Ёперный театр! Опять зацепило. Ёрш вашу мать! Двумя пулями ещё. Обе по касательной. Одна по руке прошла, вторая по голове, но промедол в плечо вколол, а то меня повело сразу. Пришлось перевязываться. Голова кровит сильно, левая рука слушается, но тоже течёт. Мышцу распахало вдоль кости. Перевязаться удалось – замотал прямо поверх маскхалата, но минимум полчаса потерял. Пока перевязывался, как выпал из времени. Неудобно, чёрт возьми, и голова кружится. Слышу, лезет кто-то на вышку. Приготовил «Вальтер», а это «Гном». Оказывается, вторая ракета уже прошла, а меня нет, так что собрал он меня быстро. На промедоле меня какое-то время ещё продержит, а вот дальше могут быть проблемы. Крови очень много потерял, пока голову заматывал, из руки сильно текло. Весь маскхалат и левая сторона головы в крови, даже глаз залило. Протёр, а в глазах пелена какая-то. Спустились вниз. Двигаюсь как в воде, всё время себя контролировать приходится, чтобы по ступенькам ногами не промахнуться. Моих автоматчиков нет, разумеется. А кто бы сомневался? Как бы это они по меня не приголубили. Любить им меня не за что, это я их на смерть послал, могли и попрощаться со мной таким образом. Теперь уже не выяснишь. У точки сбора собрались все, даже автоматчики «Рыси» здесь, мы последние, крайние то есть. Метров восемьсот до машины меня почти на руках донесли. Ну да полуторатонный «Опель Блиц», на котором группа минёров каталась, никуда же не делся. Минёры его и подогнали, и охраняли его, пока мы не подошли. Так и ушли. Набились как селёдки в бочку и ушли. Двенадцать человек из пятнадцати наших, двое автоматчиков «Рыси» и семеро пленных прибилось. «Ода» и Тамир уехали в самом начале на «Хорьхе», отогнать его подальше, заминировать и возвращаться самостоятельно, а «Руль» остался с танкистами. Как до машины дошли, я не помню, отрубился по пути. Видимо, перенервничал, как институтка. Очнулся в кустах. Хочу всё сразу. Пить и прямо противоположное действие. Раздеться и шубу накинуть, потому что холодно и какой-то дундук мне голову и руку зачем-то замотал, и лежать неудобно. Затекло всё. Щас встану, всем задницу прочищу. Ёршиком. Голова ещё тяжёлая, как будто тот же дундук на меня три немецкие каски напялил. Рядом лежит кто-то. Попробовал привстать, опёрся на левую руку, боль, и отрубился опять. Второй раз очнулся ещё, как мне сказал «Погранец», через пару часов, это он рядом лежит. Противоположное питью действие мне уже не нужно – лежу в остывающей луже, а напоил меня тот же «Погранец», только кисти рук у него обмотаны почему-то. Мне по-прежнему холодно. Шубы у меня всё равно нет, как и другого маскхалата, и памперсов. Чудаку этому, который в собственной луже лежит, тридцать с хвостиком лет, а ссытся он по-прежнему как младенец. Вот как «Погранцу» лежать рядом с этим зассанцем? Впрочем, а куда ему деваться? Он даже отползти никуда не может. Потому что этот долбодон обожжен горючей жидкостью от ампуломёта! Я когда это услышал, даже выругаться нормально не смог. Лично я к такому готов не был. Я ж его с ребятами поставил ампуломёты таскать. Эта железяка пятнадцать килограммов весит. Мы две установки с собой взяли и все боеприпасы, что к ним были. Я же специально «Погранца» туда поставил, чтобы он никуда не влез. То, что сделал «Погранец», не поддаётся описанию и осмыслению. Более того, это полностью противоречит здравому смыслу. Договорившись с расчётами ампуломётов, чтобы они не долбили в определённый угол плаца, он забрал у них два шара с горючей жидкостью и с тремя своими бойцами ломанулся к дому коменданта, стоящему недалеко от казарм. Не глядя на стрельбу, а ведь мы с «Рысью» стреляли во