– Кофе будешь? Или сразу к отцу пойдёшь? – мама с нескрываемым любопытством осматривала меня с ног до головы, тщательно обходя лицо, чтобы ненароком взглядами не столкнуться. – Мишка готов? – скинула кроссовки, нарочно выходя за края придверного коврика, сбросила джинсовку на банкетку и пошлепала босыми ногами в сторону кабинета отца. – Мишка… – прошептала мне в спину мама, а я улыбалась. Знала, что она сейчас поправляет мои кеды, убирает в шкаф куртку, потому что в её идеальном мире нет места беспорядку и хаосу. – Михаил, мама пришла! – Мама! – услышала сына еще до того, как распахнулась дверь кабинета. Мой малыш выскочил мне навстречу, отчаянно вытягивая руки для объятий. – Мальчик мой, – обняла, прижала и успокоилась. – Привет, дочь, – тихо рассмеялся папа, спуская очки в золотой оправе на самый кончик носа. Он убрал раскиданные на ковре детские книжки в стопку и поднялся. Папа сжал губы, улыбнулся и раскинул руки, повторяя мой жест. Я шагнула в его объятия вместе с сыном, окунаясь в знакомое до боли тепло и аромат классического парфюма с примесью табака и кофе. – Папочка, – выдохнула ему в шею, укладывая голову на плечо. – Я пришла. – Ты молодец, Ляля, – прошептал он, чтобы мать, что однозначно караулила под дверью, не услышала. Она приходила в ярость от всех производных, что коверкали русский язык. Терпеть не могла все уменьшительно-ласкательное, с чем и боролась, сколько я себя помню: не Стас, а Станислав, не Ляля, а Ольга. Поэтому её и скривило от моего «Мишка». Но было и исключение, она просто млела, когда я называла её мамочка. – Наталья, кофе нам организуй! – шаркнул отец, и звонкие стуки каблучков стали удаляться от дверей кабинета. – Девочка моя… Дай посмотреть на тебя? Да поставь ты этого кабана, тяжелый уже. – Э! Дед! – взвизгнул Мишка и перепрыгнул на шею отца, отчаянно шаря своими пальчиками, чтобы рассмешить его. – Так нечестно! – Михаил, – ляпнула и улыбнулась, поймав удивленный взгляд отца и сына. – Миш, отстань от деда. Давай, собирай свои игрушки, я сейчас поговорю и домой побежим, пока дождь не начался. – А мне не страшно, мам. Бабушка Наталья подарила мне резиновые сапоги, – рассмеялся мальчишка, но с рук отца все же слез и понуро отправился убирать беспорядок. – Бабушка Наталья, – папа сел на зелёную тахту в обрамлении из резного красного дерева и похлопал рядом. – Звучит, как матушка Матрона. – Сама виновата, – забралась на диван с ногами, прижалась к отцу, украдкой пересчитывая новые морщины, что появились с момента нашей последней встречи. Она так отчаянно боролась со словом «бабушка», так сильно прививала внуку привычку не сокращать имена и уж тем более не использовать «собачьи клички», что теперь пожинает собственные плоды. Мишка наотрез отказался убирать слово бабушка, но великодушно добавил полное имя Наталья. Так моя мама и превратилась в Бабушку Наталью, на потеху всем, кроме неё самой. – Рассказывай, дочь, – отец поправил очки, отпрянул, чтобы в ответном жесте рассмотреть меня получше. – Синяков под глазами нет, следов усталости – тоже. Как тебе сплав? Отдых на природе пошёл на пользу? – Я и не думала, что мне это может понравиться, – совершенно искренне вздохнула я, вспоминая ту беспечность, природу и аромат дыма, что кружил голову и уносил все тревоги. – Это было прекрасно. В следующий раз Мишку возьму с собой. Ты уж прости, пап, за незапланированный визит внука. – Дочь, – он сжал кончик моего носа, как делал это всегда, когда я говорила глупости. – Этот молодой человек помог мне, да, Михал Миронович? – Помог? Мы сейчас о моём ли сыне говорим? – Знаешь, в старости детский смех, лепет и пустая болтовня становятся спасением. И, если честно, то это я маму подговорил отдать Мишку, не сердись на бабушку. – Эх, заговорщиков раньше на кол сажали, папочка! – Мир поменялся, доченька, теперь им грозят только муки совести, и то – это не точно, – рассмеялся папа, прижимая к себе крепко-крепко. Обожала этот