Ответа не последовало. Дверь в ванную была распахнута настежь. Квартира была невелика, и Ройстоуну не потребовалось много времени, чтобы убедиться: Сильвии нет. Наконец он пошел в кабинет, уже поняв, что Сильвия отправилась на одну из своих длинных одиноких прогулок. Он увидел конверт на письменном столе сразу, как только открыл дверь в кабинет. Письмо было коротким: Дорогой Хью, надеюсь, это будет не слишком сильным ударом, но я собираюсь поймать утренний автобус на Оксфорд, потому что решила покинуть Користон — и тебя. Думаю, ты догадываешься почему, хотя сама я как-то не слишком уверена. Единственное, в чем уверена, — я больше не в силах выносить этот ваш Корстон, по крайней мере, сейчас. Возможно, это не навсегда. Даже надеюсь, что не навсегда. И я обещаю давать о себе знать, так что, пожалуйста — пожалуйста! — не пытайся меня искать. Если кто-нибудь спросит — кто-нибудь из попечителей в этот ваш День учредителя, скажи… можешь сказать им, что мне нужно было срочно уехать к больной подруге. С любовью, Сильвия. ГЛАВА 12 Следующую неделю, даже две, Хью Ройстоун провел как в тумане. Жестоко оскорбленный тем, что Сильвия бросила его, он подчинился ее просьбе и не делал никаких попыток ее найти. Он приносил извинения, лгал, скрывал свое горе за кипучей энергией, твердо решив, что никто не узнает правду. Слишком хорошо он представлял себе те комментарии, какими обменивались бы старшие воспитанники, эти юнцы и девицы, — да и кое-кто из педагогов, — если бы узнали, что молодая жена директора оставила его с носом. К счастью, дел в Корстоне было у него сейчас невпроворот. Помимо обычной рутины, конец триместра Святой Троицы, быстро приближавшийся, всегда был чреват для директора множеством дополнительных сложностей. Нужно было подготовить годовой отчет для попечителей; предстоял целый ряд спортивных мероприятий, и его личное в них участие считалось весьма желательным, если и не строго обязательным; следовало проверить и подписать табель успеваемости каждого воспитанника, а с теми из них, кто осенью уже не вернется в Корстон, встретиться отдельно. Он должен был провести собеседования с кандидатами на три возникшие в школе вакансии, а также составить планы — и обсудить их — на следующий триместр, хотя до него было еще далеко. Короче говоря, Ройстоун был занят сверх головы. Он работал до глубокой ночи и старался не думать о Сильвии. Так что канун Дня учредителя — а вместе с ним и появление в Корстоне членов попечительского совета — подоспел слишком быстро. Председателем совета был лорд Пенмерет, бывший член кабинета министров. Дольше всех состоявшими в совете и наиболее влиятельными его членами были сэр Ричард Стокуэлл, маленький, щуплый человечек, скорее напоминавший жокея, в действительности же — удачливый бизнесмен; священнослужитель официальной англиканской церкви, преподобный Хорейс Танзел, и миссис Девойна Картер-Блэк, чей покойный супруг был самым щедрым жертвователем Корстона. Два оставшихся попечителя были назначены позднее, и Ройстоун относился к ним как к пустому месту, по крайней мере в данное время. Но первых четырех он почитал себя обязанным убедить в том, то дела в Корстоне по-прежнему идут хорошо. В назначенное время, как было заведено, попечители собрались в кабинете директора. Лорд Пенмерет расположился за директорским столом, Ройстоуну пришлось сесть сбоку. В кабинет были внесены удобные кресла, и остальные члены совета заняли места кто где, не чинясь. Фрэнсис Белл скромно устроилась за столиком в углу, чтобы вести протокол. Лорд Пенмерет открыл заседание, поздравил Ройстоуна с недавней женитьбой и выразил сожаление, что им не удастся в столь знаменательный день познакомиться с миссис Ройстоун. Ройстоун коротко поблагодарил. Протокол предыдущего заседания был проверен и одобрен вместе с финансовым отчетом. Ройстоун встал и зачитал свой отчет. Когда он закончил, на минуту