«Дженнифер, – всхлипывает она. – Я только что прочла твое письмо. Я просто в шоке. Мартин занимается почтой. Он оставляет письма для меня в общей куче, но я так рассеянна, что не сразу их разбираю. В любом случае это в основном скучные и неважные письма. Но твое так важно! Если бы Мартин положил его сверху стопки, я узнала бы твой почерк и сразу бы его распечатала. Но он этого не сделал, так что я понятия не имею, когда ты его отправила. О Боже, Джен! Перезвони мне. Мартин, иногда я не верю…» – Изабель отключается. Я тронута и сразу же решаю поговорить с ней, понимая, что она напугана и обеспокоена. Хорошо, что нашлось объяснение задержки с ответом. Я вытираю слезы, делаю глубокий вдох и набираю ее номер. Изабель отвечает сразу же: – Я так рада слышать твой голос! – говорит она, а затем заливается слезами. – Не могу поверить твоим новостям… – рыдает она – Мне очень жаль. Я же говорила, когда мы виделись в последний раз, что у тебя синие губы. Я чувствовала неладное, но не ЭТО! – Пожалуйста, не плачь, Изабель. Она подавляет рыдания и бормочет: – Как ты? Если это не очень глупый вопрос? – Удивительно, но хорошо. – Мой голос странно высок. Не похоже на меня. Мое сердце норовит выпрыгнуть из груди. – О, я так рада это слышать. – Изабель громко сглатывает. Ее дыхание частое и неглубокое. – Дженнифер, а это… это… ну, ты знаешь… – Это определенно смертельно, – подсказываю я, пытаясь ей помочь. – О, это ужасно… – Она громко сопит. Молчит какое-то время. – Но это… эм-м… оно наследственное? Вот почему мне нужно было подготовиться к беседе с ней. Это даже забавно, разве нет? Насколько некоторые люди могут быть так беззастенчиво прозрачны. Как они заботятся в первую очередь не о тебе, а о себе… Мне хочется напугать ее и сказать: «Да, Изабель. Это наследственное! С материнской стороны». Но я не злая. – Нет, – отвечаю я. – Это чистое невезение. С тобой все будет хорошо. – Уф! – Она выдыхает с явным облегчением. – Понимаешь, я думаю не о себе, а о девочках. – Конечно, – отзываюсь я. – Я все понимаю. И хотя я действительно все понимаю, ее облегчение становится для меня болезненным разочарованием, подтвердающим худшие опасения: что ее заинтересовала только первая часть письма. Та часть, которая имела для нее значение. – Что ж, я искренне сочувствую, Дженнифер. Честно. И я очень хочу с тобой встретиться. Нам нужно поговорить… ну, ты знаешь… о других вещах. Я… В общем, нам стоит поговорить. Я с трудом сдерживаю восторженное восклицание. Значит, она прочла каждое слово. И открыта для обсуждения. – Да! – говорю я. – Я бы очень хотела. – О, хорошо, – произносит она. – Я боялась, что ты мне откажешь. Когда ты сможешь приехать? Сейчас? Нет, конечно, нет. Когда? У нас будет время пообщаться, да и девочки тоже будут рады тебя увидеть. В смысле, хоть ты и видела их на вечеринке, это было как-то мельком. Пару месяцев назад я была на праздновании десятого дня рождения моей племянницы Софии. Именно тогда Изабель и сказала, что у меня синие губы. Стоило бы ее послушать. – Ты ведь сможешь выйти? – продолжает она. – Извини за этот вопрос, но ты не прикована к постели? – Нет. Ну, пока нет. – Отлично. Я вызову такси для тебя. – Не стоит, я закажу «Убер». – Не глупи, – возражает Изабель, – это будет стоить целое состояние. Позволь мне позаботиться о тебе. Я воспользуюсь карточкой Мартина. Мне хотелось бы верить, что Изабель хочет проявить заботу, и, может, так оно и есть. Но