– Я вам не верю. Вы лжете. – В ее сумочке также были водительские права. Дина Хаф, родилась третьего апреля тысяча девятьсот тридцатого года, рост пять футов два дюйма, белая, волосы каштановые, глаза светло-карие. Она любит шампанское. Слегка наклоняет голову вправо, когда… – Когда вы ее видели? – Это также не имеет значения. Больше вы от меня ничего не узнаете. Я обещал мистеру Вулфу привезти вас к нему в шесть вечера, а сейчас уже четверть седьмого, и если вы не хотите… – Моя жена там? – Нет, в данный момент ее там нет. Уверяю вас, мистер Йегер… ой, простите, мистер Хаф… если вы не хотите, чтобы на вас обрушились все силы ада, то возьмете меня за руку и в темпе вальса пойдете со мной. – Где моя жена? – Спросите мистера Вулфа. Хаф сделал шаг вперед, и мне даже пришлось посторониться, чтобы он не сбил меня с ног. Он захлопнул дверь, подергал ее – проверить, защелкнулась ли собачка замка, – и рванул к лестнице. Я двинул за ним. По пути вниз я спросил, где здесь лучше поймать такси, но Хаф не ответил. Лично я выбрал бы Кристофер-стрит, но Хаф, свернув на углу направо, пошел в сторону Седьмой авеню и заработал очко. Мы поймали такси буквально через три минуты, и это в час пик. Всю дорогу до нашего дома Хаф упрямо молчал. Конечно, имелся некоторый шанс – один к десяти, – что Кремер оставил своего человека следить за нашим особняком из бурого песчаника, но полицейский явно не знал Хафа в лицо, а пробираться задворками через проход со стороны Тридцать четвертой улицы мне не хотелось. Поэтому я велел таксисту остановиться прямо перед домом. Мы поднялись на крыльцо, но, поскольку дверь была заперта на цепочку, пришлось звонить в звонок, чтобы Фриц впустил нас. Вулф, сидя за письменным столом, решал кроссворд из «Обсервера» и при нашем появлении даже не поднял на нас глаза. Я усадил Хафа в красное кожаное кресло и, ни слова не говоря, направился к своему. Когда гигант мысли бьется над решением важной проблемы, не стоит ему мешать. Через двадцать секунд Вулф, пробормотав: «Проклятье!» – швырнул карандаш на стол, развернулся и пробурчал: – Итак, мистер Гудвин вас отыскал. Что вы можете сказать в свое оправдание? – Где моя жена?! – Хафа, похоже, всю дорогу мучил только один вопрос. – Секундочку… – Я решил вмешаться в разговор. – Я сказал ему, что побеседовал сегодня днем с его женой, а имя и адрес узнал, порывшись в ее сумочке. Вот и все. – Где она? – настаивал Хаф. Вулф окинул его внимательным взглядом: – Мистер Хаф, когда в понедельник вечером я узнал, что некоего Томаса Г. Йегера нашли убитым, с моей стороны было бы естественным и правомерным предоставить полиции описание человека, приходившего ко мне днем под его именем. Но я, руководствуясь личными соображениями, не стал этого делать. Но если я решу поставить их в известность сейчас, то предоставлю им уже не описание назвавшегося чужим именем посетителя, а вашу настоящую фамилию и адрес. Сделаю я это или нет, зависит от вашего объяснения причин столь странного обмана. Что это было? – Я хочу знать, где Гудвин видел мою жену, при каких обстоятельствах и где она сейчас. И пока не получу ответа на свои вопросы, ничего объяснять не стану. Вулф закрыл глаза, но через секунду снова открыл их и кивнул: – Вас можно понять. Если ваша жена играла во всей этой истории важную роль, вы не сможете ничего объяснить, не впутывая ее, и ничего не станете говорить, если она не замешана в этом деле. Так вот, она уже замешана. В понедельник днем, придя сюда под именем Йегера, вы сказали мистеру Гудвину, что за вами, возможно, будет хвост до дома номер сто пятьдесят шесть по Западной Восемьдесят второй улице. Когда ваша жена сегодня в полдень появилась в комнате по данному адресу, то обнаружила там моего человека. Он известил мистера Гудвина, который незамедлительно отправился туда и пообщался с вашей женой. У нее были ключи от дома и той комнаты. Это все, что я собирался вам сказать. А теперь жду ваших