– Пойдем зарабатывать бляшки, – смирившись, проговорила она. * * * Артоло следил с крыши перегонного завода за приближением громадного корабля. Исполинская баржа чересчур велика, чтобы без повреждений проплыть по руинам Ильбарина. Она пришвартуется в новой ушкетской бухте, возле хранилищ илиастра. – Разве она не великолепна? – промурлыкал, восторгаясь баржей, Прадедушка. – «Лунное Дитя» ее имя. После проведенного доктором Ворцем переоснащения на борту поместился весь илиастр, который ты для меня собрал. Артоло буркнул: – Она достаточно велика и для боевого корабля. Мы могли бы сделать из нее корсарский перехватчик. Разве дракон не берет что пожелает? – Это как вести дела, внук. Нам предстоит более крупная добыча. – Прадедушка поскреб отслоившуюся чешуйку. – Я спрашивал, великолепна ли она? – С вашим великолепием не сравнить, могучий. С железной палубы «Лунного Дитяти» спустили шлюпку. Зоркость глаз Артоло не утратил и разглядел на корме лодки сутулую фигуру. Доктор Ворц возвращался на Ильбарин. – Ворц привез издалека добрую весть, – шепнул дракон, приокутав Артоло крылом. – А теперь, внучок, тащи сюда Карильон Тай. – Десять мешков, – сказала Кари, – погнали, срубим десятку. Она съехала с плота, в холодной воде сразу занемели конечности. Непосредственно под ними руины уже обглодали дочиста, и после первого захода она вернулась ни с чем. Договорились отвести плот подальше, к центру разрушенного города, куда пришелся удар Божьей войны. Волны бились там о расколотые башни и останки храмов, Кари углядела мертвую тушу гигантского морского гада, выброшенного на вал намытого мусора. Непонятно, что его убило, но туша выглядела обожженной. Адро тоже ее заметил. – Ты дежуришь наверху, – сказал он Рену. – Подсобишь с мешками. Я нырну с Кари. Не зевай. Как только увидишь где-нибудь образ Кракена, дергай веревку. И мы тут же поднимемся. – Не прозеваю, – отозвался Рен. Вода до того заилилась, что в ней ничего не видать. Он выловил в мусоре гнилую доску и покачал ей, как дубиной. Нырнули. Кари вырвалась вперед, используя для скорого погружения вес своего железного ворота. Обмазанные слизью руины здесь залегали глубже, и до илиастровых мест пришлось дольше спускаться. Однако тут и улов побогаче – Кари почти набила мешок до того, как Адро коснулся дна. Легкие жгло, она сунула себе последнюю горсть светящейся грязи и стала помогать наполнять мешок Адро. Их руки переплелись, и мерцающий кусок сорвался с ладони напарника, уплывая. Адро выругался, на губах сердито лопались пузырьки. Поплыв за мерцавшим куском, Кари едва успела его сцапать. Прямо под ней разрушенный город обрывался в пропасть – они оказались на самом краю великой расселины, где пал Повелитель Вод. Внизу муть рассеивалась, и взгляд Кари привлекли большие странные рыбы. Не просто рыбы – Бифосы. Она рассмотрела мертвецкие половинки, вихлявшие за живыми богорыбинами. От движений в воде их конечности мотылялись, будто махали ей, подзывая. Еханый нюх, так, может, вот он, путь к свободе?! Бифосы помогали ей прежде. Хоуз говорил, будто с нею промысел Повелителя Вод – и уж лучше чокнутый промысел дохлого бога, чем гнить в лагерях. Если Бифосы могут заставить ходить мертвое тело, то разве не сумеют поддержать жизнь у живого? Неплохо было бы поделиться этой идеей со Шпатом. «Как ты спасла меня, Кари?» – «Ну, все началось с того, что я воткнула морду в задницу диковинной рыбы и херачила до самого Кхебеша с камбалой на башке». Вместе с Адро они всплыли наверх. Скинули мешки. Наполнили легкие. – Еще восемь! – выдохнул Адро. – Сделаем восемь. Нырнули по новой. На этот раз Кари устремилась прямиком к расселине, где паслись Бифосы. По