– Почему бы и нет? – О чем? – Ну… расскажите мне про Люка Уира, доверенного слугу вашего отца. Полиция напала на его след? – Нет. – Что он за человек? – У него темно-коричневая кожа. Он высокий и худой, глаза чуть навыкате. И как я только что сказал этому… как-там-его… Люк – покладистый малый, предельно честный и доброжелательный. Отец полностью ему доверял. Люк работал на него больше двадцати лет. – Машину вашего отца уже нашли? Ту, в которой укатил Люк? – Нет. – Куда вас возили на опознание? Тело еще оставалось в том бунгало? – Нет. Меня разыскали на Лонг-Айленде после двух часов ночи, и его… тело забрали в Уайт-Плейнс для вскрытия. Туда я и ездил. – Вы сами бывали когда-нибудь в том бунгало? – Нет. Никто там не бывал. – Что, совсем никто? – Никто, насколько мне известно. Конечно, возможно, туда ездили десятки людей, но я об этом не имею понятия. Про своего отца я знал только то, что писали в газетах. Впрочем, погодите. Я точно знаю, что в бунгало бывал Кестер. – Вон Кестер? Личный секретарь вашего отца? – Да. Он только вчера мне рассказал. Дескать, ездил туда пару недель назад, чтобы договориться о каких-то ремонтных работах… – Дайте разобраться. Видимо, я что-то упускаю. Мне казалось, прошлой ночью Кестер находился в «Грин медоу», неподалеку от Плезантвиля, а когда ему сообщили об убийстве, тут же выехал на место преступления, но по дороге растворился в воздухе? – Так все и было. – А вы вчера развлекались на Лонг-Айленде, – сдвинул брови Фокс. – Где же вы общались с Кестером? – В «Грин медоу». Мы с сестрой пообедали там с ним, а уже потом я отправился на Лонг-Айленд. Фокс нахмурился, и на лбу появилась еще одна морщина. – Кажется, газеты можно уже не читать. Там писали, что ваша сестра была в Адирондакских горах? – Была, только вчера днем прилетела на встречу, которую я устроил нам с Кестером. Он был нашим офицером связи со штабом отца, то есть, по сути, выполнял функции родителя. Я не открываю каких-то секретов. Все наши друзья обожают об этом сплетничать. Когда у нас возникает нужда в деньгах, мы обращаемся к Кестеру. Когда несколько лет назад я решил стать коммунистом, именно Кестеру я и сообщил. – Ого! Так вы коммунист? – Уже нет. Увлечение длилось пару месяцев, не больше. Мне было чертовски скучно, я чувствовал такое бессилие… Мне нужно найти себе занятие, но ничего толкового не подворачивается. Может, мне стать детективом? У вас нет свободной вакансии в штате? – Прямо сейчас вакансий нет, – совершенно серьезно ответил Фокс, – но я над этим подумаю. По завершении обеда с Кестером ваша сестра отправилась на Лонг-Айленд вместе с вами? – Дурдом… – скривился Джеффри. – Мистер Фокс, ни я сам, ни моя сестра не убивали нашего отца. Этот как-там-его почти убедил меня, что это сделал Эндрю Грант, но теперь, когда я знаю, кто его племянница, от души надеюсь, что он просто болван. Этот из полиции, как-там-его. – Ваши надежды выглядят обоснованными, – подтвердил Фокс. – У окружного прокурора нет доказательств, что у Гранта имелось оружие. Единственный мотив, который можно на него повесить, – неприязнь, возникшая на почве увольнения. Детский лепет. У Дервина вообще нет улик, не считая единственной: Грант действительно был там. – Да нет, у окружного прокурора есть кое-что. Грант ему соврал. – Солгал в своих показаниях? В каких именно? – Насчет времени своего прибытия или, возможно… Короче, соврал. Грант заявил, что, когда он заглянул в окно, отец сидел там, курил сигару и слушал оркестр по радио, и все это в начале двенадцатого. Не может такого быть. Если Грант приехал между одиннадцатью и половиной двенадцатого, отец мог слушать только передачу Дика Барри. За три года ни разу ее не пропустил. Фокс пренебрежительно хмыкнул: – И только? Может, он не сумел настроиться на нужную волну, или в уединенной обстановке у него радикально менялись вкусы, или радио включил кто-то другой… Это и не улика вовсе… – Нет же, так и есть! – возмутился Джеффри. – Говорю вам, это твердая улика. Грант наверняка врет. Спросите любого, кто знаком с привычками отца. Когда год назад Дик Барри сдвинул время своего эфира с семи на одиннадцать вечера, отец просто стал позже ложиться. Не хочу сказать, что он дал бы отсечь себе ногу, лишь бы не пропустить передачу, но ставлю миллион к одному, что отец, будучи в сознании, не связанным по рукам и ногам и находясь в комнате с приемником в одиннадцать часов вечера, обязательно включил бы WLX, чтобы услышать Дика Барри. Десять миллионов к одному! Наверное, мне не следует говорить вам, но все-таки расскажу. Этот как-там-его считает, что Грант был в комнате, держал