Когда нас представили, она взглянула на меня затуманенным взглядом и вздохнула: — Чудесно! Я знал ее уже много лет. Лицо под широкополой шляпой, которую она носила для защиты от солнца, оставалось молочно-белым. На руках у нее были перчатки длиною до локтей, украшенные на запястьях изумрудами и скрывавшие признаки возраста. После бесчисленных подтяжек она лицом напоминала китайского идола династии Сунь. Лиз поспешно утащила меня прочь. Она была в восторге от последних новостей. — Все идет так, как я и говорила, верно? Только ее очарование удержало меня, чтобы не ткнуть ее носом. — Именно так, дорогая. — Ну а ты разве не доволен? Теперь ты можешь уехать из этого ужасного дома — и дело кончено. — Я постараюсь задержаться там как можно дольше. — О, профессиональный интерес у тебя всегда на первом месте! Забудь об этом. Людям свойственно ошибаться. Ошибается каждый. Я честно прочитала твои статьи в «Глоуб»… Конечно, ясно, ты думал, что Брекстон невиновен, но я уверена, что «Глоуб» не станет придираться к мелочам. Посмотри на президента Трумэна! — Какого Трумэна? При чем тут он? — Перед выборами все утверждали, что он не пройдет. Но никто не придал никакого значения, когда все ошиблись. Я решил оставить ее в неведении. В тот давний мрачный год слетело немало голов. И вот сейчас вполне могла слететь еще одна. Конечно, я мог бы прожить и без «Глоуб», но все же старой дружбе пришел бы конец — не сумей я раскопать чего-нибудь сенсационного. В этот момент навстречу мне двинулась сама судьба в лице Элмера Буша, разодетого в канареечно-желтые брюки, темно-бордовый пиджак и башмаки из кожи аллигатора. С улыбкой, которую могли видеть миллионы телезрителей на рубленом лице, он распростер руки и громко прокричал: — Тысячу лет не виделись, дружище Саржент! Я подавил тошнотный спазм и представил его присутствующим; и каждый сделал вид, что выразил больше удовольствия, чем неудовольствия, от появления такой звезды. — У меня здесь кое-какие делишки, — сказал обозреватель, хлопая меня по спине в надежде, что она обгорела на солнце. Но ожога у меня не было. Я по-дружески стукнул его по руке, применив прием дзюдо, рассчитанный на то, чтобы парализовать ее несколько минут. Но либо он был сделан из резины, либо я утратил прежнюю квалификацию, но Буш даже глазом не моргнул и продолжал: — «Глоуб» считает, что мне имело смысл присмотреться, что здесь происходит. — А что именно? — Я продолжал сохранять на физиономии дружескую улыбку в качестве прикрытия, чтобы еще раз врезать ему как следует по руке, но он вышел за пределы досягаемости. — Просто оглядеться… А ты шутник, Пит. Ха-ха-ха! Я читал твои статьи в «Глоуб». События освещены совсем неплохо. — Спасибо. — Я подождал, пока он нанесет удар. Так и произошло. — Конечно, ты поставил не на ту лошадь. И потому разозлил местные власти. Сам знаешь, как они чувствительны. Конечно, я никогда не воображал, что газетная писанина имеет какое-нибудь значение, все тотчас ее забывают к выходу следующего номера, но редактору этого не скажешь. Я понимал, что это его взгляд на вещи. И часто удивлялся, как Элмеру удается избежать линчевания: его статьи зачастую бывали грязнее некуда… разве что для канализации. — Его еще не приговорили. — Это случится в пятницу. — Элмер облизал губы. — Я немного поболтал с Гривсом… он мой старый приятель. Познакомились, когда он расследовал случай в графстве Саффолк, еще в старые времена. — Скорее всего, он лгал. Элмер, как все газетчики, стремился подчеркивать свои близкие отношения со всеми подряд, начиная с президента и кончая мелким полицейским чином. — Он неплохо раскрутил это дельце. Этот ключ! Должен сказать, первоклассная работа. Я выругался про себя. Лиз была совершенно очарована знаменитостью и слушала его, широко раскрыв свой прелестный ротик. Поэтому я устало буркнул: — Вы правы, Элмер. Это действительно требует большого искусства: обыскать комнату и найти ключ. Теперь уже не осталось таких полицейских, как прежде. Элмер почувствовал насмешку. С ней ему не часто приходилось сталкиваться в процессе привычного вынюхивания всяческих деталей, связанных с тайными побегами любовников, разводами и прочими грешками. — Не относитесь к Гривсу с пренебрежением, — строго заметил он. — Таких не так много… Он мыслящий полицейский с ясной головой. Именно это мне в нем и нравится. Из него лишнего слова не вытащишь, но мне это удается. И я не стыжусь в этом признаться. Я учусь у каждого. Наступила пауза, мы обдумывали его слова. Потом я с невинным видом спросил: — И вы выяснили, зачем Брекстону понадобился ключ, чтобы попасть в комнату мисс Клейпул? Буш посмотрел на меня так, словно я свихнулся, и презрительно заметил: — Вы слишком долго занимались связями с общественностью. Он украл ключ у миссис Виринг… Та держала его у себя в столе, кстати, прямо в верхнем ящике, где