всё, что шевелится. Несмотря на мечущихся пленных и охранников и не обращая внимания ни на что, кроме своей цели. И ведь пробился гадёныш! Как его пленные не прибили? Вот везунчик! Прихватив коменданта за бейцы, «Погранец» вырезал всех, до кого дотянулся, выгреб все документы. И ведь что придумал! Я ведь думал, что это я контуженый отморозок. Но этот. Этот! Малого петровского загиба не хватит для определения этого человека. «Погранец» вытащил коменданта на улицу и разбил о его голову шар с горючей жидкостью, а второй шар отправил в дом. Красавец! Я честно так и сказал. Я бы до такого не додумался. Мне бы в голову такое не пришло. Я только не понял, зачем он коменданта на улицу потащил? В доме же проще. Так ему и сказал, а руку пожать ему не могу, на него несколько капель жидкости попало, и обе кисти у него замотаны, и левая нога в придачу. У «Погранца» ещё двое ранены, кроме него. Один в правую руку, второму, уже на выходе, один из пленных палкой в голову зарядил. Хорошо, боец чуть повернуться успел, а то так с палкой в голове остаток жизни бы и проходил. Пленному потом объяснили по ходу дела, что он своего освободителя отоварил. Этот же пленный потом этого бойца на руках к машине и притащил и сейчас за нами ухаживает. Тоже здоровый дядя. Чуть-чуть поменьше «Старшины» размерами. Бойца до грузовика он притащил на руках со всем, что на него было навешано, а навешано на всех них всегда очень много. Тридцать пять килограммов экипировки – это самый минимум, который таскает боец даже в самый простой рейд. Зато все бойцы «Погранца», да и сам «Погранец» довольны до жути. Они же думали, я лаяться буду, подарки раздавать в виде нарядов на кухню. Какая кухня на ухо? Мы ещё до неё не добрались. Потом обязательно, как же без кухни? А лаяться я сейчас не могу, у меня голова кружится и в сон клонит. На этой лирической ноте меня вырубило опять. Наша безумная атака удалась. «Сержу» с «Гномом» даже удалось нас всех собрать и вывезти в район недавно выбитого хутора. Только до самого хутора мы не добрались и сидим сейчас в лесу. По дорогам шарится столько возбуждённого народа, что «Серж» не рискнул дальше ехать. В район концлагеря стягиваются все кому не лень. Даже по этой второстепенной дороге в восьмидесяти километрах от концлагеря периодически проскакивают местные полицаи, а что творится там, я даже представить себе не могу. Там город рядом, там бойня сейчас. И организовал и осуществил эту бойню я, и жить мне с осознанием этого остаток жизни. Загнав машину в перелесок, «Серж» отправил «Рысь» к нам на базу пешком, с наказом привести на хутор Клауса и группу поддержки, а то наша инвалидная команда сама передвигается с трудом. «Рысь» ушёл один, ему помощники не нужны. Уже поздним вечером мы загрузились в грузовик и ещё через несколько часов неспешно доползли до полуразваленного хутора. Здесь нас уже встречали «Рысь», «Фея», Сара и Клаус. Хорошо, что не Санта Клаус, а то я решил бы, что меня в рай занесло, но при наличии Сары и «Феи» всё почти как в раю. Девчонки привычно, в четыре руки помыли, перевязали и переодели меня. «Рысь» сказал, что мой маскхалат годится только на помойку. Уложили обратно и красотками обложили, так что мне все завидуют. * * * Сегодня двенадцатое июня. Максимум через двадцать дней мне надо отправлять Виталика с Верой, а я на ноги встать не могу, а главное, лежу и думаю. Чего это я вдруг так вскинулся с этим концлагерем? Как будто я не знал о двадцати шести миллионах погибших в этой войне? О тех же пленных, которые сотнями в день умирали и умирают в шталаг-340 в Даугавпилсе? Ради чего я убил «Руля»? Во имя чего там, под Резекне, до сих пор убивают