Однако она вовсе не предвкушала за дверью взведенного взрывателя осадной мины. Над улицей на миг расцвело новое солнце. Глава 13 Дни уходили один за другим, пропадая за крутым боком Ильбаринского Утеса. Хоуз категорически настаивал избегать резких перемен распорядка, которые могли бы привлечь к ним внимание. Более того, требовал от Кари вообще не сходить с «Розы». И вот несколько дней подряд Хоуз торчал в храме Повелителя Вод, распевая нескладные псалмы, а Кари изнывала, валяясь в каюте на баке. Она твердила себе, что нужно время, чтобы выздороветь, что считаные дни задержки не сравнимы с промотанными уже месяцами. Все это было правдой, но все равно каждая частичка ее души воплем призывала действовать. Она отыскала на корабле плотницкие инструменты и заняла себя работой. Залатала дыры, продранные в крыше каюты когтями дракона. Починила сломанный трап, спускавшийся в темноту трюма. Бродила по маленькой стране, месту своего обитания, то есть отрезку палубы, который не видно с берега чужому глазу, и высматривала, к чему еще приложить руку. Нож она потеряла, поэтому позаимствовала старую шпагу Хоуза и упражнялась с ней, хотя для бойца ее размеров такое оружие неудобно. Кари ни разу не брала уроков боя, исключая те, что преподавали в переулках и доках. Оказалось, навыков у нее толком и нет. Когда она была Святой Карательницей, Шпат чудесами переводил полученные повреждения на себя, на Новый город, храня ее от ран. Это позволяло ей быть безрассудной – неистовой и стремительной, заботиться только о том, как колоть и резать, разить противников. Ныне приходится думать и о своей безопасности. Каждое вызывающее боль движение напоминало, чего она теперь лишена. Она представляла, как Шпат хохочет от ее неуклюжих ужимок со шпагой, и от этого делалось еще больнее. Она читала – чем прежде занималась только от лютой нужды. Конечно, не чертову книжку – она находилась там, куда капитан запрятал ее от Дола Мартайна. Взамен Кари читала отсыревшие, ветхие религиозные тексты из храма Повелителя Вод. Без обложек, страницы слипались, слова становились кашей из чернил и бумаги – читать их все равно что вслушиваться в стенания бесноватого бога. Она тем не менее читала. Так лучше, чем просто сидеть в темноте и слушать, как в борта толкаются Бифосы. Бифосы выходили на сушу каждую ночь, неспешно поднимались из прибоя и отправлялись во тьму. Обычно они разгуливали по улицам Ушкета или, как могли, ковыляли на склон Утеса: до смешного нескладные верхолазы, они не забирались далеко, но иногда обступали «Розу», поднывали и булькали, вторя капитанским молебнам. Кари научилась отличать одни создания от других по приметам. Рыбья часть у них у всех одинакова, но гнилые человечьи тела, что влекли их по суше, разнились. Правда, они до того были объедены и раздуты, что наверняка разобрать было трудно. Сброшенные же останки выносило на берег у «Розы», и горные сарычи расклевывали их, сердито вереща на непривычное море. Бифосы бесцельно бродили вокруг, а после ныряли обратно в воду. Она убедилась, что перед ней психопомпы, навроде гвердонских упырей или священных птиц Матери Облаков. Им полагалось собирать новоусопших и уносить своим богам драгоценный осадок, соскоб души с трупа. Нынче какой от них прок? Капитан Хоуз предпринимал предварительные вылазки в Ушкет. Тщательно разведывал город, выбирал маршруты, налаживал связи, выжидал наступления безлунных ночей. Словно она – рискованный груз, который предстояло провезти в обход пограничных застав. Она умоляла Хоуза позволить ей ходить в город вместе с ним, но тот лишь качал головой. Все знали, что чокнутый старикашка живет на разбитом корыте отшельником, поэтому он отправлялся один. Брал с собой на продажу корзину рыбы. Без даров Бифосов они с Кари скоро померли бы с голодухи – в Ушкете трудно было купить еду. Если, конечно, у тебя нет связей в Гхирдане. Каждый раз, когда капитан уходил, Кари часами сидела у борта, следила за пустым берегом до его возвращения. Проезжали повозки под вооруженной охраной, везли еду и другие припасы с горных ферм либо баки с тем светящимся илом. Из того, что рассказывал Хоуз, она предполагала, что эти баки едут с дальнего конца острова, из рабочего лагеря. Там, возле руин затонувшего города велось какое-то алхимическое производство. Единственный способ покинуть остров – через Гхирдану. Хочешь уехать? Тогда плати. Нечем платить? Тогда паши на Гхирдану, пока не заработаешь на проезд. Ильбарин – труп убитого острова. Никто здесь не хотел оставаться, кроме, может, капитана Хоуза с его чудной службой Повелителю Вод. Однажды утром, после бессонной ночи раздумий, она на него насела: – Капитан… вы говорили, что, когда