Больше никаких призывов о помощи. Изумление и ожидание. Мгновение перехода между двумя реальностями — до и после… Матильда отслеживала реакцию, движение. Свет из гостиной освещал только стену напротив лестницы, оставляя погреб в чернильной темноте. Будто зверь, почуявший добычу, она просунула вперед голову, пока не ощутила такой особенный запах: запах закрытого помещения, резковатый и немного неприятный, но в конце концов она его полюбила. Она не дрожала, но в то же время чувствовала в глубине своего существа сильный парализующий холод, который, исходя из живота, постепенно охватывал ее, замораживая все чувства и будто делая поступки несовершенными. Она отошла и быстро заперла дверь на ключ. Защитное движение, чтобы подальше оттолкнуть эту неприятную реальность, нападающую на нее со всех сторон. В доме установилась глубокая тишина. Гостиная пребывала в неподвижности: мебель, вещи, занавески выглядели ненастоящими, будто грубые декорации к фильму или к малобюджетной пьесе. Матильда больше не чувствовала себя в безопасности в этом доме, который душил ее. Она направилась к окну, подняла занавеску и скользнула взглядом по окрестностям, просто чтобы успокоиться. Она заметила, что кузов грузовичка не закрыт: Ле Бри не собирался задержаться здесь дольше нескольких минут. Грязный барахольщик! Тебе было недостаточно притащить свои овощи и сразу же смыться отсюда… Затем она вошла в кухню и открыла стенной шкаф за входной дверью, чтобы взять метлу и совок. Нужно очистить всю грязь с пола, навести порядок. А там видно будет. Матильда не оставила без внимания ни один уголок комнаты. Подхваченные метлой осколки позвякивали о плитку. Несколько кусочков закатилось под холодильник. Встав на колени, она старательно извлекла их с помощью черной щетки. Высыпав половину мусора из совка мимо урны, она была вынуждена собрать его второй раз. Только теперь до нее дошло, что у нее дрожат руки. Она постаралась успокоиться, взяла стакан, из которого пил Ле Бри, и вымыла его горячей водой, потратив невероятное количество средства для мытья посуды. Нужно стереть следы. Все следы. Последний опыт с этим жандармом послужил ей уроком. Такого больше не повторится. Взяв тряпку, она тщательно вытерла все, к чему Ле Бри мог притронуться и оставить отпечатки: стол, спинку стула, дверную ручку, даже ящик, от которого она собиралась избавиться. Вернувшись в гостиную, Матильда почувствовала, как напряжение ее отпустило. Она снова была хозяйкой самой себе: своим движениям, своим решениям. Она направилась прямо к двери погреба. С каждым шагом ситуация представала перед ней во всей своей реальности. Уже неделю она была сильной. Нет никакой причины, чтобы сейчас дрогнуть. Рукавом шерстяного свитера Матильда энергично протерла ручку, прежде чем осмелилась открыть дверь. Уверенно зажгла неоновые лампы, которые замерцали, испуская электрическое ворчание. Вспыхнул свет. Резкий белый свет, хлынувший в погреб, будто вода в цистерну, внезапно явил ее взгляду тело Ле Бри, лежащее навзничь у самой нижней ступеньки. Лестница была настолько покатой, что сосед предстал перед ней весь целиком: можно было подумать, что это фотография с места преступления, с максимальной беспристрастностью снятая с высокой точки. Он больше не шевелился. Ни малейшего признака жизни. Странное дело: она и не предполагала другого возможного результата падения, кроме смерти. Значит, она уже достаточно помедлила, прежде чем спуститься. Его ноги запутались в облупившихся балясинах, создавая впечатление, будто они поддерживают тело в пустоте: задравшиеся снизу рабочие штаны открывали бледные худые икры над серыми шерстяными носками и грубыми, облепленными землей башмаками. Руки раскинуты в форме асимметричного креста, голова, склоненная на грудь, образовывала с ней слишком явный угол, в позе, отрицающей все законы анатомии. Седые волосы, закрывающие лицо и не дающие рассмотреть глаза, казались