пленных, которых я, только я и никто другой выпустил, вооружил и бросил? Для чего я обрядил в форму НКВД пятьдесят человек и пустил их под нож? Они ведь даже уйти далеко не могли. Тем же танком управлял «Руль», а сами танкисты через два часа боя на двести метров от танка отойти не смогут. Да ладно, чего я сам себя уговариваю? Всё это я сделал специально, для этого и форму из блиндажа забирал. Не попались бы пленные, пришлось бы отлавливать полицаев и подставлять их. После возвращения «Оды» решение я принял спонтанно, но потом подленько подставил умирающих пленных вместо своих мальчишек. А грызу я себя только потому, что пленные прекрасно всё это поняли и напоследок угостили меня очередью из автомата. Не благородно? Не по-человечески? Так не бывает в жизни: пришёл – увидел – победил. Так только в красивых сказках бывает. Обычно: пришёл – увидели тебя – обгадился по полной программе. Не было никакого другого выхода. Совсем. Только сдохнуть вместе с пленными, впустую угробив всех своих мальчишек, которых готовил всю зиму уничтожать живую силу противника. Да, некоторая часть людей спасётся. Да, я дал людям возможность умереть с оружием в руках. Да, наконец-то, мы дотянулись до карателей, расстреливающих евреев и пленных. Да, мы перебили охранников концлагеря, и это уже третий начальник концлагеря, который умер не просто не своей смертью, но и смертью очень не простой. Но лично мне от этого не легче. Стоп! А это хорошая идея. Третий начальник концлагеря! Ну, «Погранец»! Документы-то он притащил, даже форму с сапогами приволок. Барахольщик. Знает, как я к форме отношусь. Вот и напишем листовки с подробным описанием этого беспредельного подвига отмороженного на всю голову бойца по имени «Погранец». Пусть и ему достанется кусочек моей славы. Если «Погранец» доживёт до освобождения этих мест, пойдёт ему в копилку, а в журнал боевых действий внесём их настоящие имена. Займутся этим новые курсанты и Авиэль, эта работа им по плечу. Заодно и расскажу, чем группа нового пограничника будет заниматься осенью. Листовки раскидаем по деревням при первом же выходе в город и в первом же рейде и чуть позже передадим по радио. Просто открытым текстом в управление к «Сержу». Пусть люди порадуются. То, что на части нападавших надета форма НКВД, немцы просекут сразу. Допускаю, что кого-то возьмут живыми, но это и всё. На базе, на полуострове остались только снаряды, закопанные в землю, и две бочки горючки. Об этой заначке знает только «Руль», отдельно лежит немного продуктов. Я разговаривал с «Рулём» и сказал ему, что, выпустив большую часть боекомплекта, он может вернуться на базу, заправиться, загрузить снаряды и тут же уходить в любую сторону, кроме нашей. Я ему даже направление отхода приблизительное прикинул. Для него главное продержаться до ночи, а потом, бросив танк, уходить на тот хутор, который они выбивали с «Погранцом». Мы сейчас на втором хуторе. Второй вариант – это сразу уходить в сторону Псковской области и теряться уже там. «Рулю» надо всё время двигаться, не останавливаясь нигде больше, чем на пятнадцать минут. Ещё одна моя головная боль это «Ода» и Тамир. У «Оды» была фора по времени, машину он должен был бросить недалеко от города, с противоположной стороны. Затем сразу же уходить и не меньше недели сидеть в лесу, пережидая облавы, но это же мальчишки, голова у них работает совсем иначе. Сидеть неделю в лесу «Ода» не будет, так как маршрут передвижения я оставил ему свободный. «Хорьх» ребята забили минами, боеприпасами и продуктами так, что машина ползла, цепляясь кузовом за кочки. Двигались они вместе с танком. Затем, после прохода танка, «Ода» должен