найти его мог кто угодно. Потом он открыл комнату мисс Клейпул, когда медсестра вышла, прокрался на цыпочках, взял шприц, наполнил его стрихнином, попытался сделать ей укол, но неудачно… Убежал обратно в свою комнату, запер дверь и спрятал ключ в ящик для подушек. — Разве это не восхитительно! — вероломная Лиз была вся вне себя от возбуждения. — Стрихнин, — негромко заметил я, — находился в комнате миссис Виринг, а не мисс Клейпул. Как он мог его достать? — В любое время… когда угодно, — с общительной улыбкой заявил Элмер. — Вполне возможно. Правда, остается открытым еще один вопрос. Я уверен, вы с Гривсом над ним основательно поработали. Зачем Брекстону понадобилось убивать Элли? — Чтобы она не дала показания. — Так ведь она уже показала, что была с Брекстоном в тот момент, когда убили ее брата, разве не так? Какой тогда смысл убивать единственного человека, который мог подтвердить алиби? Элмер только улыбнулся. — Я не имею права разглашать детали расследования… пока. Я был испуган этим заявлением. Ни Элмер, ни Гривс не были круглыми дураками. Может быть, это означало, что полиция намерена попытаться доказать сговор Элли с Брекстоном в убийстве ее брата? В этом случае Брекстон мог попытаться убить ее, чтобы выпутаться самому?.. Нет, ничего не получалось; полиция не настолько глупа. Они или знали что-то неизвестное мне, или блефовали. Альма Эддердейл пригласила нас в свой коттедж. Мы с Лиз последовали за ней, оставив Элмера с важным видом вращаться среди именитых членов клуба. Коттедж леди Эддердейл находился в конце ряда и был снабжен ярким тентом, верандой и портативным баром. Примерно полдюжины гостей удобно расположились в плетеных креслах. День был просто великолепным, всюду разливался серебристый свет, который можно видеть только осенью на берегу моря. Леди Эддердейл несколько минут беседовала со мной. Наконец-то она начала меня замечать. Мне даже показалось, что она проявила определенный интерес, когда услышала, что я приехал к миссис Виринг. — Дорогая моя бедняжка Роза, — промурлыкала она. — Какая ужасная трагедия! Брекстон мой самый любимый современный художник. Почему кто-то хотел его убить? Я попытался объяснить ей, что убит не Брекстон, а его жена, но она только кивала, как близорукая лошадь, завидевшая овес. — Его жена Пегги всегда доставляла всем множество хлопот, не правда ли? Но бедная, что же она теперь будет без него делать? Вы знаете, она ведь дочь Розы. Я сдался. Способность леди Эддердейл все путать слыла легендарной. А она продолжала своим умирающим голосом: — Да, им теперь будет очень трудно. Я уверена, человек, который его убил, теперь будет страшно раскаиваться. Я бы раскаивалась, а вы? Ведь он такой прекрасный художник. Кстати, а как чувствует себя Роза? Я с ней еще не виделась… Я заверил, что хорошо, насколько это возможно при сложившихся обстоятельствах. — Да, я уверена, она вполне справится. Вы знаете, мне тоже пришлось пережить нечто подобное. Это было как гром среди ясного неба. Однажды ко мне пришли и заявили: «Леди Эддердейл, мы хотим получить перерасчет». Я ответила, что не занимаюсь счетами, это дело моего адвоката. Они отправились к нему, и, прежде чем я спохватилась, пришлось выложить больше сотни тысяч долларов. Было такое ощущение, что мне снится какой-то кошмар. Либо леди Эддердейл окончательно свихнулась, либо это случилось с нами обоими. Я в отчаянии оглянулся на Лиз, но та устроилась на солнышке, развратно принимая комплименты толстого шведа. — Сотню тысяч долларов? — Я просто повторил единственные слова, которые смог уловить из ее болтовни. — Что-то в этом роде. Не знаю точно сколько, но это было просто ужасно — собрать такую сумму в такой короткий срок. Они были неумолимы. Надеюсь, Розе они дадут немного больше времени, чем мне. — Времени? — Да, чтобы заплатить. — Кому? — Этим ужасным типам из налогового ведомства. Теперь все стало ясно. — И давно Роза обнаружила, что должна заплатить? — Ну, кажется, недавно. Я всегда ужасно путаюсь в датах. Припоминаю, мы обедали в городе с Чико Пацелли… Вы знаете Чико? Кстати, от него ушла жена. — Она сказала это вам недавно? — Да, примерно месяц назад. Я помню, она провела тогда в городе несколько дней; приехала к ним в департамент, чтобы обсудить эту проблему. — А в чем заключалась… эта проблема? Альма вздохнула и беспомощно взмахнула в воздухе своими унизанными изумрудами руками. — Точно не знаю. Только она была ужасно расстроена и хотела поговорить со мной, так как я прошла через то же самое. Боюсь, я не сумела ей помочь. Мне кажется, она сказала что-то о сотне тысяч… или это я должна была столько заплатить? Нет, мы обе должны были заплатить такие деньги, причем в достаточно короткий срок. Я помню, что сказала, что мы оказались в одной лодке, если, конечно, исключить бедняжку Розу, у которой больше не было денег.