Айдлуайлд-холл Я, Джулия Пэттон, директор школы Айдлуайлд-холл, настоящим заявляю, что 28 ноября 1950 года ученице Соне Галлипо было позволено покинуть школу на выходные для посещения родственников. Она вышла из школы в 11:00 в пятницу 28 ноября, намереваясь сесть в автобус, отправляющийся в 12:00 в Берлингтон. На ней было шерстяное пальто и юбка, с собой она взяла чемодан. Несколько учениц видели, как она шла по Олд-Бэрронс-Роуд в сторону автобусной остановки. Также заявляю, что Соня Галлипо не вернулась в Айдлуайлд-холл ни в установленный для возвращения день, 30 ноября 1950 года, ни позднее. Настоящим подтверждаю, что ни я, ни кто-либо из преподавателей школы или учениц под моим попечением с тех пор ее не видел. Утром 1 декабря 1950 года, когда сотрудница школы уведомила меня об отсутствии Сони, я позвонила в полицию Бэрронса и сообщила о ее исчезновении. Я была допрошена офицерами Дэниелом О’Лири и Гарретом Крилом и дала показания. Когда полиции стало известно, что Соня села на автобус из Берлингтона 29 ноября 1950 года, я также содействовала полиции в проведении поисков в лесах вдоль Олд-Бэрронс-Роуд. Мы обнаружили чемодан, который я опознала как принадлежащий Соне. Сейчас он хранится в моем кабинете. Я полагаю, что Соня сбежала из школы, вероятно, с помощью третьего лица (возможно, мужчины). Подпись Джулия Пэттон Внизу документа была приписка вручную: Примечание. 9 декабря 1950 г. Чемодан исчез из моего кабинета. Местонахождение неизвестно. Дж. П. Джейми положил папку, поднялся и молча подошел к окну. Фиона запустила руку себе в волосы. Она наклонилась и взяла заявление Джулии Пэттон, перевернула лист и заметила на его обратной стороне черные следы. – Это заявление печаталось под копирку, – сказала она. – Видимо, она отправила копию в полицию. Получается, что о приписке, которая была сделана позднее, полиция не знала. – В деле о пропаже ее нет, – ответил Джейми. – Там только отчет, составленный Дэниелом О’Лири. – Это нормально, что в деле отсутствуют материалы? – Если делу 64 года? Не знаю, может, и да. Он снова замолчал. Вероятно, думал о Гаррете Криле-старшем, своем дедушке, который, как оказалось, вместе со своими коллегами допрашивал Джулию Пэттон о пропаже Сони. И о том, какую тень этот документ на него бросает. Фиона дала ему передышку, чтобы он совладал со своими чувствами. – Времена были другие, – наконец сказал он, – но очевидно, что к исчезновению Сони никто не отнесся серьезно. Даже дедушка. Его это расстраивало. Джейми гордился своей династией. – Директриса делает очень жесткие выводы, – согласилась Фиона. – Да, мы знаем, что девочка покинула родственников, но почему же сразу – «сбежала с мужчиной»? Она жила в интернате под постоянным наблюдением. Сложно представить, что она выбиралась в город и соблазняла местных мальчишек. И зачем ей бросать чемодан? – Я не понимаю, – сказал Джейми, все еще глядя в окно. – Почему никто даже не подумал, что с ней могло случиться что-то неладное? 15-летняя девочка бросила все вещи и исчезла, а им это даже в голову не пришло. Фиона против воли вспомнила вопрос отца: «Она была еврейкой?» В деле Сони об этом ничего не говорилось, но что, если так? Если бы пропала не одинокая еврейка-беженка, а местная девочка из католической семьи, приложила бы полиция больше усилий? И кто забрал чемодан Сони из кабинета Джулии Пэттон? Убийца спрятал ее тело в колодце, который виден из директорских окон. Возможно, он и украл чемодан? Если в нем хранилось что-то, что могло навести на имя убийцы, от него нужно было избавиться. А что, если Джулия Пэттон знала, кто он? Или даже она сама убила Соню? Фиона снова перечитала заявление директрисы. – Меня смущает, что она уехала от родственников на день раньше, чем планировала. Она ведь специально поехала их повидать. Так зачем решила вернуться раньше? – Боюсь, этого мы никогда не