был заминировать дорогу от базы карателей в город и уходить оттуда. Вот куда его понесёт, я даже представить не берусь, хотя нет, в данном случае берусь. Ведомый маниакальной привычкой убирать собственную пятую точку как можно дальше от неприятностей, я вбил во всех курсантов, проходящих зимой обучение, понимание, что действия диверсанта должны быть абсолютно непредсказуемыми. Именно поэтому я предоставляю группам полную свободу передвижения, а раз я запретил возвращаться на базу сразу, «Ода» пойдёт в противоположную от базы сторону, в Эстонию, и будет сначала развлекаться, а потом и отсиживаться там, или я его плохо учил. Вчера утром мы отловили шестерых пленных из лагеря. Они вышли прямо к нашему разваленному хутору и встали на днёвку в тридцати метрах от лежащей в охранении Сары. Умница Сара просекла всё сразу, дождалась, когда они уснули, и добралась до нашей стоянки. Ребят мы, разумеется, спеленали, чтобы при захвате они сами себя не покалечили. Хорошо, что «Серж» здесь со всеми живёт, прокачивает людей из нового пополнения. Так что он сразу показал нашим пленникам свой железобетонный документ на тряпочке, который всегда действует безотказно, а потом они друг друга признали. Оружие-то «Серж» и «Гном» выдавали, вернее, контролировали процесс, а у этих ребят винтовки немецкие, явно из нашего грузовика, и «трёхлинейка», на шестерых три ствола и одиннадцать патронов. Сильно эти ребята жить хотели, здесь от лагеря по лесам километров сто двадцать, если не больше. После кормёжки лагерной, без продуктов и через жутчайшую облаву пройти такое расстояние это постараться надо. Я сразу предложил им у нас остаться, потом и «Серж» подключился. Возражений не последовало. Да какие там возражения? Они уже на последнем издыхании до нас дошли. Вовремя мы им попались, очень вовремя. Я не стал перебираться в госпиталь, мне надо было с этими бойцами пожить, присмотреться. Только «Погранца» с обоими его ребятами отправил. У «Погранца» ожоги, они долго не заживают. Хорошо ещё, на него даже не капли этой жидкости попали, а пыль от этих капель. Иначе «Погранец» сгорел бы как начальник концлагеря. Один боец ранен в руку, но тяжело, пуля перебила кость, ещё один надолго выбыл, ну и второй его боец с черепно-мозговой травмой, со своей необычной нянькой. Потешаются над последним и его сиделкой теперь все кому не лень, даже девчонки. Так вдвоём с тем пленным, что его отоварил, и перевели. Они теперь неразлучны. «Погранец» сказал, что эту няньку к себе заберёт, больно ему понравилось, что у него будет свой персональный «Старшина». А «Нянька» доволен, ему сказали, что «Погранец» с комендантом лагеря сотворил, так мужик аж прослезился. Теперь авторитетней «Погранца» для него никого нет, так за двоими и ухаживает. Этот рассказ в художественном пересказе выдали и вновь прибывшим красноармейцам, тоже прошло на «ура». Вместо «Погранца» я оставил здесь «Стрижа» с остатком его группы, пусть тоже к людям присматривается, может, отберёт себе кого. Да человек пять и отберёт, а остальными усилим группу «Погранца», если никто больше не вернётся. Глава 12 22 июня 1942 года Сегодня ночью я с «Феей» и Сарой перебрался на базу боепитания. Хутора находятся недалеко друг от друга. Так сложилось, что хутора, которые разведывал «Рысь», размещаются вокруг неширокого, но длинного леса, с редкими вкраплениями небольших лесных озёр. Просто подъезды к ним с разных просёлочных дорог, и получается, что можно пройти через лес, если знаешь как, это ближе или по дорогам, полям и перелескам, но это значительно дальше. Я предпочёл дальнюю дорогу, а раненых вели с разведкой через лес. Со здоровьем у меня