кабинет. Я здесь всегда находила покой и тишину, потому как мама сюда и носа не совала. Отец даже прибираться её не пускал после случая с испорченной диссертацией. А меня пускал. И пока он задумчиво колотил пальцами по печатной машинке, я валялась на этом самом диване и читала книжки. Отцу было все равно, что именно я читаю, он не делил литературу на хорошую и плохую, в отличие от моей мамы… *** – Наталья Михайловна, голубушка! – моя, еще пять минут назад любимая, учительница русского языка и литературы в умилительном жесте сложила ладони на груди, не прекращая заглядывать в мамины глаза. – Ну не получилось в этой четверти пятерки по литературе. Не старается Олюшка, в облаках витает… – Когда же ей душу обогащать чтением классики, если до ночи детективами упивается? Отчетливо слышала смешки за спиной. Одноклассники частенько становились невольными свидетелями моей публичной порки, что так любила устраивать мама. Она в этом видела что-то высокодуховное, укрепляющее дух и, естественно, поучающее. А мне не то что притрагиваться к перечню литературы, утвержденному ею лично, не хотелось, мне сдохнуть хотелось. Прямо здесь, под посторонними насмехающимися взглядами. А что мне оставалось ещё делать? Я улыбалась, сдерживала слёзы, выкручивая себе до боли пальцы под партой и ждала, когда она уже уйдёт. – Хорошая у тебя мама, Ольга. Заботливая, о твоей успеваемости справляется, – Лариса Анатольевна улыбалась, завистливо смотря вслед статной высокой женщине в норковом манто, что выходила из кабинета, прихватив с собой моё чувство собственного достоинства. Знала, что на этом она не остановится, а обязательно обойдет всех учителей, после чего пойдёт чаёвничать с завучем. *** – Какие планы? – отец встал, подошел к своему секретеру, повернул ключик в маленьком ящике и стал копаться. – Покрашу веранду, Мишку в школу соберу, а там видно будет. – Бабушка сказала, ты на море собираешься? – отец достал конверт и дернул носом, поправляя очки. – Пап… – Не начинай, Ляля, – он вложил в мою руку тугой конверт и сжал пальцы. – Отец я или?.. – Отец, конечно, но это не значит, что... – Разговор на эту тему портит нервную систему, – шутливо пропел папа и снова обнял меня, зарываясь носом в волосы. – Езжайте на море спокойно, милая. Тебе нужно отдохнуть, да и Мишка повеселится перед школой. Хорошее дело, милая. Хорошее. – Спасибо, пап. – Бабушка Наталья, я вас слышу, – внезапно вскочил с пола сын и бросился к дверям. Он, сам того не желая, сдал свою любопытную родственницу, явив в распахнутой двери вытянутое от удивления лицо. Мама сжимала в руках сабо, очевидно подкравшись тихо, чтобы не привлекать внимания. – Пошли, Мишка, – я ещё раз поцеловала отца, взяла сына за руку и прошмыгнула мимо мамы. – Пока, мамочка. – Куда же вы? А кофе? – Нам пора. – До встречи, Михаил, – мама потрепала по голове сына. Мне даже на миг показалось, что она дёрнулась, чтобы обнять его… Показалось. Я зажмурилась, пробегая по коридору мимо дверей в свою комнату. Дверь стояла новая, глухая. Любопытство взорвалось коликами, рассыпавшимися по ладошкам. Но я задержала дыхание и выскочила в прихожую. Чувство тревоги ушло, как только мы вышли из квартиры, таящей тревожные воспоминания прошлого. Сжала маленькую ладошку сына, и стало хорошо. Спокойно. Глава 7 Глава 7 – Ну, красота же! – подруга закрепила на моей голове ободок со светящимися рожками. – Ты будешь порочным сексуальным дьяволом, а я скромным чёртиком. Севка с ума сойдет от костюмированного шоу. – А представляешь, умом тронется? И вместо свадьбы отправится в дурдом, – я рассмеялась, с удовольствием рассматривая наши отражения в зеркале. Катерина решила, что это слишком просто заявиться на мальчишник нашего лучшего друга в скучных платьях и организовала мини-экшн для него, чтобы мальчишник запомнился ему навсегда. Поэтому в зеркальном отражении теперь кривлялись две полусумасшедшие в слишком откровенных нарядах. На мне был красный