объяснений. Я редко испытываю сочувствие к людям, которых Вулф загоняет в угол. Как правило, они так или иначе сами напросились. Что ни говори, если вы не в силах смотреть, как бьется пронзенная острогой рыба, вам не стоит ходить на рыбалку. Но мне пришлось отвести взгляд от Остина Хафа. Черты его длинного костлявого лица настолько исказились, что он стал похож на горгулью. Итак, я отвел глаза, а когда снова посмотрел на Хафа, он сидел, сгорбившись и закрыв лицо руками. Между тем Вулф продолжал: – Мистер Хаф, вы в безвыходном положении. Вы знали тот адрес. Вы знали номер телефона Йегера, не указанный в телефонном справочнике. Вы знали, что он часто посещает тот дом. Вы знали, что ваша жена также там бывает. Чего вы хотели добиться своим приходом сюда и тем бессмысленным поручением, которое дали мистеру Гудвину? Хаф приподнял голову, наши глаза встретились. – Гудвин, где она? – Теперь в его голосе звучали не требовательные, а умоляющие нотки. – Не знаю. Я оставил ее в той комнате по данному адресу без двадцати два. Она пила шампанское, но без особого удовольствия. В комнате также находился человек мистера Вулфа. Но он ее не задерживал. Она могла уйти, когда ей будет угодно. Лично я ушел оттуда, потому что хотел посмотреть на вас, но она не в курсе. Я не знаю, куда и во сколько она ушла оттуда. – Вы разговаривали с ней? Она что-нибудь говорила? – Да. Минут двадцать или типа того. – Что она сказала? Я покосился на Вулфа, но он не поднял на меня глаза, а значит, я имел право действовать по своему усмотрению. Что я и сделал. – Она мне солгала. Причем не слишком умело. Сказала, что была там всего лишь один раз и надолго не задержалась. Она забыла там зонтик, а сегодня вернулась его забрать. Насчет зонтика она не соврала. Зонтик лежит в ящике, где и лежал до сих пор. Она предложила мне пригласить ее на ланч. А еще отвести вечером на танцы в клуб «Фламинго», чтобы танцевать до закрытия. – Но почему вы считаете, что она солгала, заявив, будто была там лишь один раз? – Вы слишком много от меня хотите. – Я покачал головой. – Просто зарубите себе на носу: я не думаю, что она солгала, я это точно знаю. И я знаю, что вы это тоже знаете. – Неправда! – Ой, да бросьте! Идите к черту! Вулф погрозил ему пальцем: – Мистер Хаф, мы пошли вам навстречу, но наше терпение тоже не безгранично. Ваши объяснения. – А что, если я не желаю их давать? Что, если я просто встану и уйду отсюда? – Тогда нам обоим крупно не повезет. Теперь, когда мне известно ваше настоящее имя, я обязан доложить полиции о вашем появлении у нас в понедельник днем, но я пока не стану ничего сообщать по личным соображениям. Тут ваши и мои интересы совпадают… впрочем, и вашей жены тоже. Ее зонтик по-прежнему там. Все было кончено, и Хаф это знал. Нет, его лицо не превратилось в морду горгульи, но рот искривился, а глаза спрятались за плотной сеточкой морщин, словно от слишком яркого солнца. – Обстоятельства. Человек – это игрушка в руках судьбы и жертва обстоятельств. Боже правый, я сидел здесь в кресле, беседовал с Гудвином, а Йегер в это время был уже мертв! Умер много часов назад. Когда вчера утром я прочитал о нем в газете, то решил, что стану делать, если вы, паче чаяния, меня найдете: я буду все отрицать. Однако мой план не сработал. – Он покачал головой. – Итак, обстоятельства. Конечно, моей жене не следовало выходить за меня. Обстоятельства сложились таким образом, что мы познакомились, когда она… Впрочем, не будем о грустном. Постараюсь не отклоняться от темы. Я был глупцом, рассчитывая сохранить наш брак, но надежда умирает последней. Она хотела иметь наряды, которые я не мог ей купить, и делать такие вещи, на которые я был не способен. Она не могла делать это со мной, поэтому научилась обходиться без меня. – Уже ближе к теме, – заметил Вулф. – Да. Я впервые обмолвился об отношениях с женой при посторонних. Примерно год назад у нее появились часики стоимостью тысяча