– Позвольте, – мисс Бёрч потянулась к его руке, нервно сжимавшей листок с рецептом. – Не стоит! – рука с листком нырнула в карман пальто. – У меня… болит зуб. – В таком случае, я могла бы дать вам обезболивающее. Или, если боль не сильная, могу посоветовать раствор из соды и соли. Наверняка в вашем отеле найдётся… Молодой человек выскочил из аптеки. Выражение досады, тихого отчаяния на его лице какое-то время маячило перед глазами Вероники, словно повиснув в воздухе. – Gumbov ne prodajamo[5], – сухо сказала продавщица, уставившись на пальто девушки. Мисс Бёрч сообразила, что лишилась пары пуговиц, пока совершала захватывающее турне на животе по заледенелым камням. Да, стоило вызвать полицию. Приключения хороши, пока за вами идёт ангел в белом, а если он в чёрном и грязном… Впрочем, попытка установить контакт с продавщицей тоже провалилась – та уже равнодушно отчалила в другой конец прилавка к посетителю в очках. Отвернувшись к окну, Вероника обнаружила две новости: пошёл снег, который она так любила, и куда-то исчез её головорез. Глава 2 А в антикварной лавке, что ютилась на той же улочке, мисс Эмили Нортон пыталась купить деревянные часы в виде скворечника. Пожилая пара, владевшая магазином, упиралась в цене. Если походная сумка и удобные современные брюки ещё могли сбить с толку, то обувь на тонкой подошве и неумение стоять на своём выдавали в мисс Нортон новоиспечённую туристку с потрохами. – Последние, что мы сохранить, – уверял мужчина. – Остальные – бух! – он хлопнул в ладони. – Война! Его громкое грассирование в сочетании с сильным акцентом производило на слушателя магически устрашающее воздействие. Эмили Нортон растерянно глядела на часы. Механизм работал ладно, что было продемонстрировано, но эти трещины на крыше и у основания домика… – Да, вещь красивая, – неуверенно звучал голос мисс Нортон. – Хотя тут трещины… – Где? Вот эти? Разумеется, есть трещины! Но очень- очень старые! – И вот тут, кажется, не хватает одной птички… – Ах, не хватать маленькая птичка! Милая мисс! До войны – бух! – мы ездить далеко, смотреть пирамиды. Сфинкс – бух! – нет носа! Там, где должен быть нос, – ничего нет! А мы платить за весь сфинкс, и за нос тоже! А пирамиды – много камней, много-много старых камней! Трещины, дыры, пыль, песок. Словно там – бух! – война! Но вы должны много платить, много-много платить, чтобы видеть сфинкс без носа… Он потёр указательный палец о большой. Мисс Нортон была пристыжена. – Конечно, вы правы. Со временем всё только дорожает. Я просто боюсь, что в дороге часы могут треснуть сильнее… Сидевшая за кассой хозяйка не выдержала: – Мисс! Её кулак обрушился на крышу скворечника, словно молот аукциониста. Покатилось эхо. – To je hrast![6] – прозвучало, как «Продано!». Теперь, после того, как дерево каким-то чудом не разлетелось в щепки, Эмили Нортон была повержена. Мужчина полез под прилавок за картоном, обнажая дёсны в самой дружелюбной улыбке, на какую был способен. – Упаковка – бесплатно! Что ж, считала мисс Нортон, она сделала всё, что могла. А ведь и правда: дереву в часах должно быть не меньше ста лет, к тому же какой-то редкий местный производитель, а она так по-глупому себя повела, решив возражать. Но ведь её сестра учила – за границей нужно торговаться, а её сестра всё знает лучше. Трогательная, милая, молодая – первое, что приходит на ум при виде Эмили Нортон. Воплощение бедной родственницы, почти библейское (если бы в Библии писали про младших незамужних сестёр). Впрочем, писательница детективов Вероника Бёрч с порога дала иное определение мисс Нортон – хроническая старая дева. И даже несмотря на то, что Эмили Нортон было всего двадцать восемь лет, на которые она и выглядела. В свою очередь Эмили, едва зазвучал колокольчик над дверью, не могла поверить своим глазам – в магазин вошла обожаемая ею писательница. – Извините, – сказала Вероника, стряхивая с головы снег, – можно ли вызвать полицию? Из рук продавца едва не выпал столетний дуб. Его жена встала со стула. – Policijo? Tukaj? Št! Nobene policije! Kaj za?