значительно лучше. Дырка на руке уже почти зажила, там пулей только кожу стесало и слегонца мышцу распороло. По голове пуля проехалась больше, прошла у левого уха, оттого и крови много вытекло. Хорошо, кость сплошная, отсутствие мозгов тоже иногда плюс. В общем, заживает. Ходить, по крайней мере, стал сам, не падая. Меня, правда, девчонки кормят как на убой и ухаживают, как за хрустальной вазой, разве что только не полируют, но это для меня уже в порядке вещей. На базе рулит Виталик. Четыре дня назад часть моей группы под руководством «Сержа» ушла за моей посылкой, которую я оставил, выбравшись из Краславы. Сегодня под утро они вернулись, почти сразу же после моего прихода и тоже по дороге. Виталик забрал у ребят посылку и утащил всё в дальнюю землянку, а ко мне подошли «Рысь» с «Сержем». Напарник начал без предисловия. – Всё плохо, командир. Упыри «ведро» нашли. «Рысь» расскажет. Тут же подключился «Рысь»: – Когда шли туда, «Серж» предложил зайти к твоему недоброневику. Пошёл один, до «ведра» не дошёл – засёк пару наблюдателей. Егеря. Сидят очень грамотно. В полукилометре от них, в овраге, нашёл ещё пятерых с рацией и ручным пулемётом. С нашей стороны никого не ждут, обложили противоположную сторону и подъезд со стороны Краславы, поэтому мы шли так долго. Потом проверял каждую травинку, у посылки никого не было, но на подходах следы есть. Хорошо, что посылку оставляли далеко от основной дороги. Вдоль дороги стоят секреты из полицаев. Подходы к «ведру» обложили егеря. С нашей стороны у самой дороги около отделения при двух пулемётах. Дальше я не ходил. Опасно. Если засекут, не уйти. Обратно тоже шли сторожко. С нашей стороны всё чисто. К базе Давида даже не совались. Там наблюдателей могут посадить на острова. Я их обнаружить не смогу, а они, если засекут, сразу прижмут нас к озеру. Все секреты егерей с рациями, – докладывал «Рысь», обстоятельно показывая мне обстановку на карте. – Наблюдателей в овраге вырезать можно? Или из «глушаков» перебить? – думая о своём, спросил я. – Можно, если аккуратно подойти. Днём егеря почти не проверяются, но наблюдателей придётся снимать из карабинов, они в поле лежат. Очень правильно расположились, близко не подобраться. С той стороны их не видно, а сзади, в трёхстах метрах, овраг с пулемётчиком. – Это не есть хорошо, но не сильно смертельно, с нашей стороны есть пара просёлочных дорог, выходящих на нужную нам дорогу. Теперь придётся использовать один из грузовиков вместо «ведра». Нет, два грузовика, и один из них трёхтонный санитарный фургон, второй маленький «Блиц» и два мотоцикла с пулемётами. Из полуторатонного «Опеля» сделаем передвижную огневую точку с двумя «Максимами», а в санитарный фургон посадим Клауса в форме военного врача и «Батю» за руль. Значит, направление на Краславу обложили егеря. Очень хорошо. Все леса и все дороги они держать не в состоянии, тем более что леса и хутора с этой стороны они уже прошлой осенью проверили. Основные наблюдатели у них со стороны лесного массива и Освеи, они ждут, что за «ведром» вернутся из леса с противоположной стороны, и будут держать эту егерскую группу со средствами усиления здесь до посинения. Вот и пусть сидят. Вторая егерская группа расположилась около склада с горючим. Надо только прикинуть, в каких населённых пунктах они держат мобильные группы, чтобы не напороться на солдатиков, желающих съездить за наш счёт на пару недель в Германию. Нет, ребята. За наш счёт только на кладбище или в госпиталь и на инвалидность. Уже год, как идёт война, целый год. Чёрт, я только вечером об этом подумал, после того как Виталик напомнил. Целый год, и почти год как мы здесь