– Он когда-нибудь ссорился с миссис Робинсон? – Ну, бывало раз или два. Хочу, чтобы вы поняли: Коннор – не человек с мозгом ребёнка. Он совершенно здоровый взрослый юноша. Просто у него чистейшая душа. – Я понимаю, – заверил его Адам. – Но скажите, Коннор когда-нибудь повышал голос на свою мать? Джон Робинсон вздохнул и посмотрел на норвежца исподлобья. – Вам это Эмили наболтала, не так ли? Что ж. Скажу вам одно: вы просто представить себе не можете, каким человеком была моя супруга. Да, на корабле она заставила Коннора выйти из себя, а это, поверьте, дело трудное. Легче заставить Леонарда выучить уроки. – Вам известно, из-за чего они поругались? Мистер Робинсон покачал головой: – Понятия не имею. Но вполне могу представить, как Тамара придумала какую-то очередную глупость и начала промывать ею мозги Коннора. – После этого они помирились? – По-моему, потом они просто не виделись, Коннор ушёл в свою каюту или ещё куда-то. А когда мы уже сходили на берег, казалось, что ничего и не было. У нас в семье так всегда. Когда буря заканчивается, все вновь общаются как ни в чём не бывало. На этих словах лицо Карлсена немного вытянулось. – В самом деле? – произнёс он озадаченно. – У меня сложилось совсем иное впечатление… Джон перебил его, с равнодушием махнув рукой: – Да, понимаю, о чём вы. Ваше впечатление вас не обманывает. Только вы должны понимать: мы общаемся после каждой ссоры как прежде, потому что у нас нет другого выхода. Пол Каннингем, наблюдавший из угла, мог поклясться, что в ту секунду глаза Карлсена вдруг зардели таинственным пламенем. – Это похоже на тяжёлую форму наркомании, – продолжил мистер Робинсон. – Тамара намеренно щекочет мне нервы, я взрываюсь, мы ругаемся, и оба знаем, что это пагубно для нас. Но стоит страстям затихнуть, как мы вспоминаем, за что полюбили друг друга много лет назад. Только с годами от этой зависимости в нас накопилось много побочного. Расшатанные нервы, злость, обида, усталость… и даже сожаление о зря прожитых годах… Глава 5 Джон достал сигареты. – Хотите? Через минуту, когда трое мужчин курили, мистер Робинсон сказал: – Мы оба устали от такой жизни. Но Тамара всё же пыталась сохранить брак. Мне кажется, это чисто женское видение жизни. – Вы просили развод? – Как-то в очередных ссорах – и, кажется, я был нетрезв – у меня выскальзывали слова о желании развестись. Потом, правда, всё как будто забывалось. – Как будто, – повторил Карлсен. – Ну… вы же понимаете, что на самом деле ни я, ни тем более Тамара этого не забыли. – Да, женщины такого не забывают. – Ей хотелось во что бы то ни стало не дать семье распасться. Но я не понимаю почему. Тамара была во многом умнее других женщин, хоть и сложной. Уж она могла понять спустя столько лет, что нам лучше развестись, потому что мы чужие люди. Иногда казалось, что она это прекрасно понимает, но ей будто нравилось играть со мной в какую-то игру. В какую-то идиотскую женскую игру, полную интриг и прочей мути. Мистер Робинсон стряхнул пепел, облизал сухие губы. – Возможно, она думала, что если отпустит меня, то лишится какой-то важной игрушки. – Это очень мужское толкование проблемы, не так ли? – Карлсен затянулся и выпустил дым через ноздри. Джон Робинсон спросил: – Что вы имеете в виду? – Я имею в виду, что поведение женщины – единственная вещь, не поддающаяся изучению. – А как бы вы объяснили? – Поведение вашей жены? Мне, как человеку со стороны, кажется, что за всеми сложностями, которые сопровождали слова и действия миссис Робинсон, скрывалось чувство любви к вам. Возможно, она не могла до вас достучаться иначе. Джону явно не нравилась тема. Он раздражённо поёрзал в кресле и спросил: – Сколько вам лет? – Двадцать. – Нет, вы только представьте! – Разве не с моими сверстниками вы предпочитаете проводить время? Мистер Робинсон щёлкнул языком. – Опять Эмили наболтала? – И всё-таки? Мужчина почесал двухдневную щетину. – Я общаюсь с теми, с кем мне интересно. Но я никогда ничего не рассказываю о том, что происходит в моей личной жизни. Никому. Я впервые обсуждаю это с кем-то… И ему двадцать, а на нём купальный халат. – Здравый смысл вы не утратили. Кстати, о врачах. Вы сказали, что ваша жена часто болела, но не всегда обращалась к врачу. Вы считаете, что она симулировала боли? – Я считаю, что она иногда симулировала. Для этого у неё было два повода. Во-первых, это было её оружием, которое она использовала во время ссоры, когда чувствовала, что проигрывает. Во-вторых, она разыгрывала, как правило, сердечные боли, если ей вдруг становилось скучно и она хотела, чтобы на неё обратили внимание. – А какие боли, по-вашему, миссис Робинсон не симулировала? – Вы неверно задаёте вопрос. У неё действительно отекали ноги, руки, давление могло подскочить вместе с пульсом. Тут понимаете, какое дело… Она могла порой симулировать и те болезни, которые у неё действительно имелись. Поэтому отличить настоящую боль от выдуманной могла только она или опытный специалист. – Вам известно, какими препаратами она лечилась? – По-моему, таблетки, чтобы понижать давление. Может, ещё что-то, но я больше ничего об этом не знаю. И вдруг лицо мистера Робинсона резко покраснело от нахлынувшего гнева, он выговорил сквозь зубы: – Глупая! Глупая женщина! Я сто раз ей это повторял! Из-за своего вранья она могла оказаться в опасном положении! Ей невдомёк, что однажды я бы не поверил в эти боли, когда ей могло стать плохо по-настоящему! – Но, кажется, именно это произошло на фуникулёре? Джон Робинсон свесил голову и промолчал. Адам Карлсен спросил: – Вы ведь ей не поверили? Ответ звучал тихо: – Нет. – И сейчас, вспоминая тот день, всё ещё не верите, что ей нездоровилось? – Я не знаю. Нужно дождаться вскрытия. – Но ведь ей стало плохо ещё в автобусе. Мистер Робинсон сильно ударил в подлокотник. – Чёрт! – взорвался он. – Я не знаю! Нет, я не верю, что ей было плохо! Хотя ей должно было быть плохо! Когда я вернулся с завтрака за вещами, она допивала кофе! Как вы думаете, человек, страдающий от повышенного давления, будет пить кофе, если ему плохо? Нет! Она симулировала, как обычно! Да, бывало, что её мучили боли в дороге. И давление подскакивало, и этот чёртов ревматизм. В этот раз хоть Эмили была рядом, она массировала ей спину, шею, конечности, и мне не приходилось, слава богу, всем этим заниматься. Но в тот раз я бы всё равно не поверил ей! Карлсен дал ему поостыть. Минуты три спустя Джон Робинсон сказал: