Когда шумерский царь Эншакушана и его подданные остались в одиночестве, все они снова громко расхохотались. Царь велел писцу: – Это событие должно остаться в веках. И, вспоминая его, пусть все смеются, как смеялись мы. Писца звали Син-Леке-Унинни. Он поклонился, но пребывал в глубоком замешательстве. Как нарисовать пускание ветров? Как при помощи рельефного изображения отразить весь комизм ситуации? Весь вечер он размышлял, как запечатлеть в веках смешную сцену. И весь следующий день, и еще много дней. Два месяца спустя шумерский царь Эншакушана выиграл сражение с царем Энби Иштаром и одержал решающую победу. Шумеры захватили город Киш, и законы города Ур воцарились в побежденном аккадском мегаполисе. С триумфом проезжая по улицам Киша, царь вспомнил о неудачной попытке перемирия и спросил писца Син-Леке-Унинни, как обстоит дело с увековечиванием достопамятной сцены. Писец уклонился от ответа. Через некоторое время Син-Леке-Унинни пришла в голову смелая идея: отказаться от рисунков, которые изображали только видимые предметы, и использовать слоги. Из слогов можно составлять слова, обозначающие не только видимые, но и невидимые вещи, и даже такие абстрактные понятия, как чувства. И Син-Леке-Унинни принялся не рисовать, а царапать по сырой глине черточки, напоминающие по форме гвозди. Он решил, что разные сочетания вертикальных и горизонтальных черточек будут обозначать разные слоги. Так родилась клинопись. Писец Син-Леке-Унинни подробно описал встречу своего царя с царем противника и то, каким неожиданным образом Эншакушана завершил переговоры. Син-Леке-Унинни не только изобрел следующую после идеографической письменность, он записал первую в мире юмористическую миниатюру. Великая Книга Истории Смеха. Источник G.L.H. 30 Лукреция сидит у парикмахера Алессандро, который только что намазал ее волосы чем-то вязким и зеленоватым. – Краситься будем? Предлагаю что-нибудь вроде красного дерева. – До свиданья морковный цвет? – спрашивает Лукреция. – Будет нечто среднее между морковным оттенком и красным деревом. И наверное, надо подровнять волосы. Просто уберем то, что отросло. Поверь, Лукреция, стрижка все меняет к лучшему. – Нет, спасибо. Так сойдет. Парикмахер начинает энергично массировать ей голову. Странные запахи вырываются из многочисленных флаконов, которые он по очереди открывает и нюхает. – Мне тут рассказали отличный анекдот… – О нет, Алессандро, спасибо! В последнее время у меня… Как бы это сказать… «передоз анекдотов». Алессандро погружается в молчание, которое нисколько не смущает его клиентку. Знаю, что поход в парикмахерскую сейчас – безумие, но мне это действительно нужно. Я трачу слишком много нервов на расследование. Мне кажется, что я должна понять что-то важное. Что я могу что-то упустить. Можно ли убить человека смехом? Кто мог ненавидеть самого популярного француза? B.Q.T. … Bienheureux celui Qui se Tait?[8] А что думать про Стефана Крауца? Тадеуш прав, ему больше, чем другим, выгодна смерть Дария. А Крауц считает, что это на руку Тадеушу. – Алессандро, как ты относишься к Дарию? – Я его о-бо-жал. Это же гений! Я так расстроился, когда он умер! У меня даже аппетит пропал на три часа. – А что тебе в нем нравилось? – Все! Он был такой смешной! И в нем чувствовалось благородство. Знаешь, Лукреция, о его смерти ходило много слухов. Похоже, его убрали секретные службы. Как леди Ди. – Почему? – Он слишком много знал о крупных политиках. Он же со всеми был знаком! Они могли ему о чем-нибудь проболтаться, а потом пожалеть. Та же история, что с Мэрилин Монро или Колюшем. Политики подсылают наемных убийц, а потом выдают это за несчастный случай. Но мы-то не дураки! – Убит секретными службами? Алессандро, откуда ты это взял? – Из Интернета. В тот вечер один парень написал в Сети, что у него есть секретная информация. Он работает в службе национальной безопасности. Имени своего он не мог назвать, но кое-что рассказал. Тебе корни и концы в один цвет красить? Может, сделаем мелирование? – И как же они убили Дария? – Тот парень – у него ник «Глубокая глотка» – считает, что это ФБР. Вроде бы они сделали муху, или комара, или муравья – в общем, что-то такое с отравленным жалом, – запустили его в систему вентиляции, и оно укусило Дария. – М-м… я читала нечто подобное в одном научно-фантастическом романе. В «Дне муравьев», кажется. – Но это правда! И мотив есть… – Да? Какой? Я совсем забыла… Парикмахер – это не только психотерапия, это еще и информация, которую нигде больше не найдешь. – Только не говори, что ты не поняла! Алессандро шепчет ей на ухо: – Он собирался участвовать в президентских выборах! Как Колюш! И его бы избрали! Он же был самый популярный. – Ясно. А при чем тут ФБР? Парикмахер снова наклоняется. – Наш президент – агент ФБР, и они не хотят конкуренции. Алессандро многозначительно прижимает палец к губам. – Ну так что, мадемуазель Немрод, корни тоже красим или в следующий раз? – говорит он громко, чтобы усыпить подозрения окружающих. – А сколько это стоит? – О, для такой хорошей клиентки, как ты, Лукреция, сегодня за полцены. И еще я могу попросить Луизу, чтобы она тебе сделала ногти. Мы только что получили новые, американские, из особо прочного пластика, с рисунком – лань в лесу на фоне заката. Только представь, на каждом ногте – лань и закат. Можно даже на ногах, если захочешь. Звук трубы заглушает ответ Лукреции. На улице неожиданно раздается страшный шум. Карнавальное шествие? За несколько дней до первого апреля? Вот еще одно непредвиденное последствие глобального потепления. По мостовой движется толпа людей в маскарадных костюмах. Они играют на трубах, кларнетах и саксофонах. Откуда эта постоянная потребность в определенный день заставлять себя смеяться и веселиться, а на День Всех Святых опять становиться серьезным? Словно мы все должны одновременно испытывать одни и те же чувства. Лукреция рассеянно наблюдает в зеркало за процессией, которая постепенно запруживает всю улицу. Вдруг она вздрагивает. Среди веселых гуляк, облепивших огромную куклу, едущую на колеснице, Лукреция замечает клоуна с большим красным носом, печально опущенными углами рта и слезой на щеке. Черт побери, да ведь это ГРУСТНЫЙ КЛОУН! Она вылетает из парикмахерской. – Эй! Вы, там! Клоун замечает ее, спрыгивает с колесницы и бросается бежать. Лукреция, с головой, вымазанной зеленой кашицей, мчится за ним. Клоун пытается раствориться в толпе, но Лукреция забирается на колесницу и сверху следит за его передвижениями. Вместо того чтобы гнаться за ним по пятам, она огибает процессию и выскакивает перед ним как из-под земли. Лукреция опрокидывает его на землю и начинает душить. Через несколько секунд она ослабляет хватку, стирает парикмахерской накидкой грим с лица клоуна и видит, что перед ней юноша лет шестнадцати. – Почему ты убегал? – Клянусь, это не я воровал мобильники! Это все они!