напали ишмирцы, грянула буря и Повелитель Вод вытащил из нее «Розу». За это вы перед ним в долгу, так? – Я просил Повелителя Вод спасти меня и команду – и нас спасли. – Хорошо, но… спасенный корабль-то был на плаву? Когда Ильбарин уже расхерачили кракены, и до того, как на драконах прилетели гхирданцы и вынесли «Розу» на берег, у вас оставалось время уплыть? – Да, я мог скрыться. Но решил иначе. Или за меня так решили. Говорю тебе, отказывать богам – очень скверно. – Отказывать – в чем? В том, что вы им задолжали? Хоуз покачал головой. А когда заговорил – то медленно, взвешенно, словно наворачивал каждое слово на скрипучий кабестан своего ума. – Полагаю, надо признать… что все мы не более чем… щепки на волнах… То, какими нам быть, наши действия и помыслы, определяют боги. Все боги вместе, а нас мотает туда и сюда от их дуновений. Хмурясь, он поглядел на Кари: – По твоим словам, когда богиня войны Пеш была уничтожена… – Когда я ее прикончила на хер. – Сквернословие из тебя не вытравить, – пробормотал он и продолжил: – Когда ты погубила Пеш, ишмирский народ разучился вести войну. – Вроде того. – О корабельный штевень с грохотом разбилась волна, и внезапный шум заставил Кари насторожиться. Ей больше не слышались крики прибрежных птиц, хотя чудились шорох, царапанье по крыше каюты. Назойливое ощущение, будто нечто подслушивает их, закололо в душе. – Когда я ударила по Пеш божьей бомбой, ишмирцев ошарашило враз. Ничто не мешало им драться, но их как будто стукнули по голове. – Везде было примерно одно и то же. Пеш была самой войной. Она пребывала в каждом сражении, в сердце каждого солдата. – Каждого ишмирского солдата. – Кари отодвинула миску. Похоже, ей нездоровилось. – Каждого солдата, – повторил Хоуз. Он резко макнул ложку в остатки ухи, недоеденные кусочки рыбы плюхнулись назад в похлебку. Капитан засмотрелся на брызги, капельки жира, разлетевшиеся по столу, как на вещее прорицание. – В чьем-то больше, в чьем-то меньше. От твоей руки умерла… способность воевать, думать по-военному. – Он глубоко вздохнул. – Когда я шел под парусом, то был скорее… Нет – никакого «я» нету. Эту… смертную оболочку, – он жестом окинул свое тело, – тогда скорее населял Повелитель Вод, а не какой-то другой бог. Когда же я вел торговлю в купеческих портах, то не был ли тогда Благословенным Болом? А когда воровал и вез контрабанду – не был ли Ткачом Судеб? Эта штука, которую я зову своим разумом, что это, коли не… флюгер для богов? – Голос Хоуза подрагивал, словно он выталкивал слова, напрягаясь всем телом. Нечто в его движениях наводило на мысль о человеке, бредущем сквозь волны в попытке выбраться на берег и рассказать ей, чего он насмотрелся в глубинах. – Хрень божья, – отрубила Карильон. Конкретно этой философии она еще не слыхала, зато знакома с другими ее разновидностями. В Гвердоне сафидисты перековывают свои души ради идеального уподобления богу. Мистики бубнят, что материальный мир иллюзорен, а на самом деле есть лишь невидимое, эфирное царство богов. – Нет. В тот день меня наполнил Повелитель Вод. Я видел Его. Я был Им. Я и есть Он, уповаю на это. Что богам время? – Хрень божья, – повторно высказалась Кари. Хотела сказать и больше – обругать Хоузову покорность, заявить, что все это по-любому ничего не значит, что винить богов – оправдание трусов… как вдруг ее желудок опорожнился: съеденное поднялось наверх и жгучим потоком ударило изо рта. Ее охватил беспричинный страх, волна разметала выстроенные ею вокруг себя стены. «Это неправда. Люди – не просто марионетки богов». Трясясь, она рухнула на колени. В опустошении, следовавшем за наплывом рвоты, перед ней обнажилась ужасная мысль. Если Хоуз прав, если смертные всего лишь ходячие сосуды для блуждающих помыслов бестелесных богов, что такое тогда Карильон? Ее сотворили руслом течения для мрачных дум Черных Железных Богов, их будущей святой, их предвестницей. Ее удел – чудовищные, беспощадные боги, полные ненависти и голода. Машины для пыток, великие железные гири, способные сплющить грудную клетку этого мира. Но Кари сбежала из дома, сбежала на «Розу» из-за того, что Черные Железные Боги взывали к ней. Взывали – ею самой они не были. Она – не воплощенное эхо чудовищ, не марионетка, лишенная свободной воли. В такое она не поверит. Внутри нее должно быть что-то, не имеющее истока в Черных Железных или других богах, не созданное дедовым колдовством, но какая-то внутренняя суть, исконно своя. «А это точно?» – спросил в голове жестокий голос, и тут же стерлось понимание: говорит ли с нею часть собственного сознания или голос звучит извне? Есть ли в ней хоть что-то от нее самой, что-то кроме миниатюрной Божьей войны внутри