– Боюсь, что не видела иного выхода. Ты же и сама волновалась насчет того, какой эффект произведет на твоего отца соревнование… Цель оправдывает средства. – Вы – настоящая злодейка! – выкрикнула Карин, отчего мадам Мабит пропустила петлю и выругалась себе под нос. – Посмотрим, – последовал загадочный ответ. Сенатор Ройер поднял голову и глубоко вздохнул, после чего медленно закрыл глаза и тихо проговорил: – И давно вы уже знаете об этом, мадам? – Все зависит от того, что вы подразумеваете под словом «это», – весело вскинула брови Валери. – Может, уже хватит игр? – устало спросил старик. – Что вы, месье сенатор, все крайне серьезно. – Она повернулась и почему-то улыбнулась Ричарду, отчего он начал нервно вспоминать, не знает ли чего-то, о чем просто позабыл. – Это ваши игры тянутся так долго, что уже привели к трем, а может, и четырем убийствам. – Четырем убийствам? – уточнил Ричард и тут же пожалел, что в его голосе прозвучал вопрос, поэтому повторил уже утвердительно: – Четырем убийствам. Все присутствующие одновременно начали говорить. Ноэль Мабит побледнел как полотно и сразу же опустился в кресло рядом с женой, чтобы продемонстрировать, насколько расстроен. Та продолжала сосредоточенно вязать, пока сидевшая с другой стороны мадам Таблье кивнула с важным видом, словно знала обо всем с самого начала. Выражение лиц Фонтейнов намекало, что они полагают четыре убийства слишком уж грязным делом. Братья Лейбовиц жевали жвачку. Вполне вероятно, для них этот день ничем не отличался от обычной субботы в Нью-Джерси. Рене Дюпон просто пожал плечами. Гай Гарсон в кои-то веки утратил свою привычную жизнерадостность. Менары сидели с горестными лицами, как всегда. Комиссар поймал взгляд Ричарда и вопросительно приподнял брови, похоже, желая узнать, затеяла Валери это с самого начала или просчиталась. Томпсоны натянули совершенно ни о чем не говорящие, истинно британские улыбки. Мартин довольно справедливо заметил: – В нашем городе что ни день, то развлечение. Помимо Валери, единственным человеком, не выглядевшим удивленным, был Ройер. Его зять никак не мог побороть внутреннюю боль и, казалось, не оправится уже никогда. Карин уставилась себе под ноги с совершенно разбитым видом. – Спрошу еще раз, мадам, – наконец произнес сенатор. – Давно вы обо всем знаете? – Не стану присваивать все лавры, – отозвалась Валери, подходя к напарнику. – Именно Ричард указал на ограниченные возможности, за неимением лучшего определения, вашего зятя. – Верно, – подтвердил он, хотя и не слишком убедительно, так как сам не испытывал убежденности в том, что говорил. – Какие ограниченные возможности? – последовал раздраженный вопрос от комиссара, который, к огромному облегчению Ричарда, видимо, знал еще меньше, чем он сам. – Себастьен Гроссмаллард страдает от какой-то разновидности нарушения обоняния. Он не в состоянии различать вкусы и запахи, – объявила Валери. – Причем уже очень давно. – Гроссмаллард наконец поднял голову, услышав свое имя, но ничего не сказал. – Это одна из причин, по которой он не мог создать блюдо, принесшее ему известность. В десерте сочетается слишком много тонких, нежных оттенков вкуса, совершенно недоступных для человека с подобной ограниченностью. – А каковы другие? – Что? – Валери выглядела слегка раздраженной тем, что ее прервали. – Вы сказали, что это одна из причин. Имелись и другие? – О да. Еще одна и основная причина, – она сделала выразительную паузу для усиления эффекта, – заключается в отсутствии таланта. Толпа ошарашенно замолчала. Ричард увидел в этом возможность внести свою лепту и сообщить хотя бы то немногое, что знал сам, поэтому просто сказал: – Десерт придумал не Себастьен Гроссмаллард, а его жена Анжелика. В его книге рецептов так и написано: «Dessert par Angélique». И после ее гибели он пытался воссоздать блюдо. Оно ему не принадлежало, но в мире мужчин, – Ричард кивнул на Валери, – все заслуги приписываются им. Десерт принес известность шеф-повару и стал синонимом его успеха. – Напарница ободряюще ему улыбнулась, и он продолжил: – Бедная Анжелика не смогла ужиться с эгоистичным мужем и покончила с собой, но до того успела вырвать оригинал рецепта из записной книжки, сделав воссоздание блюда еще сложнее. Думаю, именно поэтому он сейчас так расстроен. Его это свело с ума. – А что насчет убийств? – со скептическим выражением лица уточнил Лапьер, выбив почву из-под ног Ричарда. – Ну, это же очевидно, – начал блефовать тот. – Фабрис Менар и Антонин испортили десерт на открытии ресторана, а Август Татильон прилюдно облил грязью великого шеф-повара и собирался разрушить его репутацию. Он же искренне считал себя неприкосновенным. Все собравшиеся уставились на Ричарда с разными выражениями лиц: от восхищенного у Жанин и безразличного у компании из Нью-Джерси до удивленного – у Валери. Он с торжествующим видом уселся, но тут же опять вскочил и добавил с апломбом: – И использовал шантаж, чтобы получить финансирование. Открытие ресторана – дело не дешевое. – И Ричард снова опустился в кресло. – Шантаж, – понимающе повторил сенатор. – И кто, позвольте спросить, сейчас располагает компрометирующим материалом? Ричард предпочел не отвечать, потому что последние слова очень