Коридор, который вел в спальню — обои в полоску, бретонские морские сцены, развешанные по стенам через равные промежутки, столик из красного дерева, украшенный кариатидами, — показался ей зловещим и старомодным, как и весь дом, такой же грустный, как и вся их недавняя жизнь до приезда Людовика. Тогда их мир свелся к последовательности бесцельных поступков и привычек, которые превратили их обоих в подобие бездушных машин. Коридор произвел на Матильду неприятное впечатление, будто она с трудом дышит в незнакомом тесном туннеле, где невозможно даже повернуться. Матильда легко толкнула дверь. Ее тотчас же охватил затхлый воздух перегретой комнаты. Сколько же времени здесь не проветривали? Франсуа неподвижно лежал в позе охотничьей собаки — на боку, скрестив ноги. Поза, в которой он часто лежал, чтобы успокоить боль в ноге. Он повернулся к стене так, что Матильда не могла ни увидеть его лицо, ни удостовериться, что он действительно спит. Она заметила, что он все еще в пижаме. Почему сегодня утром она не помогла ему одеться? Что она делала перед приездом Ле Бри? На столике у изголовья она увидела коробку бензодиазепина рядом с бутылкой воды, но ей не удавалось вспомнить, заставила ли она Франсуа принять таблетки. Проглотил ли он их, как обычно, за завтраком? Она предпочла не входить в комнату из страха его разбудить. Уже почти собираясь спуститься, Матильда резко остановилась и почти против своей воли направилась в «комнату друзей» — не более чем фигура речи, в действительности здесь никто никогда не спал. Матильда наводила здесь порядок так же тщательно, как и в остальном доме, и каждый месяц меняла постельное белье. По привычке. Маниакальной. По контрасту с их спальней эта комната казалась совершенно промороженной. Матильда открыла почти пустой гардероб: ей понадобилось встать на цыпочки, чтобы достать с самой верхней полки коробку из-под туфель. Положив коробку на кровать, она открыла ее и размотала старую салфетку с предмета, за которым она и пришла. Несколько мгновений она, не прикасаясь, смотрела на него. Оружие было сверкающим, оно ничуть не изменилось со времен ее молодости. Автоматический пистолет 1935. Отобранный у немецкого солдата в конце войны, он послужил ее отцу в Сопротивлении, куда он вступил в возрасте 18 лет. Матильда положила указательный палец на сверкающий спусковой крючок. На левой стороне корпуса еще можно было видеть клеймо с символом Waffenamt[35]. Она взяла пистолет и взвесила его в руках. Даже без обоймы он был невероятно тяжелым. Пережиток других времен. Оружие коллекционера. Отец много раз разбирал пистолет при ней с сестрой, повторяя название каждой детали, из которой он состоял: ствол, замок, боек, выбрасыватель… Отец хотел, чтобы его дочери знали, как обращаться с огнестрельным оружием. На всякий случай… никогда не знаешь, что приготовила тебе жизнь… Этим пистолетом долго не пользовались — Матильда вспоминала, как отец несколько раз стрелял из него по бутылкам в парке их замка. Она всегда заботливо приводила оружие в порядок. Натереть до блеска, смазать оружейным маслом… Матильда даже сохранила чистящую палочку из латуни. Она не знала, действует ли пистолет сейчас. Кто знает, вдруг этот антиквариат когда-нибудь возьмет да и взорвется в руке. Из глубины обувной коробки она извлекла обойму — шестнадцать патронов калибра 7,65 — и положила ее в карман. Даже несмотря на то, что она не собиралась пользоваться этим оружием, оно ее успокаивало. Затем она подняла пистолет и прицелилась в квадратики окна. Нажала на спуск. Щелк! Оружие все еще в рабочем состоянии. Уже кое-что… Оставив открытую коробку на кровати, Матильда вышла из комнаты и на цыпочках снова спустилась по лестнице. Она позакрывала все ставни в нижнем этаже, чтобы избежать возможных любопытных посетителей. Натянув пальто, положила пистолет в карман, а затем вернулась в кухню за ящиком из-под овощей. Закрыв дверь дома на ключ, она принялась лихорадочно рыться в карманах брюк, пока не поняла, что уже держит связку ключей Ле Бри в руке. Небо было немного затуманено легким ветерком, который успел подняться. Матильда поставила ящик в кузов грузовичка, ей пришлось много раз опереться на створки, не желавшие поддаваться. В кабине пахло мокрой собачьей шерстью и холодным табачным дымом. Из дыр на водительском сиденье вылезали куски грязного пеноматериала. На нем осталось несколько кусков изоленты, наклеенных, будто заплатка на ткань. Спинка была холодной и мокрой. Можно подумать, она промокла совсем недавно. Возможно, в тот день, когда шел дождь, забыли закрыть окно. На пассажирском сиденье в беспорядке валялась куча бумаг счета, нераспечатанные письма, вырванные страницы из профессионального каталога. Письма привлекли ее внимание. Кто знает, вдруг Ле Бри не принес им что-то, по