Однако я стараюсь отбросить негативные мысли и сосредоточиться на красоте и тишине. И тут мое внимание привлекает высокий мужской силуэт. У него впечатляющая фигура, отчетливо видимая в лучах солнца, золотящих окружающий ландшафт. Я надеюсь, что это собачник. Однако рядом с ним нет никакой собаки. Во мне просыпается женское начало. Когда он подходит ближе, я чувствую себя неловко, думая, что мне следовало, возможно, пойти по другой тропинке, но я не хотела быть слишком заметной. Мы приближаемся друг к другу, и я вижу, что у него темные вьющиеся волосы, развевающиеся над приподнятым воротником хорошо скроенного черного бушлата. Конечно же, он слишком ухожен, чтобы быть опасным, успокаиваю я себя. В любом случае он погружен в свои мысли и даже, кажется, не замечает меня, так что мне сразу становится стыдно за необоснованные подозрения. На самом деле он довольно красив, и я отвожу взгляд, пожалев, что не накрасилась и не уложила волосы. Мысленно смеясь над своим тщеславием, я продолжаю идти, не зная, как лучше пройти мимо него: смотреть куда-то вдаль или лучше в землю? Удивительно: порой не знаешь, куда девать глаза на таком огромном открытом пространстве. И прежде чем я успеваю принять решение, незнакомец вдруг говорит: – Доброе утро! Милая у вас шляпка. Я касаюсь головы, словно не помню, что на мне надето… А-а, берет. – Спасибо, – откликаюсь я, опустив голову и пряча улыбку. – Прекрасный день! – продолжает он и останавливается, что заставляет меня остановиться тоже. – Да, – говорю я. – Так красиво. Холодно только. – Боже, это звучит, как будто я жалуюсь? – Что привело вас сюда в этот час? Где-то тут ваша собака? – Он оглядывается по сторонам. – У меня нет собаки, – отвечаю я, гадая, так ли выглядят серийные убийцы. – У вас тоже? – У меня тоже, – признает он. – Мне просто нужно было прочистить мозги, подышать свежим воздухом. Выдалось трудное утро. У него обаятельная улыбка, мгновенно чарующая. – Честно говоря, приятно с кем-то поболтать. Я был так погружен в свои мысли, что казалось, схожу с ума. – Забавно, и у меня то же самое, – замечаю я. Если он и серийный убийца, то очень симпатичный, надо признать. – Слава Богу, что вы понимаете, – произносит он, – и не думаете, будто я чокнутый. Я ощущаю неловкость. – О, я понимаю… – говорю я. – А вы отчего сходите с ума? Ответ сам слетает с моего языка. Непонятно почему. Из-за его голоса? Его улыбки? Из-за моей потребности в очищении? – Ну, если вы действительно хотите знать, мне осталось жить семьдесят девять дней. ЧТО? Зачем я это сказала? Даже если не брать в расчет мою точность (спасибо, календарь), почему я выложила это незнакомцу? Я могла сказать что угодно. Проблемы на работе. Просроченная кредитная карта. Кажется, я нашла верное средство обрывать разговоры. Незнакомец выдыхает с неподдельной растерянностью: – Это ужасно! И смотрит на меня в потрясении. Я отвечаю таким же взглядом, прикусив губу и жалея, что не могу вернуть вырвавшихся слов. Кажется, они, как в комиксах, пылают в огромном пузыре над моей головой. – Не очень, – продолжаю я. – Извините. Мне не стоило говорить это. Я не искала сочувствия. На его лице появляется выражение сострадания. – Это просто… я постоянно думаю об этом… – О, могу себе представить. Это естественно, так что не извиняйтесь. Я рад, что вы мне рассказали. Это я должен извиниться. Выражение его глаз внушает доверие. Мы смотрим друг на друга, не очень понимая, как себя дальше вести. А затем происходит нечто чрезвычайно удивительное, как будто кто-то другой взял на себя ответственность за ситуацию: я вдруг резко шагаю к нему и целую. В прямом смысле. Прямо здесь! Я вижу его