уж заинтересовали братьев Лейбовиц. – Документы находятся в безопасности, в депозитной ячейке парижского банка. – Валери была сама любезность. – Добавлю, что она открыта не на мое имя и не предусматривает доступа… – Она пресекла попытку Ройера перебить, добавив: – …пока не свершится правосудие. – И посмотрела на Гроссмалларда. Сенатор медленно кивнул и тихо произнес: – Даю слово. – Затем с презрением покосился на зятя, который по-прежнему раскачивался в кресле и что-то бормотал себе под нос. – Хотя боюсь, его сейчас смогут судить только высшие силы. – Ха! – не удержался Ричард. – Джон Гилгуд в «Убийстве по приказу» тысяча девятьсот семьдесят восьмого года! Сенатор злобно на него посмотрел за разрушенный пафос момента и обратился к Лапьеру, с трудом вставая: – Комиссар, уведите его. – Затем жестом подозвал Карин. – Идем, девочка моя. Ричард почувствовал, что кто-то хлопнул его по плечу, и обернулся. Это оказался Мартин. – Отличная работа, старина. Неплохое получилось представление! – Ты был таким смелым! – в один голос выдохнули Жанин и Джинни. – Ну, понимаете… – Сенатор? – произнесла Валери, стоявшая в дверях. – Вы обещали, что правосудие восторжествует. – Верно, мадам, – откликнулся Ройер ворчливо. Видимо, не привык, что кто-то сомневается в нем. – Я дал слово. Ричард не представлял, к чему ведет Валери, но точно знал, что обещание политика подобно мороженому в жаркую погоду и следовало максимально им насладиться до того, как оно исчезнет. – Значит, мы еще не закончили, верно? – Действительно ли это так необходимо, мадам? – помрачнел старик и кивнул на Себастьена. – Да. – Ричард никогда еще не слышал, чтобы Валери говорила настолько серьезно. Все снова расселись по местам, и она продолжила рассказывать, шагая по проходу и полностью приковав к себе всеобщее внимание: – Как я и упомянула, первым об ограниченной возможности Гроссмалларда догадался Ричард, тем самым получив главную зацепку. – Она улыбнулась напарнику, опять заставив его остро ощутить собственную неосведомленность. Несмотря на все похлопывания по спине и похвалы, он не понимал, что на самом деле происходит. – Он сообщил мне, как они с семьей отправились на ужин в ресторан Les Gens Qui Mangent, где месье Гроссмаллард, флиртуя с женой Ричарда, сделал комплимент ее духам, хотя… – Она не пользовалась парфюмерией! – возбужденно воскликнул он. – Именно. Это показалось мне странным. – У Клер от духов аллергия. – О, и у меня тоже! – добавила Джинни. – Нет, – в голос Валери закрался намек на нетерпение, – я о том, что Гроссмаллард все выдумал. Большинство женщин пользуются парфюмерией, и ложь показалась ему уместной. Но зачем так поступать? Если только не хочешь скрыть свою неспособность различать запахи. – Вот почему ему никак не удавалось правильно приготовить десерт без помощи моей бедной Анжелики. А еще – не получилось распознать подмену натурального козьего сыра на веганский. Мы давно уже знаем об этом мадам. Нарушение обоняния, да. – Не совсем так, сенатор. Себастьен Гроссмаллард сам вмешался в рецептуру десерта. И снова шеф-повар никак не отреагировал на обвинение, однако все остальные начали изумленно перешептываться. – Но зачем ему так делать, мадам? Это же бессмысленно! – воскликнул комиссар. – Потому что данный поступок показался Гроссмалларду самым разумным. Он решил, что, раз не может приготовить десерт идеально, нужно намеренно испортить его и скрыть свои недостатки, свалив все на саботаж. – С какой стати тогда вообще пытаться воссоздать десерт? – справедливо заметил Гай Гарсон, который до того молчал. – Август Татильон – вот причина. В своих попытках вернуть отцу былую славу Карин позвала на открытие ресторана представителей всех возможных средств массовой информации. Включая известного критика, который бы ждал фирменного блюда шеф-повара. У Гроссмалларда просто не осталось выбора. – Я старалась сделать как лучше, – тихо произнесла Карин с печальным выражением лица. – Если Гроссмаллард сам испортил десерт, то зачем тогда убил Менара? Они же были сообщниками! – Новый аргумент комиссара явно вызвал отклик среди аудитории, и все снова принялись одновременно переговариваться. – Мой отец не был ничьим сообщником! – Хьюго Менар в ярости вскочил на ноги. Элизабет пыталась усадить его обратно и тянула за рукав. На ее лице отчетливо читалось: «Какая теперь разница?» Валери дождалась, пока шум слегка утихнет, и откликнулась: – Согласна, они не были сообщниками. Вы поставили сыр согласно заказу Гроссмалларда. То есть веганский. – Успокоенный Хьюго сел, и она продолжила: – Фабрис Менар предупреждал вас не ввязываться в дела известного шеф-повара, но вы решили воспользоваться выпавшим шансом продвинуть новую линейку продукции. – Отец казался мне старомодным, – грустно покачал головой Хьюго. – Я думал, что он будет гордиться мной, если веганский сыр станет пользоваться успехом. – Тогда… – голос Лапьера звучал устало, – я ничего не понимаю. Вы намекаете, что Себастьен Гроссмаллард убил первую жертву, Фабриса Менара, за то, что тот не продал заказанную веганскую продукцию, хотя это сделал его сын? Какой в этом смысл? – Вот только, комиссар, первой жертвой стал не Фабрис Менар. А Анжелика Ройер. Глава тридцать шестая