съехавшим вперед париком. Матильда спустилась по ступенькам, которые поскрипывали под ее шагами. Посреди лестницы она остановилась, услышав Людовика. Это даже не были слезы, скорее поскуливание, которое, казалось, исходит от маленького испуганного животного. Подойдя к Ле Бри, она увидела, что задняя часть его черепа вдавлена в грязь — без сомнения, это и было следствием громкого «бум», которое она услышала. Но она не различала на деревянной лестнице никаких следов крови. Матильда имела лишь очень смутное представление, какой линии поведения ей стоит придерживаться. Обойдя тело, чтобы добраться до низа лестницы, она наклонилась и просунула два пальца под подбородок между трахеей и большим мускулом шеи. В этом положении она оставалась несколько секунд, ожидая, не почувствует ли пульс, и тревожась, что обнаружит его. Вопреки увиденному Ле Бри мог быть еще жив. Как он мог оказаться настолько наивным и ничего не понимать? Настолько, что повернулся к ней спиной. Неужели он ожидал, что она будет сложа руки наблюдать, как он разрушает то, что она так терпеливо строила? Ничего не почувствовав, Матильда убрала пальцы и схватила запястье Ле Бри, чтобы нащупать пульс, из обычной предосторожности. Мертвых она уже видела, но только в комнатах погребальной конторы — вымытых, хорошо причесанных, в парадной траурной одежде, с умиротворенным выражением лица, подкрашенных искусной рукой патологоанатома. Она убила человека и тем не менее не испытывала угрызений совести — труп, который сейчас был перед ее глазами, не представлял собой ничего впечатляющего. Она смотрела на него как на неожиданное осложнение, проблему, которую нужно как можно скорее уладить. Матильда наклонилась к лицу Ле Бри, почти дотронувшись носом до его носа. По-прежнему никакого движения грудной клетки и ни малейшего признака дыхания. От мертвого тела исходил влажный запах скошенной травы и нездорового пота. Сквозь запах испарений пробивался другой, вызывающий тревогу — запах старости, тела, которое медленно уступает болезням и дряхлости. Он напомнил ей запах отца в последний период его жизни, в доме престарелых — три долгих года, на которые он пережил свою жену. Каждый раз, приходя его проведать, Матильда спрашивала себя, понимает ли он, что его жизнь клонится к закату. Витающий в комнате запах старости преследовал ее в коридоре, в парке, в машине, когда она везла отца на воскресную прогулку. Матильда поклялась себе, что никогда не позволит себе дойти до такого состояния. Она заметила, как неаккуратно выбрито лицо у Ле Бри: щетина, стоящая торчком ниже адамова яблока, избежала бритвы, мерзкие маленькие порезы на щеках, отмеченные темными пятнами, неряшливые волоски под висками. Внутренний голос говорил ей не трогать сейчас тело. Следы ДНК: в наши дни можно найти на теле невесть что, даже отпечатки пальцев на коже. Она узнала это из репортажа о криминальной полиции в тележурнале — забавно, как информация, которая, казалось бы, никогда в жизни не пригодится, может вот так всплыть из дальнего уголка памяти. Начиная с этого мгновения любое ее движение должно быть разумным, продиктованным осторожностью. У нее еще не появилось точного плана. Слишком много всего, о чем нужно подумать в одно и то же время. В дополнение к трупу — не самый проблематичный элемент — она думала о грузовичке и следах крови на лестнице. Даже если их не видно, она не сомневалась, что все равно их оставила. Но вдруг Матильда подумала, что во всем есть не только отрицательные стороны. У нее есть преимущество: сыновья и невестка Ле Бри уехали на весь уик-энд. А это значит, в ближайшее время никто не забеспокоится о его исчезновении. К обеду его никто не ждет. У нее есть время действовать не торопясь и не поддаваясь панике. Она недолго думала над сценарием. Если хорошо подумать, он был только один. Ле Бри упал. Все это не более чем прискорбный несчастный случай. Который мог случиться неважно