мере спуска усиливалось давление – давление на душу, такое как там, на горе. Она рядом с божьей обителью. Кари гребла, опускаясь ниже. Адро остался далеко позади. Здесь было что-то еще, и оно двигалось во тьме. Не Бифос, другое – скопление бесформенных теней. Высверк множества зубов. Оно кануло за илистую завесу, когда Бифосы окружили Кари, беря под защиту. Думай. Вся эта божья хрень одинакова. Самовоспроизводящиеся структуры эфирного поля, если цитировать кое-кого, недолго бывшего на верхней строчке ее убойного списка. Кари изначально создавалась как святая Черных Железных Богов, но в итоге стала проводником Шпатовой силы. Ее сестра Эладора… Со всей своей чопорностью Эл – настоящая духовная шлюшка, тронутая как Черными Железными Богами, так и Хранимыми. Стоит одному богу проложить в тебе русло, как другим тоже окажется проще устанавливать связь. Кари раскрыла свой разум и начала взывать к богу морей. Читать подслушанные у Хоуза молитвы. «Давай! Если у тебя божий промысел, так покажись, сученок!» Уже не видно Бифосов над головой. Не видно ничего, кроме проблесков илиастра в пучине вод, и не понять, то ли эти тусклые огоньки всего в пяти футах под ней, то ли во всех пятистах. И вдруг, воздвигаясь на задворках ума, окатывая сознание подобно привычной уже наркоте, явилось видение. Не похожее на Шпатово кристаллическое постоянство, на его архитектурное мышление, на голос проводника среди образов, разбросанных по улицам Нового города. Не похожее на вопящий голод и кромешную ненависть Черных Железных Богов, когда каждая мысль пропитана тьмой и жестокостью, а душа кровоточит, изорванная, расклеванная грифами-падальщиками. Нет, в этот раз внутрь нее полилось знание, наполнило доверху и стало спадать. Волна откровения, прибой понимания. Этот прибой сперва полностью затопил ее разум, а затем схлынул, оставляя на губах пророчество, приливную лужицу памяти бога-утопленника. Она увидела… …двух мужчин, идущих по улицам Ильбарина в далеком прошлом. Оба молоды. Один темнокожий, востроглазый. Одет в яркий плащ с вышитыми красочными птицами, в руке увесистая книга. Тяжелая книга, почти близнец чертовой книжки, не дававшей Кари покоя с отъезда из Гвердона. Второй был бледен, как Кари, с такими же черными волосами. Видение подкрашивали мысли об отце, которого она едва помнила, смутном образе из детства. Однако то был не он. Должно быть, перед ней Джермас Тай. Как сказал ползущий, Джермас притащился сюда из самого Гвердана. Притащился прямиком из ее кошмаров. Джермас поднял на нее взгляд. Взгляд из видения? Из памяти? Будто бы знал, что она за ним наблюдает. Сцена подернулась рябью. Неизменной оставалась лишь книга – теперь ее уносил в глубину выводок Бифосов. Кари растерянно забарахталась – то ли это другое видение, то ли она открыла глаза и смотрит, как настоящую книгу, гримуар Рамигос, забирают в пучину. Как только Кари думает об этом, картина распадается, и злой ураган швыряет ее, сбрасывает с небес к корням мира и ввергает в новое откровение. Повсюду гремит, брызжет сила; реальность трещит, дает течь. Восстает Повелитель Вод, и она барахтается в его тенетах. При этом она же – наконечник его копья. Завоевание Ильбарина проходит в прошлом и одновременно прямо сейчас, с ней и с Повелителем Вод. Матерь Облаков родит в поднебесье чудовищ. Кракен взбалтывает океан, и святые Повелителя Вод в невыносимой боли кричат, ибо море – их кровь, и мгновенно осушаются до пустых оболочек, вяленые тела замирают у кромки прибоя. Похищенные воды откатываются назад, и по внезапно нагому морскому ложу грядет маршем воинство ужасов, шествует через Огнеморье посуху, чтобы взять град Ильбарин в