Постепенно он заставил себя думать спокойнее. Решил, что надо забрать у Нюрки деньги, которые он заплатил за завещание, а потом немедленно ехать к Арону, предупредить его, иначе Мхитарян может забрать у того деньги, которые должны привезти из Каунаса. Его мысли снова возвратились к Нюрке. Она лежала на полу и казалась безжизненной. Абдураимов наклонился над ней и дотронулся до руки — пульс бился нормально. Какая трудная задача стоит перед ним: надо забрать у Нюрки деньги. Он был уверен, что та так просто их не отдаст, нужно придумать что-то такое, от чего Нюрка дрогнет и возвратит деньги. И он придумал. Одним махом сбросил со стола выпивку и еду, поднял хозяйку и положил ее на стол. Схватил нож, валявшийся на полу, и срезал висевшую у печи длинную веревку, которую хозяйка протянула для сушки белья. Этой веревкой он крепко привязал Нюрку к столу и начал обыск в квартире. Выбросил из шкафа все вещи, перетряхнул кровати, но денег не было. Вдруг он услышал Нюркин голос: — Господи, что это со мной? Абдураимов подошел к ней. Старуха увидела у него в руках нож и закричала: — Караул, на помощь! — Тихо ты, ведьма! — закрыл ей рукой рот Абдураимов. — Еще раз пикнешь, ножом по горлу! Молчи, стерва, слушай и отвечай на вопросы. Тот, с кем я приходил к тебе, был здесь? — Нет, без тебя его не было, да и зачем я ему? — Кто тогда взял мой ящик? — Какой ящик, что ты, Ахмед, мелешь? Где был твой ящик? — У тебя в сарае, в погребе. — В погребе? Глядя на изумленное лицо старухи, Абдураимов понял, что она действительно ничего не знает о тайнике. И он отбросил нож в сторону: — Ладно, давай поговорим о другом. Я передумал и решил деньги, которые я заплатил за завещание тебе, забрать обратно. На, — и он сунул Нюрке в лицо завещание, — твою бумагу, отдай мои деньги. — Какие деньги? Я уже их отдала родственникам, вот тебе крест... — и Нюрка попыталась пошевелить связанными руками. — Да развяжи ты меня, ирод, сил моих нет так лежать, слышишь, антихрист, развяжи меня! Но Абдураимов, казалось, даже не слушал ее. Он улыбнулся какой-то дикой, таинственной улыбкой и тихим, слащавым голосом сказал: — Я так и предполагал, что ты захочешь меня оставить в дураках. Но я тебе не лопух, которого в лапти можно обуть. Я тебя, сука старая, по кускам резать буду, но заставлю вернуть мои честно заработанные вот этими, падла, руками деньги! — и руки Абдураимова снова сцепились на горле хозяйки. Лицо Нюрки налилось кровью, и она захрипела: — Что ты делаешь, ирод? Задушишь! Пусти!.. Абдураимов отпустил ее и с еле скрываемой яростью сказал: — Нюрка, не толкай меня на грех, убью же, задушу. По-хорошему говорю, отдай мои деньги, забери свою бумагу. — Ахмед, ты послушай меня, только не хватай меня за горло, я тебе все объясню. Поверь, приехали ко мне мои родственники, я им и отдала деньги на сохранение. — Родственники, говоришь? Хорошо, назови их адрес, фамилию, поедешь вместе со мной. Хозяйка назвала их фамилию, адрес. Абдураимов видел по глазам: врет старуха, а адрес он у нее спросил, чтобы еще убедительнее звучали его слова. «Но как же ее заставить отдать мои деньги?» — думал он. И вдруг его взгляд остановился на электрическом утюге, который стоял на стуле. Абдураимов, злорадно улыбнувшись, взял утюг и включил его в розетку. Пока утюг нагревался, он вышел в коридор и закрыл входную дверь на засов. Затем возвратился в комнату, плюнул на палец и притронулся к утюгу, тот зашипел. Отключил утюг, взял в руку. Держа его перед собой и улыбаясь какой-то неестественной, дикой улыбкой, начал приближаться к столу, где лежала Сидоренко. Та испуганно следила за ним глазами: — Что ты хочешь делать, Ахмед? — Я буду гладить тебя этим горячим утюгом, вот посмотри, — и он сунул палец себе в рот, намочил слюной, притронулся к утюгу. — Какой горячий утюг! Сейчас он пройдет по твоему тощему животу, — Абдураимов поставил утюг прямо на живот хозяйки, та сразу же попыталась сбросить его, но даже не смогла пошевелиться. И тогда она закричала от дикой боли. Ахмед снял утюг, удовлетворенно произнес: — Вот видишь, как больно. А ведь утюг тебе даже одежду не прожег. Он снова включил утюг в сеть, и подошел к Сидоренко: — Пока утюг греется, послушай, что я тебе скажу, Нюрка. Ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. Если ты сейчас же не отдашь мои деньги, я заткну тебе рот кляпом, чтобы не слышны были твои вопли, и буду гладить утюгом до тех пор, пока ты или согласишься возвратить мне их, или же сдохнешь от боли. Тогда я спокойно, не торопясь, обыщу твой дом, сарай. Торопиться мне некуда, я же знаю, что к тебе никто не приходит. Правда, на всякий случай я открою окно, повешу на дверь замок, он в кухне на столе лежит, а сам залезу обратно в дом через окно и буду искать день, два — сколько мне надо будет — мои деньги. Если же не найду их, то развяжу тебя, положу на диван, рядом брошу вон ту бутылку из-под коньяка, стакан, воткну в розетку вилку утюга, а после подожгу твой дом. Милиция и пожарная подумают, что перепилась старуха, а про утюг забыла, вот и сгорела. Нюрка зашевелилась, стянутая веревками, в ее глазах был неподдельный ужас. А Абдураимов продолжал: — Послушай, что я буду делать дальше. Я пойду к твоим родственникам и проделаю с ними такую же операцию. Ну, кажется, утюг уже нагрелся, слышишь, даже потрескивает, — и он снова взял в руки утюг, подошел к столу: — Ну, Нюрка, решай, — если я начну, то боюсь, что не смогу остановиться! Нюрка с ужасом смотрела на его дрожащие от ярости руки и чуть слышно выдавила из себя: — Подожди, гад, отдам я деньги. — Вот умница, вижу, что теперь мы с тобой сможем по-другому договориться, Говори, где они запрятаны? — Развяжи, я сама. — Э, нет, милая, теперь ты мне уж доверься, скажи, где они, и не бойся, в сделках я человек честный. Нюрке деваться было некуда, и она тихим голосом сказала: — Возьми на кухне в горшке, который в углу на боку лежит. Абдураимов вышел в кухню и нашел в углу, рядом с метлой, большой, черный от копоти горшок. В нем лежал сверток, завязанный в синюю тряпку. Развернул, а там — деньги. Отсчитал ровно двадцать две тысячи и в нерешительности остановился: «Что делать с остальными? Может, забрать? Смотри, сколько эта кочерга накопила! Тысяч десять наберется, а все впроголодь живет, зараза. Нет, не надо, она же может тогда в контору побежать, шухер поднять». Он возвратился в комнату, поднял с пола нож и перерезал веревку: — Вот, смотри, я забираю только свои, твои мне не нужны. И он, не прощаясь, вышел из дома. Ляхов готовился к встрече со «стариком». Стельмах очень удачно сыграл роль человека, случайно встретившего на Юбилейной площади своего знакомого. «Старик», которого беспокоило какое-то смутное чувство тревоги, искренне обрадовался Стельмаху. Михаил смог во время их беседы за ресторанным столиком убедить его, что в городе все по-старому, что все сбытчики жаждут встречи со «стариком». Особенно Стельмах расхвалил одного мастера, который, если «старик» сумеет его уговорить, может организовать любое количество деталей. «Старик» изъявил желание познакомиться с этим мастером. И вот сегодня встреча. Задерживать преступника еще рано. Наверняка он привез с собой большую сумму денег, нажитую преступным путем. Конечно, эти деньги с собой он не носит. И перед Ляховым стояла задача не только поближе познакомиться с ним, но и заставить его достать деньги из тайника. Ровно в семнадцать ноль-ноль Ляхов и Стельмах были в парке имени Горького. Еще издали они увидели сутулую фигуру «старика». «Старик» их тоже заметил, но подходить не торопился. Он наверняка думал, что за ними следят, и решил издалека понаблюдать за Стельмахом и мастером. Об этом вполголоса сказал Стельмах Ляхову, но тот успокоил его: — Ничего, пусть посмотрит. Они прошли к садовой скамейке и присели. «Старик» не подходил. Все выжидал. Но вот он, очевидно, решил, что оснований к беспокойству нет, и стал приближаться. Он подошел к скамейке, сел рядом и только после этого поздоровался. Голос хриплый, сам среднего роста, плотная фигура, возраст — лет пятьдесят, похож на казаха или узбека. Ляхова поразили его глаза, злые, узкие. Смотрят не мигая. Кажется, он хочет увидеть душу. «Старик» сразу же перешел к делу. Его интересовали в основном аксы и стрелки. Ляхов спросил: — Сколько возьмете? — Сколько есть — все заберу. — Готовые часы нужны? — Сколько за одни? — По тридцать. «Старик» был краток. По всему видно, что торгом занимается не впервые. Он тут же заявил: — Отдашь по двадцать пять — могу взять сотню. В конце концов договорились, что вечером они встретятся на этом же месте. Здесь и состоится торг. Абдураимов сел в троллейбус и, проехав одну остановку, вышел и подошел к телефону-автомату. Каганович оказался на месте, он понял Абдураимова с полуслова: — Хорошо, я сейчас найду подругу и все заберу. Где мы встретимся? — Иди к себе домой, я приду. Работники милиции не знали, кому звонил Абдураимов, не слышали содержания разговора, но чувствовали, что тот торопится, а это значит — финал приближается. А Каганович в это время звонил Эланиной, с которой Ведрова уже помирилась и сейчас коротала все «рабочее» время в ее квартире. Ира взяла трубку. Каганович приказал: — Бери груз и быстро приезжай ко мне.