узнаем. Фиона положила папку. – Надо продолжать, – сказала она, – до тех пор, пока мы не сможем ответить на этот вопрос. Давай поищем дела остальных девочек. – У нас нет на это времени, – сказал Джейми, отворачиваясь от окна и глядя на часы. – Пора ехать на ужин к моим родителям. – Ты что, серьезно? Нет! Джейми покачал головой: – Ты обещала, так что поехали. Файлы никуда не денутся до твоего возвращения. – Нет, я не могу! – Фиона чувствовала почти физическую боль, глядя на коробки, которые ей так хотелось открыть. – Можешь. Она неохотно встала с пола и отряхнула джинсы. – Ну ладно. Но я не собираюсь наряжаться. И от них мы снова поедем сюда. – Договорились, – сказал Джейми. – Сразу после ужина. Когда они уже сидели у него в машине и выезжали на Мередит-стрит, у Фионы зазвонил телефон. Это был ее отец. – Я кое-что нашел, – сказал он, когда она подняла трубку. – Насчет твоей Сони. У Фионы пересохло во рту. – Рассказывай. – Один знакомый профессор попросил свою студентку покопаться для меня в архивах. Она нашла список пассажиров корабля, вышедшего из Кале в 1947 году. Там была Соня Галлипо, 12-ти лет, без сопровождающих. Дата рождения та же, что у твоей девочки. – Это она, – сказала Фиона. – В списке были перечислены предыдущие места проживания, – сказал Малкольм. – Эту информацию записывали со слов пассажиров. Фиона закрыла глаза, чтобы не видеть деревьев, неба и проезжающих мимо машин. – Продолжай, – сказала она. – Мне жаль, милая, но до этого ее держали в лагере Равенсбрюк. Глава 17 Роберта Бэрроне, Вермонт Ноябрь 1950 г. Ученицы Айдлуайлда ненавидели почти все предметы в школе, но в особенности – еженедельные занятия по садоводству. Скорее всего, их включили в расписание из-за какого-то смутного представления, будто будущим домохозяйкам придется выращивать овощи самостоятельно. Или же предполагалось, что школа должна сама себя обеспечивать, как женский монастырь. Как бы там ни было, каждая девочка из Айдлуайлда была вынуждена в течение одного часа в неделю безнадежно копаться в саду, тыкая тяпкой в мертвые растения и стараясь не запачкать грязью форму. Начинался ноябрь, жесткий и стылый. Роберта вместе с четырьмя другими девочками стояла в очереди за садовым инвентарем, который выдавала миссис Пибоди. – Весной мы планируем посадить латук, так что сегодня нужно подготовить под него грядку, пока земля не промерзла. – Она указала на обведенный известкой участок земли, покрытой камнями и пожухлыми сорняками. – У вас есть час, девочки. За работу. Роберта посмотрела на стоявшую рядом Соню. Та куталась в старое шерстяное пальто. Лицо у нее было несчастным, тонкие руки лежали на ручке лопаты. – Ты в порядке? – Воп. – Соня вытерла нос тыльной стороной ладони. Она всегда переходила на французский, когда уставала. Роберта застегнула воротник пальто, чтобы он закрывал горло, и начала копать. Девочки ненавидели не работу, а сам сад. Его разбили в том месте, где тени от главного корпуса и столовой накладывались друг на друга, и в любое время года в нем было сыро, холодно и пахло плесенью. Окна обоих зданий слепо смотрели на работающих девочек. В Айдлуайлде ходила легенда, что в саду похоронен ребенок Мэри Хэнд, и это не прибавляло занятиям по садоводству популярности. Всякий раз, приходя сюда, Роберта ожидала наткнуться на зарытые в земле детские кости. Девочки работали, согнув спины, и от их дыхания в ноябрьском воздухе висел парок. Внутренний двор школы освещало яркое солнце, отчего казалось, что в саду еще темнее. У Роберты хлюпало под ногами. Так как в саду всегда было сыро, то, когда она переворачивала лопатой землю, по металлу стекали струйки воды. Мэри ван Вортен подняла голову и уставилась на Соню. – Ты не копаешь, – сказала она, поджимая губы на своем круглом бледном лице. – Копаю, – мрачно ответила Соня, загоняя лопату в землю. – Нет. Нужно копать сильнее, как мы.