ошибке попавшее в его ящик? Матильда быстро просмотрела адреса и убедилась, что ни одно из писем не адресовано им. Из предосторожности она открыла еще и бардачок, но там никакой почты не обнаружилось. В конечном итоге визит Франсуа на почту не прошел даром. Зато она обнаружила мобильник соседа — достаточно навороченную модель, без сомнения, подарок сына. Она не могла себе представить, чтобы Ле Бри мог тратить безумные деньги на «гаджеты», как он это называл. Новое послание. Лоис 10:53. Фотография. Матильда сразу же узнала изящные виллы Бель-Эпок в Динаре, возвышающиеся над пляжем, их три остроконечные крыши, вырисовывающиеся на фоне ясного неба. Они с Франсуа провели там неделю в «Гранд-отеле»: мысленно она снова увидела комнату, выходящую на море, тонкую полоску земли, растянувшуюся на горизонте — Сент-Мало, — прерывающуюся колокольней собора Сент-Винсент. «Как ты там? Все хорошо? Целуем». Она положила телефон на место и, легонько поправив зеркало заднего вида, включила контакт. Мотор несколько раз коротко кашлянул, но не заработал. Не растерявшись, Матильда удостоверилась, что скорости находятся в мертвой точке, и повторила попытку. Снова шум плохо работающих колес. Никакого электронного табло, никаких сигнальных лампочек, чтобы показать, что не действует. Матильда почувствовала, как ее спокойствие дает трещины. Она не могла вспомнить, чтобы Ле Бри во время предыдущих посещений когда-нибудь упоминал о трудностях с мотором. Эта колымага старая, как царь Ирод. Просто надо постараться еще… Она повернула ключ зажигания более резко, придя к выводу, что это транспортное средство нужно подгонять, чтобы оно заработало. Прошу тебя, трогайся же с места, трогайся… Снова тот же самый кашляющий чахлый звук. То же дрожание мотора, который все никак не мог собраться с силами. Матильда сделала передышку. Из того немногого, что она знала: нельзя упорствовать, иначе можно посадить батарею. Она вытащила ключ, покрутила его в пальцах, покрытых латексом, как если бы это движение непостижимым образом могло как-то повлиять на мотор, а затем снова вставила его в замок. Глубокий вдох… Удача не может сейчас тебя покинуть, это невозможно. Мотор наконец заработал — с трудом, но не заглох, как в предыдущие разы. Она поспешила ослабить ручной тормоз, чтобы грузовик снова не остановился. По аллее Матильда спустилась без проблем. Правда, машина немного тряслась, не считая странного шума, который примешивался к работе мотора. Но в целом управлять ею оказалось не так трудно, как она опасалась. Она засомневалась, стоит ли выезжать из дома среди бела дня. Осторожность требовала, чтобы она дождалась ночи, иначе кто-нибудь может увидеть ее за рулем. В этих краях все знают Ле Бри и его красный грузовичок. Но ждать несколько часов казалось ей еще более рискованным. В любом случае нет никаких гарантий, что кто-нибудь не придет с несвоевременным визитом. Кто знает, не стукнет ли этому жандарму в голову снова заявиться и начать что-то вынюхивать в окрестностях? Ферма Ле Бри находилась относительно недалеко от их владений, даже несмотря на то, что нужно добраться туда, не выезжая на центральное шоссе, чтобы избежать посторонних взглядов. Выехав на шоссе, грузовичок начал раскачиваться гораздо сильнее. Матильда ощущала вибрацию, которая доходила у нее до позвоночника. Насколько могла, она избегала глубоких луж, которые в изобилии встречались на дороге, из опасения увязнуть в грязи или попасть в выбоину. Наконец Матильда выехала на центральное шоссе. На ходу она откинула противосолнечный козырек, чтобы как можно больше скрыть лицо. Затем она ехала, судорожно стиснув руль. Ее латексные перчатки, розовые, будто жевательная резинка, настолько нелепые сейчас, вызывали у нее нервный смех. При виде первых машин, с которыми ей пришлось разминуться, ее мысли начали омрачаться. Она и подумать не могла, что эта дорога пользуется такой популярностью. Много раз она поднимала голову, делая вид, будто смотрит в маленькое зеркало. Матильда смотрела только на встречную полосу, по другую сторону белых линий. Окружающий пейзаж превратился для нее в смутную декорацию, большое расплывчатое пятно, которое ничем не притягивает взгляд. Какой-то силуэт в зеркале заднего вида… Горящие фары… Не успела она об этом подумать, как большой темно-серый внедорожник приблизился к ней и принялся настойчиво подавать сигналы фарами. Холодная дрожь пробежала у нее по рукам и ногам. При ее затуманенном состоянии рассудка Матильде понадобилось несколько секунд, чтобы заметить, что одна из створок кузова полуоткрыта и со скрипом раскачивается. Замедлив ход, Матильда включила указатель поворота, чтобы съехать на обочину. Она опасалась, как бы внедорожник не остановился рядом с ней, но он, не сбавляя скорости, обогнал ее и исчез