— И что выявила проверка? — напрягся подпоручик. — Двое из числа бывших юнкеров показали: когда Забабахин сердился, или возбуждался, или напивался, его серые глаза быстро темнели. Становились на время почти что карими. Ты когда-нибудь замечал такое за Кузьмой Павловичем? — Нет, ни разу. Хотя приходилось видеть его и пьяным, и взволнованным. — Это первое отличие. Далее: на левой ноге, на икре, у юнкера Забабахина было родимое пятно размером с алтын. Лыков-Нефедьев задумался: — И как мы это проверим? — Позовем в баню. — А если он не согласится? Есть люди, которые терпеть не могут публично раздеваться. Даже если они не шпионы. — Надо как-то заставить. Медицинский осмотр? Давай я ему на ногу что-нибудь уроню, и потащим подъесаула к доктору. — Папа! — Николай сердито стукнул по столу. — Расскажи сначала про албазинцев. Я ничего не знаю. Это их называют белыми китайцами? Коллежский советник вздохнул: — Истории этой скоро двести тридцать лет. Давно дело было… — Про абазинов знаю, что это кавказская народность. Давай про албазинцев. — Албазин — так назывался острог на берегу Амура, первое русское поселение в тех местах, — начал Алексей Николаевич. — Он был основан в конце семнадцатого века. Стал опорным пунктом, базой для покорения тамошних мест. Русь была еще допетровской, но на земли Приамурья уже заглядывалась. Это не понравилось маньчжурам. И они решили Албазин сжечь. В тысяча шестьсот восемьдесят пятом году большое китайское войско приплыло к острогу и осадило его. Силы были неравны, через несколько недель крепость пала. Часть гарнизона во главе с воеводой китайцы отпустили. Но некоторые казаки решили перейти под китайскую руку. Называли разные цифры, но, судя по всему, изменников насчитывалось около ста человек. — Так мало? — удивился сын. — И что, за двести с лишним лет эта кучка людей не растворилась в многомиллионном китайском народе? Разве такое возможно? — Вначале русские держались вместе. Их привезли в Пекин. Император Китая отдал должное храбрости этих людей. Ему захотелось иметь казаков среди своих телохранителей. И в составе так называемых знаменных, маньчжурской гвардии, была учреждена русская сотня. — Что-то подобное есть у турецкого султана, — вспомнил подпоручик. — Некрасовцы, кажется? — Давай про албазинцев, — продолжил сыщик. — Так вот, русские приехали в Пекин, где на них появилась мода. По слухам, только двенадцать казаков передумали и вернулись в Россию. Остальные прижились в Китае, видимо, не без причины. Беспокойные люди часто становятся искателями приключений и преступниками. Ребята неплохо устроились: служили в столице, в элитных частях, получали жалование, земли. Император подарил им один из ламаистских храмов, и они завели в нем православную церковь. Такое вот начало. Потихоньку белые китайцы размножались. Женихи они были завидные, а русских баб нет, и они переженились на маньчжурках. Ты прав: за два века албазинцы фактически утратили русские черты. Сейчас их число приближается к двум или трем тысячам, точные данные отсутствуют. Помимо Пекина они живут в других крупных городах, в частности в Кульдже. Одежда, обычаи, язык у них давно уже китайские, только вера осталась православная. Но натуральные китайцы никогда не считали их своими. А тут еще в конце прошлого века за албазинцев рьяно взялись наши миссионеры. Когда началось боксерское восстание, коренное население принялось убивать христиан. Миссионеры сбежали в Посольский квартал, под защиту оружия. А их паства осталась на растерзание восставшим. В одном только Пекине казнили более трехсот человек. Причем в самых зверских формах… Те, кто уцелел, были вынуждены публично отказаться от православия и перейти в буддизм. Так что, Николка, учти: белые китайцы существуют, это не миф, а реальность. — И что дальше? — раздраженно спросил подпоручик. — Такой вот полурусский-полукитаец проник в наши пределы и сделался германским шпионом? В нашем военном мундире? Папа, ты пересказываешь мне сочинение господина Куприна «Штабс-капитан Рыбников»! Это книжка для гимназистов! — Я думаю, сначала он стал японским шпионом. — Кто он? — Человек, называющий себя подъесаулом Забабахиным, — пояснил отец сыну. — Ты хоть понимаешь, что означает, если мы не обнаружим у него родимое пятно на левой ноге? — Что? — То, что настоящего донского казака, приехавшего в Маньчжурию воевать, уже нет в живых. — Его убили японцы? — Да. Подобрали среди пленных похожего по приметам. У них уже был наготове человек. Этнический русский, которого можно снабдить легендой и внедрить в нашу армию. — Где они его взяли? — У китайцев, где же еще, — уверенно заявил Лыков. Он уже твердо поверил в свою версию и готов был ответить на любой скептический вопрос. — Что, те отдали захватчикам своего парня в аренду? — Думаешь, это невозможно? А почему? Во время недавней войны японская разведка активно использовала китайцев для проникновения в наши тылы. — Так же, как и мы засылали тех же китайцев в тыл к японцам, — парировал Николай. — Конечно, — согласился Алексей Николаевич. — Виктор Таубе рассказывал мне, что наши вербовали манз толпами. Те охотно брали деньги, уходили куда глаза глядят, а потом возвращались и сочиняли