– Странно, что он так открыто с тобой об этом говорит, – ответила Снеси. – Он не боится, что скажут люди? Например, его жена? Она снова покраснела. Мама никогда не рассказывала ей ни слова о жене отца. – Его жена больна, – прямо ответил Джозеф. – И у них в браке не было детей. Так что отец меня поддерживает. Я у него единственный сын. Не думаю, что ему есть дело до сплетен. Ему важно, чтобы о его детях позаботились, даже если они незаконные. В конце концов, кто-то должен однажды наследовать его бизнес, и, кроме меня, этого сделать некому. Сисси кивнула, посмотрела на коробку на столе и провела по крышке ногтем большого пальца. Она почти не знала отца, но он всегда был к ней добр. В отличие от других людей. И он не стыдился, как ее мать. Так устроен мир. Внезапно Сисси почувствовала, что этот разговор является чем-то большим, чем просто встречей брата и сестры, но никак не могла понять почему. – Мне кажется, наш отец – честный человек. – Да, – Джозеф на некоторое время замолчал. – Он рассказал мне о том случае, когда вы с твоей мамой были на пляже и ты чуть не погибла. Сисси вскинула голову. Об этом нельзя было говорить. Никогда. – Просто несчастный случай. – Отец так не считает, – покачал головой Джозеф. – Он ничего не знает! – парировала Сисси с неожиданной злостью в голосе. – Его там не было. Это был несчастный случай. Но Джозеф продолжал спокойно качать головой – молодой человек, уверенный, что отец сказал ему правду. – Слушай, тебя ведь никто не винит. А вот твоя мать… – Она поскользнулась. – У Снеси в ушах шумела вода, и она старалась отогнать эту мысль. – Снеси, ты едва не утонула, – сказал Джозеф. – Отец говорит, что твою маму пришлось на время положить в больницу. – Да, и это было нечестно! – Врачи сказали, что… – Прекрати! – Снеси почти кричала. Посетители за другими столами смотрели в их сторону, а дежурная учительница миссис Вентворт выглядела обеспокоенной. – Врачи про нее ничего не поняли. Тогда Сисси было шесть лет; они с матерью отправились на пляж. Она помнила темный влажный песок под босыми ногами и холодную воду. Волны набегали на берег и отступали, оставляя песок гладким, как стекло; Сисси каждый раз касалась его ногой, чтобы проверить, твердый он или нет, и вода обвивалась вокруг ее пальцев. Больше в ее воспоминаниях не осталось ничего: ни голоса матери, зовущего ее в море; ни неба; ни других людей; ни криков чаек; ни воды, заполняющей рот. Она помнила лишь, как трогала гладкий песок, а потом смотрела в лицо мамы из-под воды. Потом кто-то закричал, и она, открыв глаза, увидела лицо незнакомого усатого мужчины, который спрашивал: – Малышка, с тобой все в порядке? Мама поскользнулась, упала, нечаянно подмяла под себя Сисси и какое-то время удерживала ее под водой. Это был несчастный случай. Но на пляж почему-то приехала полиция. У Сисси остались о тех днях лишь обрывки воспоминаний – о странном доме, в который ее поселили, о щенке, который жил там вместе с ней, и о мужчине, который смешил ее, показывая пальчиковых кукол и разговаривая разными голосами, – но она знала, что произошло на самом деле. Мама сама рассказала ей обо всем через много лет. То был несчастный случай. Отца с ними не было, они с мамой ходили на пляж одни. Был ли он как-то связан с тем, что маму отправили в больницу? Это по его инициативе ее там держали? Сисси не знала. Она считала, что с мамой поступили нечестно. Ей не дали возможности оправдаться, и, после того как вышла из больницы, она так и не вернулась к Элсмерам. Ей пришлось уехать в Бостон, а Сисси отец отправил в ее первый интернат, для малышей. Оттуда через какое-то время она переехала в Айдлуайлд. – Отец о тебе заботился, – сказал Джозеф. – Когда твоя мать вышла из больницы, он нашел ей работу, а тебя отправил учиться. Он говорит, что я теперь вырос и тоже должен о тебе заботиться. – Обо мне заботится мама, – холодно сказала Сисси. – О черт, прости, – сказал Джозеф. – Я приехал не для того, чтобы тебя расстраивать. – Он действительно выглядел огорченным: взгляд грустный, голова опущена. – Я понимаю, что тебе пришлось тяжело – тяжелее, чем мне. Поэтому захотел встретиться и подарить тебе что-нибудь. Хочу, чтоб ты знала, что я рядом, и если тебе нужна помощь, просто скажи мне. Глаза Сисси быстро моргали. Ей хотелось наорать на него или выбежать из комнаты. Кейти на ее месте уже сказала бы что-нибудь гадкое, чтобы он не смел ее жалеть. Кейти никто никогда не жалел, а вот Сисси всем казалась несчастной. Это стало ее донимать. Она смотрела на Джозефа и не могла на него злиться. Он старался быть с ней любезным, купил ей радио. Она услышала собственные слова: – Спасибо за подарок. – Ладно, – ответил он. – Можно мне еще раз приехать? Снеси согласилась, он пожал ей руку и ушел. Она отнесла радио в спальню и спрятала его под матрасом, не доставая из коробки и надеясь, что скоро совсем о нем забудет. «Мне не нужна эта дурацкая штука», – думала она. Но позже, той же ночью, когда девочки надели ночные рубашки и легли в кровати, Сисси перекатилась на бок и посмотрела вниз на Кейти. – Мне сегодня