отца под прицелом и специально настроил приемник на оркестр, чтобы музыка скрыла звук выстрелов. Потом, само собой, Гранту пришлось сказать, что там играла громкая музыка, ведь ее мог услышать и кто-нибудь еще. Меня мутит при этой мысли, но такой вариант представляется мне… На что вы так пристально смотрите? – Простите, – тихо произнес Фокс. – Приношу вам свои извинения, мистер Торп. Заодно хочу извиниться и за внезапно принятое решение. Мне нужно как можно скорее попасть кое-куда. Поэтому, если вы будете столь любезны перебраться в собственную машину… – Высунув голову из окна, он крикнул: – Дэн! Двигай сюда! В темпе! – Но, господи ты боже… – взмолился Джеффри. – Я же из шкуры вон лез, чтобы… – Я это понимаю и ценю. Благодарю. Почему бы вам не попробовать написать мисс Грант письмо? Садись, Дэн, садись! Если не возражаете, мистер Торп… Спасибо… Женщины всегда читают почту, перед тем как вернуть нераспечатанный конверт отправителю. Еще увидимся. Осторожно, я… Кабриолет тронулся, выехал на асфальт и за считаные секунды развил приличную скорость. Баритон Фокса выводил при этом некое подобие мелодии «The Parade of the Wooden Soldiers»: – Ладе-да тум-тум, ладе-да тум-тум… – За нами что, гонятся? – пробасил Дэн с заднего сиденья. – Ди-ди-ди… Нет! Мы делаем ставку при шансах миллион к одному! Нэнси прокричала ему в ухо: – Но вы свернули на юг! Я не… Куда мы вообще едем? – Работать, мисс Грант. Хей-хо! Мы едем в Нью-Йорк, чтобы найти там кое-кого, кто знаком кое с кем, кто знаком с Диком Барри. Спустя два часа Дэн и Нэнси сидели за столиком в углу громадного зала с кондиционером на Мэдисон-авеню, близ Шестидесятой улицы. Девушка потягивала оранжад, он приканчивал мороженое с содовой. Дэн уговаривал Нэнси ни о чем не беспокоиться. – Фокс его найдет, не сомневайся, – басил он. – Из-под земли достанет, если нужно. И о дяде своем тоже не переживай. Все образуется. Если хочешь переживать, переживай лучше обо мне. Считается, я должен не давать тебе уснуть. Может показаться, не так уж и важно, бодрствуешь ты или нет, однако ты сама слышала, как я предлагал… Ага. Вот и он сам. Отыскал, Тек? Текумсе Фокс, со шляпой в руке, встал рядом с их столиком и покачал головой: – Нет еще. Дэн, когда-нибудь у тебя живот заболит. Пошли! Еще два часа спустя Дэн и Нэнси сидели в кабинке в ресторане отеля «Черчилль». Она потягивала ананасовый сок со льдом, а он трудился над «Клубничной мечтой». – Ты в корне не права, – с жаром доказывал Дэн. – Это я так считаю. Идеальный возраст мужчины для вступления в брак – где-то между пятьюдесятью и пятьюдесятью пятью. Могу с ходу привести с десяток отличных доводов, но не стану делать это прямо сейчас, потому что ты почти засыпаешь и не сможешь оценить их по достоинству, к тому же ты слишком молода. Полагаю, я женюсь лет через пятнадцать. Представь, что я женился бы в двадцать пять. Где бы я сейчас был? Один мой приятель, по фамилии Покорни, совсем недавно уверял меня, будто… А вот и он. Отыскал, Тек? – Нет, – обронил Фокс, возникая рядом с кабинкой. – Пошли. Летние сумерки застали Дэна и Нэнси за столиком на приподнятой площадке эскимосской деревни на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Перед Дэном медленно таял «Карамельный айсберг», а Нэнси охлаждала пальцы о бокал ледяного чая с лимоном. Дэн гулко покряхтел: – Если ты выдержишь, то и я тоже. Нэнси с удивлением посмотрела на него: – Выдержу что? – Да ладно, – проворчал он. – Бьюсь об заклад, ни за что не догадаешься. – Мне жарко, и я чересчур измотана, чтобы играть в угадайку. Мне вообще все это кажется напрасной затеей. Знаменитый Текумсе Фокс гоняется по пяти городским районам в напрасных поисках болтуна с радио, таская нас за собой. Я не в настроении угадывать. – Как скажешь. Но, повторяю, я выдержу это, если выдержишь ты. Нэнси устало всплеснула руками. – Что я должна выдержать? – потребовала она ответа. – О чем вы вообще говорите? – Я говорю про того хмыря за столиком у колонны, который глаз с тебя не сводит. – Да? – Нэнси осторожно покосилась в сторону. – Я его и не заметила. – Ну еще бы! – Представь себе. А если бы заметила, что с того? – Она бросила еще один взгляд в сторону. – Пусть себе пялится. По-вашему, с ним что-то не так? – Этого я не говорил. Но раз уж ты спросила, спрошу и я: ты заметила аппарат на спинке его стула? Выглядит профессионально. Будь ты в настроении угадывать, сразу узнала бы фотографа. Вернее, фоторепортера. – И что с того? – Ну, твое имя успело мелькнуть в новостях, разве нет? – И что… но он же… – залепетала встревоженная Нэнси. – Откуда он может знать?