удивленное лицо и целую в полуоткрытые губы. И знаете что? Он целует меня в ответ! Да! Он делает это! И вдруг мы оказываемся будто склеены в единое целое: обнимаемся, целуемся, и он обхватывает меня, согревая от холодного воздуха. Поцелуй все длится. Мучительный, бесконечный. На его губах вкус сигарет и мяты. Мы раскованы друг с другом так, словно давно знакомы. Он поднимает меня и, закружив, переносит под защиту массивного бука, сбрасывает с меня шляпку, проводит рукой по волосам. Мы падаем на землю, и наши губы неохотно размыкаются, когда я кладу голову на его грудь. Амбровый запах от его мягкого шерстяного джемпера смешивается с ароматом его кожи, который еще сильнее меня возбуждает. Он обнимает меня и вновь притягивает к своему лицу, разворачивает так, что я оказываюсь рядом с ним на траве на боку, прижатая к его телу. Глядя мне в глаза, он гладит меня по щеке, а потом опять находит губами мои губы. Он пробуждает давно забытую часть меня: моя кожа отзывается на его прикосновения, когда он снимает с меня одежду, а мои руки, в свою очередь, раздевают его. И наш земляной матрас, грубый и бесформенный, становится для нас мягче пуховой перины. Мы путаемся в одежде друг друга, шарфы и ремни, пуговицы и крючки превращаются в сложные творения рук человеческих, от которых необходимо поскорее избавиться. И когда нам это удается – довольно неуклюже, но быстро, – мы прижимаемся друг к другу обнаженной кожей. Между поцелуями мы смеемся, глядя друг другу в глаза; удивительное очарование перевешивает чувство осторожности и страха. Никогда раньше я не чувствовала себя такой свободной. – Все нормально? – Да, – выдыхаю я. – Могу я?.. – Да. Случается неловкий момент, когда он входит в меня, но потом его руки переплетаются с моими, и мы смотрим друг на друга без смущения, улыбаясь, смеясь, целуясь и занимаясь любовью, как это всегда и бывает. Как и должно всегда быть. Он обхватывает мои ягодицы, защищая меня от трения о землю, и новый угол моего таза только усиливает ощущения. Я в полной гармонии с его телом, мой разум погружается в ритм каждого пульсирующего толчка. Мое дыхание учащается, кровь бурлит во мне – такой живой, ожившей, пока все мое тело не содрогается и я не кричу, забываясь и освобождаясь от тысячи горестей. Когда он кончает, то зарывается лицом в мои волосы и долго рычит от наслаждения, прижимаясь к моей коже. Он целует мою шею, а потом всей тяжестью своего тела наваливается на меня. Мы обнимаем друг друга, и стук наших сердец, наше учащенное дыхание – единственное, что нарушает звенящую тишину, прежде чем он шепчет мне на ухо: – Черт, это было здорово! И я отвечаю: – Да, круто. – Правда, я не уверена, что говорю это вслух, потому что в этот момент широко улыбаюсь. Он прижимает меня к себе, как будто не собирается никогда отпускать, и я не хочу, чтобы он отпускал, но затем… – Я больше не могу дышать, – говорю я, вдруг ощутив его тяжесть. Он издает негромкий смешок и откатывается в сторону. – Так хорошо? – говорит он, улыбаясь. – Лучше, чем хорошо. – Забавная штука секс, верно? – Его голос кажется невероятно успокаивающим. – Я ни с кем раньше так не веселилась. – О, дорогая, ты из тех девушек, которые обычно не зажигают свет? – Да, – хихикаю я. – Наверное. Он подхватывает мой сброшенный берет и кладет мне на лицо, прикрыв им глаза. – Теперь ты счастлива? После дней и ночей одинокого самоанализа этот интимный незнакомец заставляет меня улыбнуться. Он убирает берет и нежно целует меня в каждое веко. Мы лежим под тяжелыми осенними ветвями, улыбаясь свету, пробивающемуся сквозь листву. Я размышляю о случившемся, удивляясь тому, что чувствую себя так комфортно.