Миссис Палмер пришла в себя и спокойно сказала: – Мистер Робинсон попросил у старшего сына консервный нож. Тот полез в свой рюкзак, но ничего не нашёл. Тогда он сказал, что сам откроет… – А его отец выразил большие сомнения на этот счёт. – Ты просто слова не даёшь вставить! – Прости, дорогая, я думал, ты не уточнишь… – Я прекрасно помню все детали, спасибо, Дик. Так вот. Мистер Робинсон выразил большие сомнения насчёт сил старшего сына. Однако этот молодой человек повозился с непослушной крышкой и всё-таки смог отколупать её. – При этом он случайно облил своего брата… – Ну всё, Дик, давай ты будешь рассказывать, а я буду, как всегда, молчать! – Прости, дорогая, я просто вспомнил, как младший сын прикрикнул на старшего… – И ты решил, что я, конечно же, об этом эпизоде напрочь забыла, да? – Виноват, дорогая… – Лучше бы ты читал свою газету, Дик! Когда ты с ней, ты не так много болтаешь! Так вот. Старший сын вылил немного ликёра на младшего. Тот зашумел, начались выяснения отношений… В общем, бутылочку старший сын передал через сестру отцу, а мистер Робинсон вручил её мисс Нортон. Миссис Робинсон, пребывая в образе, не захотела ничего пить, тогда мисс Нортон сама взялась её поить. – Как вы думаете, вы бы заметили, как кто-то что-то насыпает в ликёр, если бы внимательно следили за бутылкой? – спросил Карлсен. Мистер Палмер покачал головой и сказал: – Мы бы не увидели. Бутылка ныряла вниз, потом выныривала вверх… Нет, боюсь, нам ничего не было видно. – Понимаю. Что было потом? – Потом, – взяла слово Софи Палмер, – все понемногу успокоились. Разумеется, кроме миссис Робинсон, – она-то продолжала тихо ныть сестре о том, как она страдает, и всё в таком духе, ну а сестра её, конечно же, успокаивала, обнимала, что-то ей нашёптывала. Мисс Нортон, должна сказать, очень легко поддаётся манипуляциям, если вы понимаете, о чём я. Потом вагончик приехал, и когда мы с Ричардом стали выходить – мы были первыми, – то увидели, как мисс Нортон дала бутылочку с остатками ликёра миссис Робинсон, а та взяла и отшвырнула её куда-то на пол с таким остервенением, что мисс Нортон испугалась и поняла, что к сестре лучше пока не лезть со своей заботой. За нами вышли остальные. Честно говоря, мы даже не заметили, что миссис Робинсон не вышла вместе со всеми. Со мной стала болтать мисс Бёрч, и я, разумеется, была этому рада. Мистер Палмер кивнул, подтверждая вышесказанное. – Вот, пожалуй, и всё, – подытожила миссис Палмер. Глава 2 Как только за Палмерами закрылась дверь, из кладовой выкатились Фабьены. У Жоржетты в руках из ниоткуда возникли спицы и пряжа. Лицо её сына было серо-зелёным. – Антуан с детства чах от самых безобидных простуд. Плесень его уже почти задушила. Но что хочу сказать: эта женщина – Антуан, закрой уши! – ей нужно обрубить язык и бросить его на съедение псам, чтобы она, не дай бог, его не нашла. Это ж надо так травить жизнь своему супругу. Я бы ей подсыпала порошка, а не той, что вы нашли в подъёмнике, Поль. Карлсен посмотрел на Каннингема. – А вы что думаете, сэр? Пол Каннингем, поразмыслив, сказал: – Поведение Тамары Робинсон похоже на карнавал. Очень пёстрая палитра эмоций. То она пытается вызвать к себе жалость, то со злостью берёт бутылку у сострадающей сестры и бросает на пол. – Этот эпизод мне тоже показался интересным, – заметил Карлсен. – Но его можно объяснить очень просто: миссис Робинсон хотела жалости от мужа или детей, а получила её от сестры, которая, судя по всему, и без того ходила перед ней на задних лапках. Вагон прибывает наверх, а игру в больную так никто и не оценил, и миссис Робинсон вымещает раздражение на бутылке и сестре. – Наверное, пока рано спрашивать, продвинулись ли мы хоть на дюйм? – улыбнулся Каннингем. Карлсен остановился, перестав ходить взад-вперёд, и вздохнул. – Ну, если подруги миссис Палмер как-то причастны к смерти миссис Робинсон, то у нас масса