долларов, если не больше. А потом и другое: драгоценности, одежда, меховое манто. Она часто проводила вечера вне дома и без меня, затем и не только вечера, так как время от времени возвращалась домой после рассвета. Теперь вы понимаете, что мне трудно придерживаться лишь сути своей истории. – И все-таки постарайтесь, по мере возможности. – Я попробую. Итак, я докатился до того, что стал следить за ней. Любопытство под именем долга и сострадания втирается в дом несчастного или нуждающегося. Когда моя жена… – Это Паскаль? – Нет, Ницше. Когда моя жена вечером выходила из дому, я шел за ней следом – естественно, не всегда, а при удачном стечении обстоятельств. Чаще всего она шла в ресторан или к приятельнице, о которой я слышал, но дважды она посещала тот дом на Восемьдесят второй улице и входила через дверь в цокольном этаже. Я сломал себе голову над тем, что она забыла в таком убогом квартале. Может, ее просто тянула туда какая-то неведомая сила – наркотики или бог его знает что еще. В один прекрасный день я пришел по тому адресу, нажал на кнопку звонка цокольного этажа, но ничего не выяснил. В отличие от вас я не слишком опытный сыщик. Какой-то мужчина, по-моему пуэрториканец, сказал мне, что свободных комнат у него нет. – Хаф остановился и тяжело сглотнул. – Тогда я стал шпионить за ней дома и однажды нашел номер телефона, накорябанный на обороте конверта. Чисхолм пять, три-два-три-два. Я набрал номер и узнал, что это резиденция Томаса Г. Йегера. В телефонном справочнике данный номер не значился. Я навел справки, узнал, кто он такой, и потом увидел его, причем не преднамеренно, а исключительно благодаря удачному стечению обстоятельств. Хотите узнать, как это случилось? – Нет. Вы с ним познакомились? – Нет. Я увидел его в театре. Две недели назад. А три дня спустя, в пятницу на прошлой неделе, я последовал за женой, когда она вышла из дому. Она уже в третий раз направилась по тому адресу на Восемьдесят второй улице. Я остался ждать на противоположной стороне, и очень скоро, буквально через пять минут, появился Йегер, который пришел пешком. Было еще светло. Йегер свернул в сторону двери в цокольном этаже и вошел. Что бы вы сделали на моем месте? – Я никогда бы не оказался на вашем месте, – буркнул Вулф. Хаф повернулся ко мне: – А что бы сделали вы, мистер Гудвин? – Вопрос неуместный, – ответил я. – Ведь я не вы. С таким же успехом вы могли бы спросить, что бы я сделал, будь я малиновкой, гнездо которой разоряет какой-то мальчишка. Ну а что сделали вы? – Я бродил туда-сюда по кварталу, пока на меня не начали обращать внимание. И тогда я пошел домой. Моя жена вернулась в шесть часов утра. Я не стал спрашивать, где она была. Я уже год ее об этом не спрашивал. Но я решил, что должен что-то предпринять. Я рассмотрел множество вариантов и все отмел. И вот наконец в воскресенье вечером у меня созрел план. Мы обедали… – О каком именно воскресенье идет речь? – В прошлое воскресенье. Три дня назад. Мы обедали в ресторане и вернулись домой. Жена смотрела телевизор, я работал у себя в комнате. Впрочем, не работал, а пытался решить, что делать, и на следующий день осуществил задуманное. Пришел сюда и встретился с Арчи Гудвином. Дальше вы все знаете. – Да. И вы считаете, что такого объяснения вполне достаточно? – Полагаю, что нет. Но вот как все было: я понимал, что, когда Йегер не появится, Гудвин захочет узнать почему, а затем или позвонит ему – именно потому-то я и дал номер телефона, – или отправится по указанному адресу. Гудвин наверняка постарается встретиться с Йегером, после чего расскажет ему обо мне и о том, что я говорил. Таким образом, Йегер поймет, что кому-то, кого он, судя по описанию, явно не знает, известно о его посещениях пресловутого дома. Йегер поймет, что Ниро Вулфу и Арчи Гудвину также все известно. Тогда Йегер все расскажет моей жене, дав ей мое описание, и она будет знать, что я знаю. Это самое главное. Я не мог ей прямо