осаду. И во главе этой орды Царица Львов Пеш, ишмирская богиня войны. Ее глаза – золотое пламя горящих городов. Ее голос – все боевые кличи на свете, рев – каждый взрыв, каждая катастрофа. Она – сама война с окровавленными когтями, победа с лоснистым боком, сила и слава. Ревущие буруны катятся вновь, и среди буйства волн Кари замечает мелкое пятнышко. «Роза»! «Спаси их», – мысленно просит она. Молит. Повелитель Вод простирает длань и поднимает «Розу» из моря. Кари опять в Гвердоне. На корабле, что сделан из Шпата, на корабле, что и есть Шпат. Последняя божья бомба у них, но кругом грохочет ишмирское вторжение. Пеш стоит в воде посреди затопленной Мойки, ее легионы наступают на Гвердон. С высот грохочет артиллерия, последние защитники сплотили ряды на улице Сострадания. Кари направляет корабль, Крыс поджигает запал, и бомба запущена, летит над городом по дуге, чтобы взорваться разрядом обнуляющей пустоты. Кари хватают, тянут чьи-то руки. Вокруг совершенно темно. Она сопротивляется. Адро, балда, отважный дурень, приходит на выручку, вытаскивает ее из разлома, тянет назад, на поверхность. Ему ни черта не понять. Кари вступила в контакт, но не успела дойти до цели. Повелитель Вод тоже балда, сломленный бог, брызжет случайными мыслями и картинками прошлого, посчитав, что они могут быть связаны с Кари. Ему тоже ни черта не понять. А она смогла бы наставить его на правильный путь, найти куда приложить силу бога. Бифосы отнесли бы их домой. Бифосы отнесли бы их даже в Кхебеш. В легких полно воды. В голове полно богов. Адро, не церемонясь, выпихивает ее из воды, швыряет на плот, как мешок с илиастром. Подтягивается сам, кряхтит, переворачивает Кари, чтобы ее выташнивало за край. На груди моряка кровоточит свежая рана. След от укуса. – Надо. Обратно… – стонет она между залпами морской воды и рвоты. Ее рвет поблескивающим илиастром, и Кари сама не знает – то ли это мистические последствия видения, то ли она работала с сырым веществом слишком много. – Я дергал веревку, – произнес Рен, – как только их увидел. Кари подняла голову – на плот надвигалась тень гхирданского моторного судна. Чародейка в броне стояла впереди, будто носовая фигура, отлитая из вороненой стали. Глава 19 Пока поезд проносился под Гвердоном, Бастон сидел в молчании. Вир нервно поеживался, удаляясь от безопасного Нового города. Тут, внизу, жарко, воздух насыщен копотью и паром. Во вспышках огней представали разнородные картины туннелей – здесь кирпичная стена в капельках воды от замурованной поблизости речки, там размалеванная рисунками арка. Дальше темнота, темнота, упырьи глаза, опять темнота. – Мой двоюродный брат… он стал немного не свой, – начал Вир, понизив голос. – Ты был с ним, когда это началось. Расскажи, что ты знаешь об этой штуке, которая с ним разговаривает. – Не надо говорить об этом вслух, – буркнул Бастон. – Не здесь, не сейчас. – Они ехали выполнять задание. – Именно здесь говорить об этом и надо. Тут он нас не подслушает. – Вир покачал головой: – У нас дома, в Лириксе, святых сажают в сумасшедшие дома, которые называют монастырями. Для их же защиты. У святых глаза прикованы к небу, а смертный мир они не замечают. Не видят, какой несут вред. Мы святых в наши дела не берем. – Он скороговоркой пробормотал перечень проклятий или молитв на лириксианском, затем взглянул на Бастона: – Мы встали на опасный путь. Без надзора над ним он может слишком далеко зайти. Втравит нас в беду. – Не сейчас. – Бастон придвинулся. – Тебе же придется говорить от имени брата? Тогда сожри свои колебания к херам. Скажешь Манделю, что, если он не хочет кончить как Дредгер, пусть соглашается на сделку. Больше