черепной коробки? «Крыс, одержимый упырьим полубогом, хотел тебя убить. Твой друг хотел твоей смерти. Ты видела, как святые пропускают богов сквозь себя, говорят их речами. Сильва вобрала Хранимых Богов, и они тоже стремились тебя уничтожить. Ты повидала божьи деяния в крупном масштабе. Так почему бы им не орудовать и в малом? Что, если тебя нет, а это одни только боги тыркаются туда и сюда? Что, если тебе никогда не освободиться от Черных Железных Богов, потому что они – это ты?» Она отказывалась этому верить, отталкивала прочь ядовитую мысль. Шпат, сообразила она, вот довод против. Шпат опровергал всю теорию. Ее друг – не бог. На ее глазах он жил обычным смертным, на ее глазах боролся с двойным бременем – болезнью и своим наследием. Шпат Иджсон, вечно сын великого Иджа, человека, который должен был переустроить город. Когда Шпат в уме с ней общался, то не похоже, будто управлял ее действиями. «А если и этой мыслью сейчас меня дрючит в щель какой-нибудь озорной господь?» – подумала она. Заскорузлые ладони Хоуза поддержали ее под локти и помогли сесть. – Эк, – крякнул он, обходя лужицу рвоты. – Простите. – Она выдавила ухмылку. – Если хотите глубоких философских бесед, то мне бы сперва набухаться. – Невелика важность, и я не философ. Я сказал только то, что думаю, то бишь, эк, что, по-моему, похоже на правду. – Он утер ей тряпочкой подбородок. – Когда ты впервые поднялась на борт, то от морской болезни блевала везде. С этим ни в какое сравнение. – Он нагнулся над безобразием на полу. – Я уберу. – Она взяла у него тряпку, и капитан, кряхтя, сел на место. Кари скоблила и терла, вычищая старые доски, ковырялась в пазах между ними, чтобы изничтожить все следы мерзкой мысли. – Уходить мне пора, – сказала она через пару минут. – Из-за меня и вам тут опасно. Вдруг заявится Мартайн или еще какие гхирданцы. – Обожди. Дай мне немного времени. – В его голосе прозвучала жалобная нотка, которой не было прежде, но, когда Кари подняла взгляд, лицо Хоуза не изменилось, столь же обветренно-невозмутимое, как у носовой фигуры. – Я уже говорил – тебя привел сюда Повелитель Вод. Ты участвуешь в его замысле. – Но если вы правы и люди только вместилища случайных божьих мыслей, а вы особенно восприимчивы к Повелителю Вод… – Его последний священник, – негромко подчеркнул Хоуз. – …тогда вы – проводник сломленного бога! Вы, как Бифос, вертитесь тут наугад, бестолково, бесцельно. – Она хотела высказаться сердито, но на деле оказалась напуганной, полной тревог, причем не только за себя или Шпата. И опустилась к ногам Хоуза. Хоуз взял ее за руки: – Я знаю. Такое мне тоже приходило на ум. Но я верю, что я… как маяк. И я покажу Повелителю Вод путь домой. * * * Ишмирская жрица, как нищенка, сидела на ступенях дворца префекта Ушкета. Ее мантию цвета морской волны испачкала красноватая грязь с Утеса и пропитал рассол. Длинные пальцы до того опухли, что золотые кольца и перстни на них почти скрылись под иссиня-бледной плотью. Однако лицо было нестареющим и гордым – прямо ожившая храмовая статуя. – Да снизойдут на вас блага божьи, – произнесла она, когда в главных воротах показался Артоло. – На хер мне ваши боги. Чего вам надо? – Ишмира, возможно, сейчас в раздрае, но Праведное Царство остается врагом. Артоло припомнил, как сидел у себя на вилле. За окнами Раск, Вир и прочая молодежь готовились оборонять остров от захватчиков, мечи блистали на солнце. Лоренца и ее сестры укладывали припасы на случай осады. Один Артоло, посреди всего этого, сидел, как дряхлый старик у огня, бесполезный и сломленный. Захвата так и не случилось. Вместо них Ишмира ударила по Гвердону и обломала там зубы. Жрица поднялась, опираясь на посох. С палки свисали амулеты, изображавшие богов Праведного Царства. Верховный Умур, Дымный Искусник, Кракен, Ткач Судеб. И Царица Львов, хотя ее амулет треснул и обгорел. – Разрешите войти? Артоло обратился к одному охраннику: – Когда она появилась? – На рассвете, повелитель. Она сказала, что будет говорить только с вами. – Прибыла одна? – Да, повелитель. Но не на корабле. Мне… мне кажется, она пришла пешком – через океан. – Меня зовут Дамала. Разрешите войти? – снова заговорила она. Артоло утвердительно хрюкнул, и сквозь высокие зеленые ворота оба прошли во внутренний двор. Его обитые сталью сапоги соскребали ил с мозаичных полов, являя на свет прогалинки утраченной красоты. Рядом держались двое эшданцев, готовые завалить жрицу на месте, если она призовет какую-либо потустороннюю мощь. Здесь Перемирие не действует, никаких договоренностей между Ишмирой и Лириксом нет. Не то чтобы Гхирдану сковывало хоть какое-там перемирие – сыны дракона ходят где хотят и берут что пожелают.