[7] – Понимаете, я стала жертвой возмутительного преследования, и… – Мисс Вероника Бёрч! – не сдержалась Эмили. – Вы? Здесь? Это невероятно! Как всегда, всё решил случай. Вероника привыкла натыкаться на поклонников в самых укромных уголках планеты, а среди поклонников, знала она, нередко были хорошие рабы и защитники. Вероника улыбнулась в ответ и спросила: – Вы путешествуете одна? – О нет! Боюсь, сама бы я уже давно потерялась где-нибудь ещё по дороге, выпала за борт или ещё что! – взволнованно защебетала Эмили. – Я со своей старшей сестрой и её семейством. У них с Джоном трое детей, и я, можно сказать, свалилась на них четвёртым ребёнком. Вероника поняла, что с определением «старой девы» попала в точку. Она улыбнулась ещё раз и поглядела на часы, которые были почти упакованы. – Вы уже расплатились? – Ой, что же я стою… – За сколько вы их берёте? Эмили, копошась в большой сумке в поисках кошелька, назвала цену. – Вы с ума сошли! – мисс Бёрч повернулась к пожилой паре: – Я сама заплачу за эти часы, но вдвое меньше. У женщины за кассой вмиг посерело лицо. Продавец, вероятно решив, что неправильно расслышал, спросил: – Вы хотеть купить часы? Невозможно. Эта милая мисс покупать часы. Вероника одарила их усмешкой и, подхватив под руку Эмили, повела её на улицу. – Мисс Бёрч, я… – Вам нужно набраться опыта, дорогая, – говорила Вероника, словно старшая гейша давала наставления начинающей. Они стремительно удалялись от лавки. – Но как же… – Подождите несколько секунд. Увидите. По улице тихо сыпал снег. Через несколько секунд Эмили Нортон услышала далеко за спиной колокольчик. Продавец кричал им с крыльца магазина, и, что примечательно – куда-то делся его экзотический грозный акцент. Вероника посмотрела на свою спутницу. – Вы – волшебница! – заявила та. – Ничего особенного. Мой отец владеет сувенирной лавкой. Он всегда изображает полнейшее непонимание, когда с ним пытаются торговаться на английском туристы из Японии. Ну что, заберём ваши часы? Они рассмеялись. Через пять минут, неся увесистый пакет с одной стороны, а с другой держа под руку мисс Бёрч, Эмили охотно делилась подробностями своего первого в жизни вояжа. Итак, ей было двадцать восемь. Работала массажисткой, в войну – медсестрой в госпитале. Они со старшей сестрой, её мужем и их тремя детьми добрались сюда на круизном лайнере «Королева морей». Корабль остановился в Триесте. До этого они посетили Венецию – удивительное зрелище зимой! – а до этого был Марсель – тут впечатлений меньше, но вот Барселона – другое дело! Конечно, покрытые снегом города так или иначе похожи друг на друга, но в одних тебе уютно, а в других – совсем нет. Говорят, зимняя Москва очень неуютная. Эмили боялась, что в Югославии будет так же. Век живи – век учись. Югославия – восхитительна! Зимой это словно сказочное королевство! В детстве, помнится, её любимой книгой была та, где вместо привычных страниц были объёмные силуэты из картона. Там был замок на горе в самом центре, а вокруг него – деревня, и всё было покрыто снегом. Всё здесь так похоже на те картонки… Вероника, не без удовольствия внимая потоку речей (они, безусловно, успокаивали), то и дело озиралась по сторонам. Уже стали встречаться прохожие, но у злобного незнакомца, по-видимому, появился новый объект преследования. Через некоторое время они вышли к реке, и там, окончательно почувствовав облегчение, Вероника вынула из сумки камеру. Эмили в тот момент восторженно вещала о красотах Каннареджо[8]. – Только взгляните на этого дракона, – вклинилась мисс Бёрч в описание статуи Мадонны, когда-то украшавшей огород скульптора[9]. – Давайте вы встанете рядом, а я вас сфотографирую. Эмили послушно перебежала дорогу и замерла прямо под крылатым змеем на постаменте. Вероника, сделав кадр, присоединилась к спутнице на мосту, и теперь они не спеша двигались к правому берегу Любляницы. – Боюсь, я вас утомила, – сказала Эмили Нортон.