. — Не бойтесь меня. Меня Лена за вас просила, и я постараюсь вам помочь… — Ленка, ну, блин, стерва! — закричал мужчина. — Выдала меня! Родного отца с потрохами выдала! — Прекратите! — резко оборвал его Глеб. — Ваша Лена вас не выдавала. Я сам вас нашел. Совершенно случайно. — Не верю! — крикнул Васнецов, сжимаясь в комок. — Да не нужны вы мне, — махнул рукой Слепой. — У нас и без вас сейчас хватает проблем. — А какие проблемы? — заинтересовался вдруг Васнецов. — Ну, например, где сейчас находится арабская гостья… — А, эта Фатима… — уже значительно спокойнее отозвался Васнецов. — Так они со своим хахалем совсем недавно здесь были, стекляшки какие-то выбирали. Здесь же разбилось все. Но они слиняли. — А они ничего не говорили, куда собираются ехать или там идти? — Да нет, они не говорили, все больше целовались и стекляшки эти рассматривали… Хотя… — Васнецов задумался, как бы что-то вспоминая, а потом проговорил: — Она, эта Фатима, по-русски сказала: «Пусть отец сам за нами на своем самолете прилетает». — Ну вот видите, как вы помогли мне… — попытался улыбнуться Слепой. Он понимал, что задерживать или даже осматривать самолет арабского шейха вряд ли кто-то будет. Оставалось надеяться, что на этом и других складах еще остались образцы, которые смогут использовать и на российских производствах. — Так вы не будете выходить? Здесь останетесь? — поинтересовался Глеб. — Ну да… — сказал Васнецов. — Только вы меня не выдавайте! — Не буду, — кивнул Слепой, направляясь к выходу. Когда он вылез наверх, уже было бодрое осеннее утро. Пахло прелой листвой и дымом.