информации. Жоржетта, не отрываясь от вязания, сказала: – Муж у неё просто золото. Но сама – змея, обвилась вокруг него и медленно душит. – Вы того же мнения о мистере Палмере? – спросил у Каннингема Карлсен. – Пожалуй, я согласен с мадам Фабьен. Но вы, кажется, чем-то здесь озадачены? – Пожалуй, что да… Я уже делился своим весьма стереотипным мнением о молчаливом американце. Но должен признать, в данном случае ошибки быть не может. Я почти уверен, что мистер Палмер пытался от нас что-то скрыть. – Юноша остановил взгляд на двери в кладовку. – Но разве это важно? – удивился Каннингем. – Палмеры навряд ли имеют хоть какое-то отношение к смерти миссис Робинсон. – Это совершенно неважно в контексте убийства, что мы расследуем, но мне всё же хотелось бы ясно понимать, с кем я разговариваю. Дискомфорт, что испытывал в диалоге со мной мистер Палмер, может быть важным ключом, скажем, в выборе каких-то его слов или слов его жены, если она знает, из-за чего мистер Палмер был не в своей тарелке. Ах, ладно! Забудем пока. Возможно, я сам это всё придумал. – Кого вы хотели бы позвать следующим? – Я думаю, это будет сестра убитой. Жоржетта, не отрываясь от вязания, скомандовала: – Антуан, по местам! Минут через десять в кабинет вошла Эмили Нортон. Внешний вид Карлсена нисколько не удивил девушку. У неё было бледное личико и совершенно пустой взгляд. Мысли её, если они вообще были, витали где-то в другом измерении. Адам Карлсен принёс свои соболезнования. Мисс Нортон поблагодарила тихим голосом. – Что вы хотели узнать у меня? – Мисс Нортон, мы пытаемся пролить свет на внезапную смерть вашей сестры. Эмили подняла глаза. – Есть обстоятельства, указывающие на то, что миссис Робинсон отравили вероналом. – Боже, нет… я так и знала… – прошептали её губы. – Это стало понятно после вскрытия? – Результатов вскрытия ещё нет, но на горлышке бутылки из-под травяного ликёра обнаружены следы веронала. – Так и знала… – повторила Эмили Нортон. Задыхаясь от ужаса, она поведала о своих подозрениях, о пропавшем барбитале, о снах с мёртвыми родственниками. Её рассказ плавно перетёк в подробности её встречи с Вероникой Бёрч. Карлсен внимательно слушал. Его лицо то хмурилось, то выражало сомнение, то становилось совершенно бесстрастным. А когда наступила тишина, он с долей недовольства произнёс: – Значит, веронал пропал ещё на корабле? Странно. Это никак не вяжется с тем, что я думал… Ну да ладно. – Простите? – не поняла Эмили. – Не обращайте внимания. Значит, вы, как я понимаю, ни разу не предостерегли сестру от опасности? – Какой глупой я была! Вы представляете? Я могла предотвратить всё это, если бы только сказала Тамаре… Но я не хотела её волновать, ведь я не была уверена… Её здоровье было очень слабым, хоть она и делала вид, что была сильной. Адам сдвинул брови. – Её здоровье было слабым? – спросил он. – Да. Высокое давление, и, бывало, пульс поднимался выше ста ударов. И ещё её мучили боли в пояснице, у неё немели и отекали конечности. Я часто делала ей массаж. – Значит, когда вы сопровождали её до фуникулёра, ей в самом деле нездоровилось? – О, в тот момент ей было очень плохо. Я это чувствовала. Моя сестра была комком нервов. Как-то в военные годы – я тогда работала в госпитале – кто-то из врачей дал почитать мне статью о заболевании моей сестры. Тогда я узнала, что это направление в медицине называется психосоматика. Если Тамару обижали, это отражалось на её физическом состоянии. На фуникулёре она заплакала от бессилия. Она так долго терпела жестокое отношение Джона… Терпела ненависть со стороны Мэри… Леонард порой на неё срывался. Она не понимала, за что её так ненавидят. Ведь они все живут как у Христа за пазухой благодаря Тамаре, а об неё только ноги вытирали. Эмили всхлипнула. Адам спросил: – Она принимала какие-то лекарства? – Да, что-то от давления. У неё всегда с собой были эти таблетки на крайний случай.