вдалеке. Матильда по-прежнему сидела, вцепившись в руль, не в силах пошевелить даже мизинцем. У нее вдруг началось головокружение. В течение нескольких секунд она была бы не в состоянии сказать ни что делает на этой дороге, в чужой машине, ни почему у нее на руках хозяйственные перчатки, а джемпер в пятнах крови. Затем в голове прояснилось, и Матильда вышла из кабины. Из предосторожности она старалась держаться за грузовиком. Поднялся холодный ветер, он бил в лицо. На большой скорости с громким гудением мотора проехало две машины. Сунув руку в карман, Матильда ощутила там что-то тяжелое — автоматический пистолет и обойму. Не задерживаться здесь. Вдруг кто-нибудь подумает, что у нее поломка, и остановится… Особенно если этот «кто-нибудь» живет в этих местах и ему знаком грузовичок Ле Бри. Заскрипела дверь, которую она резко закрыла на петли, повернув рукоятку несколько раз, чтобы избежать неприятных сюрпризов. Снова трогаясь с места, желая поднять противосолнечный козырек, она ошиблась кнопкой и включила «дворники», которые принялись с попискиванием возить по грязному стеклу. Двумя минутами позже Матильда была уже на узкой дороге, которая вела на ферму. У Ле Бри она была всего лишь несколько раз: сразу после того, как они с Франсуа купили этот дом, а потом два-три раза заглядывали на аперитив. Матильда заметила зеленый трактор, который рычал посреди ячменного поля — слишком далеко, чтобы забеспокоиться, — того самого поля, которое соседствует с лесочком за их собственным садом. Она направилась к древним воротам фермы. Это было впечатляющее, оштукатуренное каменное строение, украшенное сверху покатой черепичной крышей, которая, казалось, уже давно готова обвалиться в любую секунду. Примерно через две сотни метров она добралась до других ворот — обычных, металлических, скользящих. Они были гораздо меньше, не отличались помпезным видом, но, к счастью, были широко раскрыты. Матильда остановилась, чтобы убедиться, что внутри никого нет. Все или ничего… Сейчас у нее нет никакой возможности сбежать. Она проехала в ворота. Слева, за рядом буков, она заметила старую будку охранника — одного из двух домиков, которые Ле Бри сдавал на неделю. Она знала, что они не будут пользоваться спросом раньше июня и сейчас можно не бояться столкнуться с какими-нибудь туристами. Она проехала вдоль навеса, где были сложены строительные материалы. Огромные серые листы жести покрывали ярко-красную конструкцию, которая, должно быть, была покрашена совсем недавно. Внезапно она оказалась напротив длинного здания XVIII века, с каменным фасадом, украшенным странными маленькими нишами. Дом переходил в пристройку, где, насколько она помнила, Ле Бри держал свой грузовичок. Но Матильда ни в чем не была уверена. Всему не хватало четкости. Немного поколебавшись, она предпочла остановить машину перед входной дверью. За оконными стеклами никакого движения, не заметно, чтобы кто-то откинул занавеску, чтобы посмотреть, что происходит снаружи. Не будь глупой, его сыновей здесь нет! Кто мог бы за тобой шпионить? Его сыновья… Она снова открыла бардачок, чтобы взять оттуда мобильник. Если этот Лоис не получит ответа от отца, он, скорее всего, забеспокоится. Может быть, даже заявит в жандармерию. А ей нужно как можно больше времени. Пока она не отыщет решение относительно трупа, она будет в опасности. Она просмотрела, какими эсэмэсками обменивался Ле Бри с сыном. Даже если они более чем трехмесячной давности, она узнает, какие слова он употреблял чаще всего. Самым излюбленным было «сынок» в конце каждого послания. Матильда собралась с духом. Чем короче будет послание, тем меньше риска допустить оплошность. Ее латексные перчатки скользили по экрану, наконец ей с большим трудом удалось напечатать ответ: «Очень хорошо. Отдыхай в свое удовольствие, сынок». Успокоившись, она положила на место телефон и вернула зеркало заднего вида в прежнее положение. Удостоверившись, что ничего не забыла, она покинула грузовичок. Когда дверь хлопнула, две вороны стрелой взлетели с крыши и исчезли в ветвях буков. В воздухе витал приятный запах сухой соломы, смешанный с кисловатым ароматом яблок. Матильде очень хотелось стоять и стоять посреди этого большого двора. Наслаждаться этим странным одиночеством, в котором тем не менее не было ничего беспокоящего или гнетущего, вдыхать этот нежный и одновременно резкий запах, который ласкал ее ноздри, принесенный ветром откуда-то издалека. Но ей оставалось еще столько всего сделать… Она не стала запирать дверцу грузовичка и решила оставить у себя связку ключей, так как еще не нашла решения относительно тела Ле Бри. Оставаясь настороже и не переставая украдкой оглядываться вокруг, она пешком добралась до ворот, не в состоянии поверить, что все может пройти так легко, без помех и неудач.