воцарилось молчание, затем лорд Пенмерет своим густым министерским голосом сказал: — Весьма вам благодарен, господин директор. Теперь же, я полагаю, вы и мисс Белл будете столь любезны и покинете нас ненадолго, чтобы мы могли посовещаться… обсудить относящиеся к делу события. — Ради всего святого, что он подразумевал под «относящимися к делу событиями»? — спросила Фрэнсис, как только она и Ройстоун вышли в смежную с кабинетом приемную. — Думаю, жалобы на то, что школа стала рассадником наркоманов и торговцев наркотиками, а также секса и еще Бог весть чего! — Ройстоун пожал плечами. — Но почему же он так вот и не сказал? — Фрэнсис кипела от возмущения. — Кстати, — добавила она, — я не успела сказать вам раньше… директор вашего бывшего колледжа позвонил сегодня утром и выразил надежду, что вы… и миссис Ройстоун… остановитесь у него, когда приедете в Оксфорд на конференцию директоров школ в конце месяца. Я сказала, что уверена — вы будете очень рады. Все правильно? — Да. Это было бы чудесно. — Улыбка Ройстоуна выражала удовольствие. Но тут же выражение его лица изменилось: он подумал о том, как трудно будет объясняться по поводу столь длительного отсутствия Сильвии, и о совещании, проходившем сейчас. — В том случае, если я все еще буду директором, — проговорил он наконец, — и если Пенмерет не собирается как раз в эту минуту предложить мне подать прошение об отставке. — Хью! Вы не должны так думать! Попечители не могут… — Они-то, конечно, могут. Но не падайте духом, Фрэнсис, я вовсе не убежден, что они именно так и поступят… пока не разразится еще какая-нибудь катастрофа. — Избави Боже! В этом триместре их и так уже было слишком много, с тех пор как… Что хотела сказать Фрэнсис, осталось тайной, ибо в дверях показался один из недавно назначенных попечителей и поманил их, приглашая вернуться в кабинет. Они вошли и заняли прежние места. Лорд Пенмерет прочистил горло и остановил неподвижный взгляд на секретарше. — Суть того, что мы будем сейчас обсуждать, должна быть записана, мисс Белл, но разглашению не подлежит, как и любые другие наши обсуждения. Вы понимаете? — Да, сэр, конечно, — сказала Фрэнсис. Председатель повернулся к Ройстоуну. — Господин директор, мы обсуждали сейчас те неприятные события, которые, похоже, лавиной обрушились на Корстон в этом триместре. Как вы, вероятно, знаете — а если не знаете, то легко догадываетесь, — мы получили много жалоб от родителей воспитанников, замешанных в эти истории, а также от других, до которых дошли о них слухи. Мы хотели бы обсудить это сейчас вместе с вами. Разберемся по каждому вопросу отдельно. Первый вопрос — употребление наркотиков. — Лорд Пенмерет оглядел своих коллег. Заговорил сэр Ричард Стокуэлл. — Господин директор, прежде всего я хотел бы узнать, до того, как заболел маленький Эвелон, было ли вам известно, что в школе имеет место проблема наркотиков? — Мне неизвестно это и сейчас, сэр Ричард. — Ройстоун говорил мягко, разве что слегка уклончиво. — Единственный случай вряд ли может быть назван проблемой наркотиков. Но я вас заверяю: до того как обнаружилось, что Эвелон курил марихуану, и я услышал от мистера Лейтона о Пирсоне и Грее, я понятия не имел о том, что у кого-либо в школе имеются наркотические средства — помимо предписанных врачами, конечно. — Ах да, бедняга Стив Лейтон, — сказал сэр Ричард, непринужденно меняя тему. — Я надеялся, что здесь у него дела пойдут успешно. Его отец, как вы знаете, мой добрый приятель. Вы не думаете, что обошлись с ним слишком круто? Насколько я понимаю, все зависело исключительно от того, как толковать события… Вы не намерены пересмотреть свое решение? — Нет, сэр Ричард. — Прекрасно. В вашем договоре обусловлено ваше право самому подбирать сотрудников. — Сэр Ричард говорил холодно. — Мисс Дарби и мистер Форд тоже, как я понимаю, намерены покинуть Корстон. — Оба уходят по собственному желанию, сэр