где. У него, в доме. Или возле гаража. Падение со смертельным исходом, из тех, что каждый год случаются с сотнями людей. Ну еще бы: продолжать работать, как он это делал в своем возрасте! Такое вполне можно было предвидеть. Не повезло… как раз в тот уикэнд, когда он остался дома один… Матильда поднялась на ноги. В следующее мгновение ее разум отвлекся от тела Ле Бри и осознал присутствие Людовика в нескольких метрах от нее. Она думала, что найдет его забившимся в угол своей камеры, с ужасом ожидающим развития событий. Но он стоял. Его поврежденная нога, стоящая на полу, была уже не такой распухшей и снова приобрела почти нормальный вид. Людовик выглядел как человек, стоящий на ногах без особого труда. Проанализировав выражение его лица, Матильда пришла к выводу, что это был вовсе не страх. Что-то другое, вроде внезапного смятения, неверия в то, что происходит у него на глазах. О чем он думает? Представляет себе, что он следующий в списке? Он не заговорил сразу же. Надо полагать, начал принимать ее всерьез. Долгое время они смотрели друг на друга, будто фаянсовые собачки — Матильде был нужен этот неодобрительный взгляд, чтобы она поняла, что же натворила, — пока он не решился задать вопрос: — Он мертв? Произнесенное громким голосом слово «мертв» прозвучало фальшиво: не так эмоционально и тревожно, как взгляд, которым Людовик сопроводил его. Лишенный трагичности, он казался всего лишь констатацией факта. — А вы как думаете? Людовик потряс головой и правой рукой похлопал себе по лбу: — Это сон! Людовик не орал и не осыпал ее оскорблениями. Вместо этого он, закрыв лицо руками, два или три раза повторил «это сон». Через некоторое время Матильде показалось, что сейчас он расплачется всерьез, и это вывело ее из себя. — Прекратите свой спектакль! Это вы его убили, Людовик. Вы же знаете, что не надо было кричать. Между нами все предельно ясно. Если бы вы не принялись его звать, сейчас он бы преспокойно находился у себя дома. Матильда постаралась взять себя в руки. У нее хватает и других забот, нечего здесь задерживаться. Не обращая больше внимания на Людовика, она снова повернулась к мертвому телу. Матильда вытащила его голову из грязи, под влиянием неосознанного побуждения, как если бы рассчитывала, что старик откроет глаза и начнет агонизировать перед ней. Стеллажи и ящики были перепачканы кровью — скорее гранатового цвета, чем красной, уже почти свернувшейся. Конечно, она может самым тщательным образом все очистить, но невидимые следы все равно останутся. Перед тем как взять тело Ле Бри под мышки, Матильда потянула его, чтобы освободить ступеньки. При его весе — это она сразу поняла — работа, которая ее ожидает, станет настоящим испытанием. Ботинки тяжело стукнули о лестницу, а затем упали на пол из утоптанной земли. Затем Матильда потащила труп, чтобы голова первой оказалась на лестнице. Даже не дав себе времени отдышаться, опасаясь утомиться и потерять первоначальный порыв, она, пятясь задом, подняла его на первую ступеньку. Тяжелое тело, слишком тяжелое для нее. Почти сразу же оно соскользнуло с ее груди, чтобы всем своим весом надавить на ее хилый живот. Она снова перевела взгляд на седую окровавленную шевелюру, лежащую на ее джемпере. Потом, когда все будет кончено, надо будет избавиться от одежды. Правда, она не уверена, что на самом деле входит в понятие «все». Ей с трудом удалось дотащить свою ношу до промежуточной площадки над третьей ступенькой. Повернувшись, она уныло посмотрела на те, что отделяли ее от нижнего этажа дома: ступеньки такие крутые, что подняться по ним требовало усилий, даже если бы она ничего не несла. По крайней мере, Людовик ведет себя спокойно. Его стенаний и упреков она бы не выдержала. Сделав короткую передышку, Матильда снова просунула руки под мышки Ле Бри, чтобы обхватить его вокруг груди. Она предпочла бы использовать поручни, но удерживать тело одной рукой было бы невозможно. Чтобы