сказать, но хотел, чтобы она знала, что я знаю. – Хаф посмотрел на меня и снова перевел взгляд на Вулфа. – И еще одно. Я понимал, что Арчи Гудвин просто так не выкинет мою историю из головы. Его заинтересует, почему я назвал именно данный адрес, и захочет выяснить, что связывает такого богатого человека, как Йегер, с домом в бедном районе, а если Арчи Гудвин хочет что-то выяснить, он это делает. Вот такой план, но самое главное, чтобы жена знала, что я знаю. – Пожевав губами, он вцепился в подлокотники кресла. – В тот же вечер я услышал по радио в одиннадцатичасовых новостях, что Йегер мертв. Вчера утром я прочитал в газете, что его убили в воскресенье вечером, а труп обнаружили в яме напротив того самого дома. Слава богу, что в воскресенье вечером моей жены там не было. – Вы уверены? – Абсолютно уверен. Мы спим отдельно, но я слышу, когда она ворочается во сне. Вы понимаете… – Хаф осекся. – Что? – Ничего. Я собирался спросить, понимаете ли вы, что я поделился с вами тем, о чем не осмелился бы рассказать ни одной живой душе. Хотя вас это мало волнует. Возможно, я опять просчитался. Обстоятельства оказались сильнее меня. Скажите, есть ли хотя бы малейший шанс, что наш разговор останется между нами? Понимаю, что не могу просить вас о снисхождении, поскольку обманул Гудвина. Но если вы сочтете возможным… Вулф бросил взгляд на часы: – У меня сейчас время обеда. Мистер Хаф, мне не доставляет удовольствия без причины причинять людям боль, ну а ваш детский обман мистера Гудвина меня не слишком задел. И даже наоборот. вы дали ему адрес, он пошел туда, и в результате мы получили клиента. – Вулф отодвинул кресло и встал. – То, что вы нам рассказали, будет разглашено только в случае крайней необходимости. – А кто ваш клиент? Вулф ответил Хафу, что это его не касается, и тот не стал настаивать. Остин Хаф сразу поднялся с места, и я позволил себе очередной приступ жалости. Человек оказался в пиковом положении. Он хотел видеть свою жену, он должен был ее видеть, но что он ей скажет? Что он несет ответственность за оказанную ей торжественную встречу, когда она пришла за своим зонтиком? Собирался ли он признаться… Но тут я перестал строить догадки. Ведь как-никак это он, а не я женился на ней. Проводив Хафа в прихожую, я с минуту постоял в дверях проверить, нет ли поблизости какого-нибудь любопытного, способного увязаться за ним. Никого. Тогда я закрыл дверь и отправился в столовую присоединиться к Вулфу. Два письма, которые пришли с утренней почтой, ждали своего часа, и, вернувшись в кабинет выпить кофе, мы решили написать ответы. Одно письмо было от фермера из округа Патнам; он интересовался, сколько скворцов нам прислать в этом году. Второе письмо было от женщины из Небраски; дама сообщала, что в конце июня приедет с мужем и двумя детьми на неделю в Нью-Йорк, и спрашивала разрешения прийти посмотреть на орхидеи. Ответ на первое письмо: сорок штук; Вулф всегда приглашает двух гостей на пирог со скворцами. Ответ на второе письмо: решительное нет; дама из Небраски зря упомянула детей. Когда ответы на письма были напечатаны и подписаны Вулфом, он, подождав, пока я не вложу сложенные листы бумаги в конверты, произнес: – Напрасно ты вычеркнул мистера и миссис Перес из списка подозреваемых. Они знали, что получат дом. Конечно, я понимал, что это рано или поздно случится. – У Библии есть одно интересное свойство, – повернувшись к Вулфу, сказал я. – Я двадцать лет не был в церкви, и современная наука доказала, что на небесах на двести градусов Фаренгейта жарче, чем в аду. Но если меня попросят поклясться на Библии, то в случае лжесвидетельства я постарался бы увильнуть. Я бы сказал, что исповедаю индуизм или буддизм – дзен-буддизм, разумеется. Мистер и миссис Перес наверняка раз в неделю ходят к мессе, а возможно, и чаще. – Пф! Может, ради того, чтобы получить дом, они и не стали бы клятвопреступниками, но чтобы спасти свою шкуру – почему бы и нет?!