Ричард. Паула — мисс Дарби — хочет уехать к родственникам в Австралию. Мистер Форд, я полагаю… — …был здесь не слишком счастлив. — К удивлению Ройстоуна, подал голос один из новых попечителей — «пустое место»; он вступил в разговор, пожалуй, слишком напыщенно. — И это весьма печально, ибо, насколько я понимаю, вам просто повезло, что удалось заполучить его. У него отличные рекомендации, и потом, мне кажется, среди молодых математиков не так уж много мужчин, желающих посвятить себя преподаванию. По правде сказать, я был рад рекомендовать его в другую школу, где имею честь состоять в правлении. — Надеюсь, там он будет счастлив. — Хью Ройстоун постарался, чтобы это не прозвучало слишком саркастически. Форд блестящий педагог, согласился он с «пустым местом», но для Корстона не подходит. Его отношение к дисциплине временами оставляло желать много лучшего, и он был склонен вступать в чрезмерно приятельские отношения со своими учениками. — Тут, знаете, важно остановиться на золотой середине, — сказал Ройстоун и, помолчав, добавил: — Я готов признать, что мои собственные отношения с Фордом были далеки от идеала. Думаю, это можно квалифицировать как психологическую несовместимость. Я желаю ему всего наилучшего на новом месте, — закончил Ройстоун с несколько натянутой улыбкой. — Прекрасно сказано и убедительно. Подобные сшибки школе никогда не на пользу, — вмешался преподобный Танзел; это был худощавый человек, на вид брюзга, но говорил он вполне приветливо. — А теперь я хотел бы вернуться назад, к тому, о чем вы сказали ранее. Вы упомянули об одном случае употребления наркотиков. Но ведь их было два: Эвелон и те два юноши, которых вы исключили? — Я считаю, что оба эти случая связаны между собой, — тотчас ответил Ройстоун. — Бригадир Пирсон с вами не согласен, — сказал лорд Пенмерет. — Он клянется, что ни его сын, ни Грей не способны лгать, если дело так серьезно. — Они, без сомнения, лгали, сэр. Их наставник, мистер Джойнер, нашел у них в комнате еще сигареты с марихуаной. — Поколебавшись, Ройстоун продолжал: — Если бы не это, я, пожалуй, оправдал бы их за недоказуемостью и поверил бы им на слово. Им ведь предстояло сдать выпускной экзамен, как вы знаете. — Подумайте, однако, как это может отразиться на их будущем. — Сурово, господин директор, слишком сурово — принимая во внимание все обстоятельства. — Тем более что у вас нет неопровержимых доказательств, что Эвелона снабдили сигаретами они. В конце концов, даже если у них было сколько-то там еще сигарет, мальчик мог найти их сам. — Нельзя же допустить, чтобы Корстон прославился как исправительная школа. Ройстоун оставил без ответа хор критических голосов. Большую часть обвинений он уже слышал в тех же выражениях от Сильвии, и повторение не оказало на него никакого воздействия. С бесстрастным выражением лица он ждал, не делая никаких попыток отстаивать свои действия. — К счастью, — сказал лорд Пенмерет, — Пирсону и Грею особой бедой это не грозит. Как вы знаете, Джон Кворри сумел найти кое-какие связи и добился для них разрешения экзаменоваться с учащимися одной весьма известной лондонской школы. — Что? — Ройстоун не мог скрыть изумления. — Это сделал Кворри? — Вы не знали? — Сэр Ричард Стокуэлл был явно доволен. — Нет, — холодно ответил Ройстоун. — Мистер Кворри, очевидно, не счел нужным сообщить мне. — Как интересно! — Кажется, это была первая реплика миссис Картер-Блэк, хотя она и следила за обсуждением, блестя глазами и по-воробьиному крутя головой. Неожиданно она обернулась в кресле назад, к Фрэнсис, и спросила: — Мисс Белл, а вы не знали случайно о том, что мистер Кворри помог этим юношам? Фрэнсис Белл, захваченная врасплох, постаралась не встретиться глазами с Ройстоуном. — Нет, я знала, — созналась она. — Мне сказала Лин Джойнер, жена их наставника, под великим секретом. — Похоже на то, господин директор, что в Корстоне многое случается