продолжить его тащить, она должна изменить метод: поместить Ле Бри у себя между ног и опираться о ступени, почти садясь на них. Снова появился неприятный запах старого мужчины; Матильде даже показалось, что он исходит из каждой поры его кожи и пропитывает ее через одежду. Ее руки налились тяжестью, в спине появились неприятные ощущения, позвоночник болел от резких непривычных усилий. По сравнению с этим спустить тело — в смысле Людовика — было куда легче. Сколько ступенек она уже преодолела? И сколько еще остается… она не сдалась и продолжала тянуть Ле Бри, уцепившись за его одежду, погрузив пальцы в петли его разношенного свитера. Но, отступая и ударившись спиной о край ступеньки, она не удержала свою добычу. Ле Бри опрокинулся, головой вперед, будто с корабельного трапа. Обессиленная, обездвиженная болью, Матильда не смогла его удержать. На мгновение она даже подумала, что тело сейчас оживет, восстановит равновесие и смягчит падение. Но оно самым жалким образом с глухим шумом рухнуло на промежуточную лестничную площадку, будто большая сумка, которую швыряют в угол комнаты, а затем, повернувшись на бок, неподвижно замерло. Теперь Ле Бри лежал на спине, открыв рот, в котором виднелись скверные зубы, повернув бледное лицо к потолку. Его растянутый свитер, собравшийся в складки под мышками, открывал взору рубашку лесоруба в красную клетку. С трудом разогнувшись, Матильда положила руку на свою занемевшую спину. Ей никогда не случалось в одиночку поднимать мертвое тело. Особенно в таком состоянии, как сейчас. Именно сейчас — без сомнения, это было последнее мгновение, когда она действительно сомневалась в исходе своего предприятия, — ей захотелось просто сесть на ступеньки, предоставив событиям идти как идут, и просто ждать своей судьбы, какой бы она ни была. Но что-то мощное, невидимая сила в глубине ее существа, побуждало ее продолжать. Ничего не потеряно. Ей надо всего лишь расставить приоритеты. Она снова спустилась и перерыла все карманы Ле Бри, чтобы найти связку ключей. Затем оттолкнула труп к перилам, чтобы освободить себе проход и войти в камеру. Людовик скорчился на матрасе. Ей хотелось взять его за руку, чтобы утешить, объяснить, что не хочет ему ничего плохого, что она пошла на весь этот риск ради него, чтобы они остались вместе. А еще чтобы у нее снова была семья взамен той, которую она потеряла. Она не должна поддаваться эмоциям. По сути дела, ведь это он несет ответственность за все, что случилось. И заслуживает, чтобы его наказали. Когда вы наказываете ребенка, это не должно приносить вам удовольствие. Но с другой стороны, никогда не надо сожалеть о том, что сделали. — Людовик? Тон ее голоса был слишком нежным, слишком слабым. Казалось, она собирается извиниться. Он поднял глаза. К усталости, ясно читающейся на ее лице, примешивался затаенный ужас. Он приоткрыл рот, чтобы заговорить. — Будет лучше, если вы сейчас ничего не будете говорить. Матильда была неподвижной, взгляд обращен в пустоту. За несколько секунд ее мысли снова обрели четкость, и она подумала об этапах своего нового плана. — Я должна вас покинуть. Ненадолго. Но, клянусь вам, когда я вернусь, мы серьезно поговорим вдвоем. 6 Матильда снова закрыла шкафчик под мойкой и натянула пару хозяйственных перчаток из латекса. Энергично провела по ним, двигая пальцами, чтобы исчезли складки. Превосходно. Розовый латекс достаточно тонкий, чтобы не стеснять движений. По крайней мере, она теперь может не беспокоиться об оставшихся отпечатках. Она решила полностью высыпать ящик овощей в мусорное ведро. В промежутке между потерями памяти и помутнениями она беспокоилась, как бы не забыть о деталях такого рода. В гостиной она прислушалась. Людовик вел себя смирно. Теперь у нее действительно нет выбора. Что же касается Франсуа… После минутного размышления она решила подняться на верхний этаж, позаботившись о том, чтобы производить как можно меньше шума.