подарили подарок, – не удержалась она. Ей так хотелось поразить Кейти, обладательницу прелестных черных волос и хитрых, чуть раскосых глаз. Кейти зевнула, как будто подарки ее не интересовали. – Ну и какой? – Радио. – Врешь, – выпалила Кейти. – А вот и нет, – ответила Сисси. Она улыбалась. В конце концов, радио ей все же пригодилось. – На семейный день приехал мой сводный брат и привез приемник. Он сам его купил. У него есть деньги. – Если бы у тебя появился приемник, мы бы его заметили, – сказала Роберта со своей кровати в другом конце комнаты. – Приемники очень большие. – А этот нет. Кейти внимательно наблюдала за ней своими ведьминскими темными глазами. – Ну ладно, – сказала она. – Показывай. Сисси вытащила коробку из-под матраса и слезла на пол. Она достала радио, нажала на кнопку включения и повернула ручку, как показывал ей Джозеф. – Можем слушать музыку и все такое, – сказала она. – И новости. Джозеф говорил, еще передают концерты. Другие девочки сгрудились вокруг нее, даже Соня выбралась из кровати. В своих белых ночнушках все четверо были похожи на привидения. – Сделай потише, – прошептала Роберта. Ее длинная коса была перекинута через плечо. – Сьюзан Брейди отберет, если услышит. Они замолкли. Сисси повернула ручку еще раз, и из маленькой коробочки раздался неразборчивый обрывок звука. А за ним последовали голоса. – Что скажешь, Чарли? – Да я обычно ничего не говорю. – Да я и не говорю, как ты говоришь. Я говорю, что скажешь, Чарли? – Что это? – прошептала Соня. – Какой-то сериал? Голоса затихли, и Сисси снова повернула ручку. Комнату медленно заполнили звуки скрипки. – Бах, – сказала Соня. После этого она надолго замолчала. Становилось все холоднее, снаружи завывал ветер, а девочки продолжали сидеть на полу, скрестив ноги, и все их внимание было приковано к небольшому бруску из металла и пластика. Музыка поглотила каждую. Сисси думала о большом мире за пределами школы, о том, как воздух проходит через эту крошечную коробочку и становится мелодией. Она думала о брате, который в эти минуты ехал к себе в Балтимор, о незнакомых ей пока что сестрах. И совсем не вспоминала о руках матери, удерживавших ее под водой. «Все это ждет и меня, – думала она. – Если бы я только могла уехать». Глава 15 Бэрроне, Вермонт Ноябрь 2014 г. Дом Маргарет Иден располагался в Митчелз-Плейс – огороженном комплексе дорогих таунхаусов, построенных во времена бума недвижимости перед кризисом 2008 года. Даже в то время владельцы комплекса руководствовались скорее собственными надеждами, чем желаниями местных жителей. Спрос на жилье для богатых бизнесменов в Бэрронсе был невелик, а стройка затянулась на годы – дольше, чем планировалось. Теперь Митчелз-Плейс разрывался между амбициями его немногих оставшихся обитателей и реальностью, в которой наблюдался недостаток квартиросъемщиков. Дома содержались в хорошем состоянии, но охранника на входе, облаченного в синтетическую форму, пришлось нанять в простеньком местном агентстве. Надпись на его будке гласила, что после семи вечера ворота открываются только автоматически. Трава на лужайке перед воротами нуждалась в стрижке. За ней виднелся накрытый тентом пустой бассейн, в котором даже летом некому было купаться. Дверь в дом Маргарет Иден открыла горничная в безупречно отглаженном форменном платье и с заколотыми волосами. Видимо, Энтони предупредил о приезде Фионы, потому что девушка сразу пропустила ее внутрь. В студеном холле с мраморным полом, когда передавала горничной свою куртку, Фиона почувствовала себя оборванкой. Шапку она скомкала и засунула в рукав. Ей было ужасно неловко. Ее провели в гостиную, с таким же мраморным полом и просторную – здесь находилось лишь несколько предметов мебели в стиле модерн. Пока не появилась Маргарет Иден, Фиона мерила комнату шагами. В этот момент она не задумывалась о деталях предстоящего разговора, она прислушивалась к своему журналистскому инстинкту. В комнате она не обнаружила ни книг, ни безделушек, ни личных вещей. На каминной полке стояло фото Энтони в квадратной шапочке выпускника. На снимке он выглядел гораздо моложе, чем сейчас, и улыбался. Рядом стоял еще один снимок – седовласого мужчины, позирующего на поле для гольфа, – очевидно, отца Энтони. – Итак, вы Фиона. Обернувшись, Фиона увидела пожилую женщину с коротко стриженными вьющимися седыми волосами, в белой блузке, брюках и с наброшенным на плечи зеленым кардиганом. Старая дама стояла прямо, и в ее позе чувствовалась порода. Свой острый взгляд она направила на Фиону и оценивающе рассматривала ее с головы до пят. – Миссис Иден, – сказала Фиона. – Меня зовут Маргарет, – поправила ее собеседница. – А вы сегодня были в Айдлуайлде. – Она протестующе подняла ладонь. – Разумеется, Энтони мне рассказал. Он не умеет мне врать. – Он беспокоился, что вы рассердитесь, – сказала Фиона, вспоминая слова Энтони: «Я всю жизнь знаю свою мать, но так и не научился предсказывать ее реакцию». – Я не сержусь. Но, признаюсь, мне любопытно. Вы перелезли через забор, не так ли? И, должно быть, замерзли. Не хотите ли чаю?