короткий топ, что я отчаянно пыталась натянуть так, чтобы прикрыть пупок, и кожаные брюки, слишком сильно обтягивающие задницу. Я не то что отвыкла от всего этого, я просто не успела вкусить подросткового всплеска сексапильности, будучи глубоко беременной. Огромные худи, трикотажные платья стали моими друзьями, а потом и вовсе осели в моем гардеробе навсегда. Некогда мне было мальчишек совращать, о сыне думать нужно было. Оттого и корёжило меня сейчас, а внутренний голос просто трубил: «Прикройся!». Да я бы и рада была, но в учительском скромном платьице меня вряд ли пустят в клуб, да и друзей бросать не хочется. – Убери свои руки от своего шикарного тела, Олька, пока я тебе по заднице не надавала, – зашипела подруга и всё же не удержалась, отвесив звонкий шлепок по моей пятой точке. – Кать, ну почему я в красном? Пусть Наташка наденет этот костюм, а мне так хорошо будет её белый сарафан. – Вот скажи, Сладкая, ты сильно удивишься, увидев Соколовскую с рогами чёрта? – Нет, конечно! – прыснула я смехом. – Она с ними родилась, Наташку не знаешь, что ли? – Вот! Поэтому будем бить Севку в самое сердце. Тебе придётся сбросить свои ангельские крылышки и передать их на один вечер нашей любимой подружке, ну а сама побудешь чертовкой. Ну, ради меня, Олька. Я прошу тебя. – А ты чем поразишь его, а? – прищурилась, рассматривая довольную моську Ростовой. – Ты иногда ещё та заноза. – А я не смогла добыть костюм дракона. Машка, сука, весь кислород перекрыла! – Кать, может, без меня? А? – застонала я, делая последнюю попытку отлынить от мальчишника. – Мне завтра тащиться через весь город, между прочим, к черту на кулички! – Машину мою возьмешь, Царёв мне свою безопасную карету подогнал, категорически запретив передвигаться на моей ласточке. Пользуйся, сколько душе угодно, – Катя крепко схватила меня за запястье и потащила на первый этаж, где за круглым столом сидели наши бабушки. У Алечки даже карты из рук выпали, когда она увидела меня в таком обличии, чем поспешила воспользоваться бабушка Катерины, изучив расклад вечной соперницы. – Оля-я-я! – бабушка схватилась за сердце, потом подскочила и стала кружить вокруг меня хищным орлом. – Вот это я понимаю, училка начальных классов. Вот это я понимаю, настрой на приключения. Так, Катерина, даже не думай возвращать её домой, пока она не склеит какого-нибудь захудалого мужичонку. Можно сразу двух! Ясно? – Есть, мой фюрэр, – Катька вытянулась по струнке, отсалютовала и, бросив в свою старушку воздушным поцелуем, потащила меня на улицу. – Вот ключи, документы под козырьком. Заберешь Наташку и встретимся у клуба. – Зараза, а не подруга, чес-слово, – прошипела я, смотря вслед удаляющимся габаритам авто Ростовой. Деваться было некуда, Соколовская мне не простит, если я сейчас позвоню и всё отменю. Она – не Катька, церемониться со мной не станет. Села в машину, сжала руль, не решаясь завести двигатель. Будто мешало что-то, отговаривало, маня соблазном вернуться к себе, смыть этот яркий макияж и лечь на веранде с книжкой Драйзера. Но, как ни странно, меня останавливала красивая блондинка, что с интересом наблюдала за мной в отражении зеркала заднего вида. В ее взгляде был упрек. Она с нескрываемой грустью смотрела на меня, обжигая разочарованием от моей трусости. Эта девочка, в отличие от меня, не стеснялась признаться самой себе, что жутко устала. Что всё, что ей сейчас хочется – отпустить гнетущую реальность и окунуться в другую жизнь, в которой нет счетов, обязанностей и мук догоняющего прошлого. Смотрела с мольбой о глотке свежего воздуха, о капле безрассудности. И я не устояла. – Хорошо, Сладкая, – выдохнула, завела машину и помчалась навстречу приключениям. – Ради тебя… Я больше не терзала себя бесполезными мыслями, не жалела и, уж тем более, не собиралась портить вечер девчонке с грустными серыми глазами. Успокоилась и отпустила ситуацию, позволив себе один вечер беспечности. Хватит думать. Просто танцуй!