если бы она действительно хотела обо мне заботиться, она бы приехала сюда сама, разве нет? Правда в том, что она никогда ни к кому не ходит. Это к ней все должны приезжать. Я умираю, а она все еще полагает, что именно я должна ее навестить. Честно говоря, мне это даже на руку. И хотя мне не особо хочется приезжать в ее великолепный загородный коттедж, это все же лучше, чем ее визит в мой дом. Дом, который она однажды охарактеризовала как «довольно милый», – и это после того, как мы с Энди только закончили ремонт. Теперь же ремонт устарел, и я не желаю наблюдать за его недостатками ее глазами. Изабель ведь заметит и большую трещину под подоконником в гостиной, и потрескавшуюся штукатурку, и, несомненно, раскритикует шум изношенного котла, который никогда полностью не нагревает комнату. Я и так знаю, что моя жизнь отличается от ее собственного уютного совершенства, – и мне вовсе не нужно, чтобы она говорила об этом вслух. Так что да. В следующую пятницу я собираюсь в гости к Изабель. Она пришлет за мной такси и приготовит для меня ужин. И это ощущается как первый положительный результат. День 73-й Пошла вторая неделя с установления моего нового рабочего расписания, и я вошла в ритм. Усталость теперь сопровождает меня повсюду – сейчас это моя новая норма. Но я рада, что получила весточку от сестры, и разочарована от того, что не услышала ни звука от Гарри, Энди и Элизабет. Я продолжаю напоминать себе, что не должна ничего ожидать. Я убираю пальто на вешалку, проверяю телефон на случай, если кто-то из них звонил (новая привычка), затем уныло сажусь за свой стол. Когда я включаю компьютер, в дверях появляется Пэтти. – Тук-тук, – она входит, закрыв за собой стеклянную дверь, что сразу же меня тревожит. – Как ты? В порядке? – спрашивает Пэтти. – Да, в порядке. – Я рада. Если ты говоришь искренне. – Это так. Я приспосабливаюсь. Она усаживается на стул напротив меня и наклоняется вперед, поставив локти на стол и нервно потирая подбородок. – Слушай, не хочу тебя волновать, но мне кажется, люди начинают что-то подозревать. – Ох. – Мое сердце замирает. – Но почему? Кто-то что-то сказал? – Нет, – отвечает Пэтти, – просто люди чувствуют, интуитивно. Я откидываюсь на спинку кресла. – Пэтти, это потому что ты знаешь. Знание делает тебя подозрительной. Наверняка ты преувеличиваешь. Я встречаюсь с людьми, разговариваю, и все ведут себя нормально. Никто не в курсе про черную метку смерти на мне, кроме тебя. Пэтти морщит лоб. – Не уверена. У меня екает под ложечкой. – Ты ведь никому не рассказывала? – Нет, нет! И не буду. По крайней мере, пока ты сама не разрешишь. – Она вздыхает и склоняет голову набок. – Но разве ты не хочешь, чтобы люди оказали тебе поддержку? – Конечно, хочу. Но я выбрала тех, от кого желала ее получить. Так проще. – Ну, тогда, наверное, я должна чувствовать себя польщенной. – Пэтти прикусывает нижнюю губу. – И разумеется, я буду хранить молчание. – Она делает паузу, во время которой я ожидаю непременного «но». – Но я хочу, чтобы ты знала: я считаю тебя потрясающей. Я улыбаюсь. Это не то «но», которого я ждала. – Вовсе нет. Ты считаешь меня странной. – И это тоже. Но потрясающе странной! Мы дружно смеемся. – Я бы хотела обнять тебя, – она смиренно улыбается, – но ты ведь решишь, что я слишком эмоциональна. – Я бы тебе позволила, но могу слишком расчувствоваться, а этого хотелось бы избежать. Пэтти шлет мне воздушный поцелуй: – Возьми пока это.