– Не уверен, что они еще раз к вам придут. Чего у вас делать-то? Как только снимут показания и составят протокол, сразу потеряют к вам интерес. – А расследование? – Это же простая кража. Никого не убили. Глафира быстро перекрестилась. – Дело они, конечно, завели, раз заявление поступило, но на этом все. Сами посудите: пропала серьга. Даже не пара. Кому она нужна? По вашим словам, бриллиантовая. А может, нет. Опять же, по вашим словам, имеющая историческую ценность. А может, и не имеющая. Доказательств-то нет! В историю с архивом из Австралии они вряд ли поверили. Или, наоборот, поверили. Тогда тем более не захотят этим заниматься. – Почему? – Если дело серьезное, то им однозначно не по силам. Значит, придется его передавать в Следственный комитет. А полиция этого не любит. Ведь получается, что сами они некомпетентны. – Что же, у нас в полиции только некомпетентные работают? – Но мы же с вами про Мишуткина с Пуговкиным говорим. Глафира задумалась. Скорей всего, так и есть, Шведов прав. Дело как начали, так и закроют. Конечно, «Слезу Евы» они все равно уже не увидят, но есть письмо Пушкина. А если вор явится за ним, например, сегодня ночью? Кто защитит Бартенева со Стасиком? А если они, не дай бог, окажутся на пути безжалостного преступника? Глафира вздрогнула и мысленно прочла молитву к архангелу Михаилу, скорому защитнику от воровства и лихоимства. Сергей терпеливо ждал. – Я согласна, – вдруг громко сказала она. – Только идти надо не завтра, а сегодня. Прямо сейчас. Олег Петрович наверняка еще не спит. Вы скажете, что собираетесь устроить вору засаду и останетесь ночевать в кабинете. Ого! Такого он не ожидал! – Я с вами не пойду, останусь с Яриком. Моте скажем, что вам нужно срочно уехать на обследование. У вас есть какое-нибудь удостоверение, чтобы профессору показать? Он всматриваться не будет. Какая она, оказывается! Сергей даже засмотрелся. Ну и глаза! Не горят, а пылают! Вот тебе и монастырская послушница! – Хорошо, – твердо, в тон ей ответил он. – С Яриком оставаться не надо, он парень самостоятельный. Идите домой и ждите моего звонка. Они поднялись, готовые начать действовать немедленно, и посмотрели друг на друга. «Не знал, что ты такая», – сказал его взгляд. «Спасибо тебе», – ответили ее глаза. Они пожали друг другу руки и, еще раз уточнив диспозицию, разошлись. Вроде не заметно, чтобы Шведов на нее обижался. Может, она напридумывала себе невесть что, а он просто принес подарок. Ну, они же все-таки соседи. Надо уважить, он и уважил. Ничего большего. А зачем тогда помощь предложил? Сергей позвонил через два часа. Глафира уже вся извелась. Чтобы Мотя ничего не заметила, она сначала стирала, потом взялась наводить порядок в шкафу, долго протирала посуду и даже отчистила пригоревшую сковородку. Мотя, с любопытством наблюдавшая исключительный трудовой энтузиазм, наконец не выдержала. – Ну и что у нас случилось? – приступила она к расспросам. – С чего ты взяла? – А то я не вижу. Суетишься больно много на ночь глядя. – Да просто за профессора волнуюсь. Расхворался совсем. – А чего ему хворать? Случилось что? – Вот ты пристала: случилось да случилось! Ничего еще не случилось. – А что ж ты мытые тарелки в ящик с картошкой убрала? Глафира прикусила губу. Мотю обмануть – все равно что святого Фому на кривой козе объехать. – Задумалась. – О ком это? – О работе, – брякнула она. – Ага, ври больше. О работе! Думаешь, я не вижу, куда твои мозги повернуты? – И куда же? – Налево, вот куда. Глафира повернулась и уставилась на Мотю. Та воинственно уперла руки в круглые бока. – На какое еще лево? – сделав вид, что не понимает, спросила Глафира. – Знамо, на какое: соседнюю квартиру. На добра молодца, свет Иваныча. Глафире стало смешно. – Мотя, хватит глупости говорить. Ни на какого добра молодца я не повернута. Мне сейчас не до этого. – А до чего? – тут же вскинулась та. – Случилось что? Ну Мотя! Ну хитрюга! Не выдержав, Глафира рассмеялась и обняла большое доброе тело. – Все хорошо, Мотенька, поверь. Давай лучше вечернее правило прочтем и спать ляжем. Утро вечера мудренее. И тут запиликал телефон. По тому, как Глафира кинулась к мобильнику, стало ясно, что этого звонка она ждала, и Мотя, которая уж было успокоилась, снова заволновалась. И что это за звонки такие? Никак все же что-то случилось! И ведь, поди, нехорошее! Звонки Звонок Шведова успокоил и взволновал одновременно. Внедрение под видом следователя прошло успешно, хотя Бартенев и был несколько удивлен. Он не подозревал, что следственные органы действуют столь оперативно. Сам факт, что дом будут охранять, его порадовал. Стасик отнесся к появлению Шведова индифферентно, постелил тому в кабинете и ушел в свою комнату. Сергей разговаривал тихо, чтобы никто не догадался, кому он звонит. Глафира тоже шептала, прикрывая телефон ладошкой. – Так что пока все нормально. Увидимся завтра, – сказал он напоследок. И тут Глафира занервничала. Ей вдруг пришло в голову, что именно нынче ночью вор снова полезет в дом и наткнется на Шведова. Сможет ли человек, недавно вышедший из больницы, справиться с матерым преступником? В том, что преступник матерый, она не сомневалась. Господи! Во что она его втравила? Где были ее мозги? Завтра же она заставит Бартенева отдать письмо в какое-нибудь надежное место. Если, конечно, все обойдется. Утром, не дожидаясь звонка Шведова, она рванула к Бартеневу. Мотя рано утром ушла на службу в храм, поэтому неудобных вопросов удалось избежать. Дрожащими руками она отперла дверь, вошла и в испуге замерла на пороге – ее встретила абсолютная тишина. Только ее собственное сердце стучало очень громко, и все. – Але, – тоненьким голоском позвала Глафира, страшась идти дальше. Никто не ответил, и тогда она решилась. Сняв ботинки, на цыпочках зашла в лифт и нажала кнопку. Двери тихо закрылись. Кабинка мягко поехала вверх. За те пять секунд, что она поднималась, Глафира передумала массу ужасных мыслей. Наконец дверца отъехала в сторону, она шагнула в кабинет, который был ближе к лифту, и обнаружила лежащего на полу Шведова. Очень медленно, как во сне, она подошла и посмотрела. Лицо было очень спокойным и бледным. Веки не дрожали. Потеряв всякую способность соображать, Глафира опустилась рядом, несколько раз открыла и закрыла рот, пытаясь вдохнуть воздух, но не смогла. Из сжатого ужасом горла выдавился лишь тихий сиплый стон.