без вашего ведома, — бесстрастно заметил лорд Пенмерет. — И тут самое время перейти к следующей теме. Джейн Хилмен. Во-первых, девочка оставила школу и живет теперь у кузины ее матери, миссис Грентли, которая оказалась приятельницей нашей уважаемой миссис Картер-Блэк. Мы знаем, таким образом, что она в хороших руках. Но Джейн все еще отказывается назвать имя отца ребенка, и я, перед тем как ехать сюда, получил от адвоката мистера Хилмена письмо, в котором он угрожает возбудить дело против школы за то, что дочь его доверителя, находясь под опекой школы и будучи еще несовершеннолетней, забеременела. Что до меня, то я ни в коем случае не допускаю, чтобы подобное дело было выиграно в суде, однако скандальной шумихи при этом не избежать. Разумеется, я как можно скорее проконсультируюсь с нашими адвокатами… то есть если вы все согласны. Все кивнули в знак согласия, и разговор перешел на второстепенные относительно Джейн Хилмен детали. Ройстоуна спросили о Бетти Фэрроу и разбитой бутылке джина, о том, как Джейн Хилмен потеряла сознание в ванне, об украденной из квартиры Кворри бутылке джина и о том, как реагировали писавшие экзаменационную работу учащиеся на поведение пьяной Джейн. Поскольку все уже были настроены против директора за то, что он исключил Пирсона и Грея, обсуждать историю с Джейн Хилмен не стали. Однако вероятность судебного процесса и скандала по-прежнему оставалась. И ни у кого не было сомнений, что репутации Корстон-колледжа — репутации, за которую последние годы был ответствен директор Хью Ройстоун, нанесено несколько тяжких ударов. Парадный обед для попечителей в этот вечер прошел гладко, более гладко, чем можно было ожидать, хотя начался он не слишком радужно. Фрэнсис Белл, Хелен и Джон Кворри ожидали попечителей в квартире Ройстоуна. Фрэнсис Белл без конца просила прощения у Хью за то, что утаила от него, как Джон Кворри помог Пирсону и Грею с экзаменовкой, но сам Джон Кворри вовсе не был склонен приносить извинения. — Конечно, мы тебе не сказали, — резко сказал он Ройстоуну. — Мы знали, ты ни за что не согласишься. Но это нужно было сделать. Это же абсурд, чтобы мальчики не имели возможности сдать экзамены! Короткая сцена, грозившая взрывом, была прервана появлением лорда Пенмерета, за которым вскоре вошли и остальные. Подали напитки, затем все проследовали в столовую. Обед удался на славу, вина были превосходные, и председатель, теперь размягченный, произнес ритуальный тост за процветание школы, поблагодарил Хелен и Фрэнсис и предложил тост за них, в вознаграждение за их труды. О Сильвии даже не упомянули, и Хью показалось, что о ее существовании просто забыли. Вряд ли можно было ожидать, что вечер для Ройстоуна окажется приятным, хотя он изо всех сил старался выглядеть общительным и естественным. Он был рад, когда гости, за исключением ночевавшего у него лорда Пенмерета, удалились. Хью предложил председателю совета выпить по последней рюмке, но Пенмерет отказался. — Есть еще одно дельце, которое я хотел бы обсудить с вами, прежде чем отправиться спать и избавить вас от своего присутствия, — сказал лорд Пенмерет. Он стоял, расставив ноги, спиной к камину, как будто грел спину у воображаемого огня. Его лицо было красней, чем всегда, но от вина или от замешательства, сказать было трудно. Он еще немного поколебался и наконец с неожиданной теплотой сказал: — Мы устроили вам паршивый денек, директор, но могло быть и похуже. Сидевший в кресле Ройстоун поднял на него глаза и пожал плечами. — Попечители имеют право на критику, — сказал он. — И невозможно отрицать, этот триместр был не из лучших. Пенмерет продолжал, словно не слыша: — О, жалоб всегда предостаточно. Смешно: люди редко пишут затем, чтобы выразить свое удовлетворение школой… или вообще чем бы то ни было… Но не в этом дело. Я получил еще одно письмо… отнюдь не приятное… которое, мне кажется, вы должны прочитать.