куролесим. Интересно, наши действия хоть на что-то повлияют? Хоть какой-нибудь смысл есть в том, что мы появились здесь? Нет, я всё равно останусь. Я не покривил перед Виталькой душой. Дома я действительно не в своей тарелке. Мне постоянно не хватает адреналина, а к своему командиру, «Стерху», я не пошёл, так как не был готов к его мутным и совершенно незаконным делам. Да и вообще со «Стерхом» как на войне, а мне после госпиталя хотелось пожить дома. Мама болела, потом умерла как-то быстро. Через год я продал две наши квартиры и с помощью Дениса построил дом. Не хотел всё время теребить душу воспоминаниями детства. Так что в моём мире меня никто, кроме двух подружек, не ждёт. Да и то уже вряд ли. К тому же то, что я задумал в Саласпилсе, надо доделать, ведь там уже работает группа Зераха. Бросить всё и уйти можно. Но как потом жить с сознанием того, что, натворив за год то, что мы натворили, я бросил своих людей фактически на лютую смерть? Ведь нас ловят уже все кому не лень, и я не просто так отправил группу Зераха к Риге. Там нас перестали искать, поняв, что мы сидим в местных лесах, и теперь плотно их обложив. Я думаю совсем о другом. Не будет ли хуже от моих действий? Вот это после последнего лагеря не даёт мне покоя. С другой стороны, пленных в лагерях всех перебьют и без моей помощи, или они перемрут в них от голода и болезней, а вот убитые каратели и начальники лагерей с предателями отправились на тот свет здорово раньше срока. Что само по себе не может меня не радовать. * * * Позавчера пришёл «Руль» и притащил двоих танкистов. Одного притащил на себе, за другим потом ходили «Нянька» с «Рысью», а я «Руля» уже похоронил. Честно не верил, что он вернётся. Пришёл я к нему в госпиталь уже поздно вечером. Ноги не шли, а не идти было нельзя. Пришёл, сел рядом на матрас и привалился к стене землянки. Мне нечего было ему сказать, но «Руль» начал сам: – Командир, а иначе было нельзя? – Парень смотрел на меня с обидой и невысказанной болью. Досталось ему неслабо. Явно повидал такое, что вспоминать будет всю оставшуюся жизнь. – Можно. Почему нельзя? Есть такая поговорка, Яков: не делай добра, не получишь зла. Вот это о нас. – Ты о чём, Командир? – «Руль» был удивлён. Не этого ответа он ждал. – Как тебе сказать? Прошли бы мимо первого концлагеря, пришли бы спокойно домой, но не прошли, а с риском для своей жизни спасли восемьсот человек. Пришёл «Ода» из разведки. Я взял и сунул вас в пекло, потому что иначе не мог, а теперь все ходят и мне в спину плюют, потому что я почему-то отвечаю за то, что их командиры не научили их воевать. Всю зиму мы учили вас совсем другому. Не безумным штыковым атакам, а уничтожению противника малыми силами. Подчёркиваю, уничтожению противника, а не освобождению большого количества людей. Я только об этом. Мы ничем не могли им больше помочь. Только сдохнуть вместе с ними. Вы вообще права не имели туда ходить, и я не имел права вас всех туда отправлять, потому что у нас есть другая цель, и по этой цели сейчас работает группа Зераха. С тобой просто. Набираешь свою группу, ждёшь, когда мы придём из рейда, и скажешь, останешься с нами или уйдёшь, как Давид. Пока вы на этой базе, никаких боевых действий. Здесь раненые, их быстро не уберёшь, а вокруг егеря лазают. Только высунетесь, всех уничтожат. Самых активных полицаев в этом районе выбили «Погранец» с «Рысью» тогда, когда куролесили все остальные. Больше к этому району привлекать внимание нельзя. – Именно поэтому я посылал сюда самых здравомыслящих и аккуратных командиров и работал в этом районе сам. От этой базы мы будем работать весь остаток лета и осень, уходя в дальние рейды.