небылицы. Были и удачные случаи, например, когда дело разведки поручили хабаровскому купцу китайцу Тифонтаю. Слышал о таком? — Слышал. — Во время войны подданные Цинской империи одинаково ненавидели и русских, и японцев. Им было все равно, у кого брать деньги. И вот, когда микадо понадобился человек для внедрения к русским, его разыскали среди албазинцев… — Погоди, — перебил сын. — Ты сам только что сказал: они за двести лет окитаились, забыли родной язык и внешне, из-за кровосмешения, мало походили на своих предков. Такого штабс-капитана Рыбникова к нам не пошлешь, его сразу разоблачат. — Большинство албазинцев не годились уже ни для чего. Мне рассказывали, что в конце прошлого века они шлялись по Пекину пьяные, расхристанные, накурившиеся опиума. Ведь служба в гвардии только называлась службой, а на самом деле являлась синекурой. Они развратились от безделья и легкой жизни. Тогда слово «албазинец» стало у русских купцов синонимом бранных слов — пьяница, тунеядец, жулик. — Тогда откуда же взялся умный и ловкий шпион, который подменил настоящего Забабахина? — не без иронии спросил подпоручик. Коллежский советник ответил со всей серьезностью: — А я не знаю. Могу лишь предположить, что среди спившихся окитаившихся албазинцев нашелся один, который подходил для шпионства. И по наружности, и по характеру. — Погоди, давай по порядку. По характеру — это как? — Чунеев! Ты сам мне говорил, что китайская разведка существует, помнишь? — Говорил. Она действительно есть и потихоньку набирает силы. — Вот. Их ведь интересует, что творится в сопредельной России? — Еще как. — Агентуру к нам засылают? Подпоручик развеселился: — Еще как! С каждым годом все больше и больше. — Восточные люди хитрые. И ты правда полагаешь, что имея среди своего населения несколько тысяч этнических русских, китайская разведка упустила их из виду? Лыков-Нефедьев задумался. — Ну… правдоподобно. А как быть с наружностью? Забабахин, которого ты уже объявил шпионом, ничуть не похож на китайца. Чистокровный русак. — Чистокровный русак — это газетный штамп. Оглянись вокруг: кто может претендовать на такое звание? Все перемешалось в России, все народы. — Поскреби любого русского — и обнаружишь татарина? — Примерно так, — кивнул сыщик. — Ты спрашиваешь, как мог этот человек сохранить в чистоте свой русский тип, если его предки уже два века живут в Поднебесной? Не знаю. Но могу предположить. — Ну-ка, папа, выдвини версию. Только научную. — Выдвигаю. Я говорил тебе, что много албазинцев осело в Кульдже. А теперь думай сам. Во-первых, не так давно Кульджа в течение двадцати лет была под нашим владычеством, там стояли русские войска. Во-вторых, даже когда они ушли, в городе оставалось много наших: купцы-чаеторговцы, их приказчики, штат русского консульства, полусотня казаков для охраны этого консульства… Они смешивались с албазинцами, дружили, блудили, завели, как водится, кучу внебрачных детей. И тем самым улучшили некоторым семействам породу. — Убедительно, — констатировал разведчик. — Но остается много других вопросов. Китайский подданный, перекупленный во время войны японской разведкой и внедренный к нам в качестве резидента глубокого залегания… Как же он стал германским агентом? Если, конечно, это так. — Давай спросим у него самого? — предложил сыщик. — А в том, что это он, у меня сомнений нет. Человек, выдающий себя за Кузьму Павловича Забабахина, присутствовал при допросе Галыпжана Токоева. Когда он понял, что его агент в Верном разоблачен, то дал телеграммой команду его устранить. Это был огромный риск, резидент пошел на него только потому, что надеялся: меня убьют в барханах. Однако я уцелел и сразу заподозрил лже-Забабахина. Но вместе с ним под подозрение попали Малахов, Рамбус и Штюрцваге. Ушло много времени, чтобы убедиться в их невиновности. И потом, вспомни, где все началось. В Семипалатинске. Там Кузьма служил помощником полицмейстера. Именно он убил при задержании Васю Окаянного — и мне это импонировало. Полагаю, что тогда же резидент подбросил в карман мертвому бандиту портсигар капитана Присыпина. Коллежский советник помолчал и покосился на подпоручика: — Все еще не убедил? — Почти согласен с тобой. Но вопросов много. Например, при чем тут германская агентура? Ведь капитана казнили по приказу англичан. Или белый китаец служит и тем, и тем? — Вполне возможно. Дублер[61] — экая диковинка! — А семьдесят пять тысяч золотом? — Плата, полученная от германской разведки. — За убийство Алкока? — За искусно спровоцированный конфликт между Россией и Англией. Немцы собираются воевать и с теми, и с другими. Вот и пытаются вбить клин между будущими союзниками. Пока такого союза между нами нет, но все к нему идет. И Берлин пытается этого не допустить. Согласись, семьдесят пять тысяч за подобное — не так уж и много… — А почему именно золотом? Удобнее же банковскими билетами. Алексей Николаевич порылся в кармане и вынул золотую десятку. Закрутил ее на столе и накрыл ладонью: — Потому что билеты можно отследить. На каждом есть номер. А золотые червонцы все одинаковые. Подумай вот еще над чем. Семь тысяч пятьсот таких вот лобанчиков. Сколько они весят? — Несколько пудов? — предположил сын.