– Я бы и сам завалился рядом с тобой, только бы и меня так погладили. – Тебе Уваров не светит подобного еще долго. – Ты слишком жестока. – Сам виноват. Я говорила подождать годика два. Ты сказал, что от одного раза не будет ничего. И твое ничего родилось пару часов назад. – А я и рад. – Еще бы ты не был рад. – Как тут наша мамочка себя чувствует? – входит медсестра с ребенком на руках. – Ой, моя девочка. Забираю уснувшую все-таки Василису и переношу в соседнюю комнату, укладывая в кроватку, которую попросили специально поставить тут, вот как знали. Возвращаюсь назад и наблюдаю за тем, как Поля кормит ставшей еще больше грудью Настю. – Леша, я прям слышу, как спариваются твои мозги. – Тогда ты знаешь, что с тобой будет уже через пару недель. – Пару недель? – Ну ладно, недельки три не больше. – Ну и что же? – Вот доживешь увидишь, а пока что дай хоть за вторую подержусь, – тяну руку, но конечно не собираюсь трогать грязными руками ее. Отталкивает мою ладонь, но я ловлю ее кисть и целую много раз. – Ты подлиза наглая. – Ага, потому и любишь. – Нет, я тебя люблю, потому что у тебя член волшебный. – Он как приложение. – Нет, он главный, а ты к нему уже приложение, – смеется лежит. – Эх, Полинка. И даже поугрожать нечем тебе. Ни минетом, ни проникновением через попку, и даже связыванием. Все ты любишь. – Ну так, я у тебя универсальная. – Уникальная. – А ты хочешь, чтобы я покричала для приличия? – Ага, чтобы поуговаривать. Склонить к разврату, а ты в итоге меня скорее склонишь к чему-нибудь. – Ну надо же мне реализовать весь свой потенциал до старости. Муж то у меня один. – На все согласный прошу заметить, – улыбаюсь ей и вижу, как на ее лице меняется эмоция. Плохой знак. Очень плохой. Сейчас рванет. Быстро подхожу и забираю ребенка, перекладывая в специальную люльку. – Что-то я запуталась, в чем проблема? Тебе нужна такая, которая вся нераспечатанная и не видавшая члена мужского? – смотрит со злобой на меня. Я ж сказал. – Ау, – щелкаю пальцами, – мы шли по прямой, Поль, ты куда сошла? В дебри понесло малек. – Уваров, че за намеки? – приподнимается на локте одном. – Да не намеки это. Мы шутили же с тобой, – стою перед ней и оправдываюсь за то, что она там у себя в голове надумала, охеренно. – Такие шутки перерастают в скорую реализацию. – Вот ты вроде уже родила, а загоны остались. – То есть тебя теперь во мне все не устраивает, – жесть. – Да что ж такое, – взмахиваю руками и принимаюсь ходить по палате. – Ты меня решила в гроб свести раньше времени, путем заеба мозгов до полного их иссушения? – То есть я мозгоебка? – Кажется пора придумывать стоп-слово, чтобы после него тебя обрубало по середине дурных мыслей. Девять гребаных месяцев я целовал твой зад и в прямом, и в переносном смысле, а ты все о том же? – Ну так нашел бы не целованный зад. Не беременный. И не замужний за тобой. Вали нафиг отсюда, раз тебя что-то не устраивает, понял? Смотрю в ее глаза и понимаю, что она просто устала. Что она просто только что стала матерью второй раз. Что она ужасно нервничает от свалившейся ответственности на наши плечи. Я все это вижу в ней. В ее взгляде умоляющем понять. Делаю выдох и подхожу к ее кровати. Полина отворачивается, и я замечаю слезы, которые уже держатся на ресницах. – Ты ведь знаешь, что я не уйду, – глажу ее по голове, опускаясь к щеке и уху. – А ты знаешь, что я не прогоняла в серьез, – все так же отвернувшись отвечает. – Поцелуешь? – прошу склонившись к ее шее. Делаю вдох, который приносит в легкие аромат любимой женщины. Полина поворачивается и смотрит чуть покрасневшими глазами от накативших слез. – Прости, что наговорила. – Уже забыл. Ну так что? – Что? – Поцелуешь? – Обязательно, – притягивает ближе и дарит в этом поцелуе всю себя. И вот что тут самое замечательное – тишина. Потому что уже через час, или завтра она начнет новый конфликт на пустом месте, а потом поцелует еще нежнее чем есть сейчас. Так и живем. Как на пороховой бочке. С ней иначе никак. Иначе и не хочу.