говорить ничего не нужно, надо только показать в себе сталь. Если дашь слабину, они ни за что не примут пепел. Вир ощерился: – Ты-то даже не Эшдана. Нечего так со мной разговаривать. – И что, – спросил тихо Бастон, – ты по этому поводу сделаешь? Похоже, ответ – ничего. Вир отодвинулся и вжался в сиденье, отстраняясь от Бастона как можно дальше. Скрюченный тревогой и желчью гхирданец выглядел сейчас как удавленник. Опять забормотал под нос, на этот раз, очевидно, проклятие. Самое смешное, что чутье Бастона было согласно с Виром. По натуре Бастон был осмотрительным, что и требовалось от ближайшего помощника. Ему полагалось следить, чтобы босс не вляпывался в опасности, не заносился сверх меры. Чтобы главный действовал практично, а не отважно гонялся за недостижимыми грезами. Так всегда поступал сам Бастон. И где в конце концов оказался? На обочине, выкинут за ненадобностью в изменившемся городе. Переборщишь с осторожностью и окажешься на обочине жизни. Великий вождь обязан обладать одним качеством. Способностью видеть разницу между тем, что выполнимо, по мнению других, и тем, что возможно достичь на самом деле. Уметь выбиваться за рамки самого себя. Это называется «катализатор», при нем работают вещи, иначе немыслимые. Конечно, если зайти слишком далеко, то опасным, даже взрывоопасным, станет и это качество. Бастон пробежался по собственному перечню – мастеров Братства. Идж, разумеется, был превосходным примером вождя, который осознавал все возможности, но слишком далеко зашел. Он подарил Братству мечту и цель, предупредил о растущей силе алхимиков, о том, что те окажутся бездушнее любого жреца или бога. Но Идж давил слишком сильно – и город его оттолкнул. Вождь умер на виселице, когда Бастон был еще пацаном. После Иджа прошла череда малозапоминающихся личностей, боссов, которые лишь пытались не дать Братству распасться. Даже их имена расплывались в памяти Бастона – Томас Шлюший Сын, Старрис, Гэйрн Корабельщик. Все они были осмотрительны по натуре. Бастон знал, что если когда-нибудь дорастет до мастера, то встанет в их ряд. Потом пришел Хейнрейл. Даже через столько лет Бастон не до конца понимал, куда Хейнрейла причислить. Тому удавались вещи, по мнению всех остальных, невыполнимые – но его поступки были неправильными. Брать в дела чародеев и других страшилищ, типа Холерного Рыцаря, совершать сделки с ползущими. Продаться алхимикам. Извращенный взгляд на пределы возможного. Главарь принял Братство под свою ответственность и извратил его. Бастона тоже извратил, приставив подручным к Холерному Рыцарю. Никто не отрицал хитроумие Хейнрейла – он провел Братство сквозь пламя свечек, торговался с алхимиками, делал денег больше любого предшественника – но слишком высокой ценой. Шпат, Шпат – несбывшаяся надежда. Полная моральная ясность Иджа, но смиренная горем, пониманием расплаты за неудачи. Со Шпатом на месте мастера Братство могло бы стать не просто воровской шайкой – настоящим движением, силой, способной взяться за колеса бесчеловечного механизма города и раскрутить их в обратную сторону. Сам по себе Раск лишь ухарь, лезущий на чужую поляну, избалованный драконий князек, без понятия о гвердонском прошлом и смысле Братства. Но Раск не сам по себе. С ним благословление сына Иджа, с ним плечом к плечу стоит Бастон. Из него мог получиться вождь, который сегодня так необходим, а что чужестранец – и пусть. Ведь это же так по-гвердонски! Здесь все кто откуда. Даже первые люди, заселившие город, сперва нашли его заброшенным и пустым. Однако есть еще и дракон. Есть и дракон. Бастон сунул руку в карман и нервно потер друг о друга белые камешки, как священник перебирает четки.